Последняя любовь президента

Андрей Курков, 2007

«Последняя любовь президента» – почти детективная история, которая произошла с человеком, пришедшем на вершину власти и заплатившим за это своим сердцем в прямом и переносном смысле. У президента чужое сердце, более того, это сердце можно остановить в любую минуту. Кто за этим стоит и кому это выгодно? Что может спасти президента и вернуть ему способность чувствовать и любить?

27

Киев. Октябрь 2014 года. Ночь.

За окном дома по Десятинной улице хлещет дождь. Он бьет по стеклам, бьет по моим барабанным перепонкам. Но я сплю. В камине догорают дрова. Я сквозь некрепкий сон слышу их треск, и он немного оттеняет шум дождя. У меня был трудный день. Ничто так не выматывает меня, как ежемесячное обращение к нации по телевидению. Это все в прямом эфире. Потом пресс-конференция. И тоже в прямом эфире. И вопросы — один веселее другого. «Будет ли Украина вводить санкции против Польши в ответ на запрет въезда в Польшу украинского транспорта с дизельными двигателями?» «Что вы думаете о законопроекте, предусматривающем натурализацию нелегальных эмигрантов?» «Когда правительство наведет порядок в энергетическом секторе?»

Мне еще слышатся во сне все эти вопросы. Два часа ночи. И вдруг — легкий стук в двери. Стук продолжается несколько минут, пока я не открываю глаза.

Я фокусирую взгляд на затухающем огне камина. Поднимаюсь и, накинув халат, подхожу к двери.

— Извините, господин президент, — тихо докладывает начальник охраны полковник Потапенко. — К вам Николай Львович рвется. Что-то срочное.

— Что у тебя? — спрашиваю я, заходя в гостиную, где он дожидается моего пробуждения.

— Утром Казимир объявит о повышении цен на электричество, — нервно тараторит Львович. — На пятьдесят процентов! Вы понимаете, что это значит?

— Но это же его частное электричество, — отвечаю я. — У нас страна с рыночной экономикой. Что мы можем сделать?

— Присядьте! — просит Львович. Потом оборачивается к дежурному охраннику: — Что ты стоишь, как истукан, пойди сделай кофе!

Пока охранника нет, Львович наклоняется в мою сторону и нервно шепчет:

— Это только начало! Вы поймите! Он снова начнет отключать должников. А кто у него главный должник — государство! Он и вас отключит! Он скупал облэнерго для того, чтобы в один момент отключить свет во всей стране, сделать себя президентом и снова включить свет! И вот. Вы представляете себе, что может произойти! А все потому, что все электричество в руках у одного человека!

— Но это же Федюк ему разрешил!

— Правильно, но президент Федюк сидит в тюрьме за нанесение ущерба государству… Кстати, может, вы все-таки подпишете изменения к указу?.. По поводу увеличения предельной суммы ущерба?

— Ты меня не запутывай! Два часа ночи! — злюсь я.

— Хорошо, хорошо! — Львович кивает. — Нам надо срочные меры.

— Предложения есть?

— Есть.

По выражению его круглого лица можно понять, что предложения могут вызвать у меня возражения.

— Надо собрать парламент, — осторожно говорит он.

— Когда? Сейчас?

— Сейчас. — Он смотрит на высокие напольные часы. — На четыре утра. Не весь. Всю оппозицию — она Казимира ненавидит — и центристов. Тогда голосов хватит. Вы выступите против планов Казимира и предложите законопроект.

— Какой?

— Я подготовил. «О производстве дешевого электричества и реструктуризации государственного долга за потребленную электроэнергию». Добавим туда статью о введении моратория на поднятие цен за электроэнергию до следующих президентских выборов. Пройдет! Голосов хватит.

Охранник возвращается в комнату. За ним — сонная горничная с кофейником.

— Собирай парламент! — говорю я Львовичу.

Он перезванивает кому-то из своих по мобильному.

— Слышишь! План «А»! — говорит он и дает отбой.

Я пью кофе и пытаюсь себе представить план «Б». Наверняка такой план существует, придуманный на случай моего несогласия с планом «А».

Нет ничего лучше, чем выступление перед сонным парламентом. Правда, и сам я немного сонный, но это делу не вредит. В зале витает атмосфера повышенной ответственности. Ночные заседания могли бы здорово продвинуть страну в сторону Европы, но используем мы эту возможность крайне редко. Третий раз за два года.

Результат голосования превосходит мои ожидания. Указ принят и вступает в силу немедленно.

После заседания парламента меня отзывает в сторонку генерал Светлов. Он, оказывается, тоже не спит по ночам.

— Я дам приказ изъять все документы по неплательщикам за электричество, — предлагает он. — Тогда мы сразу выбьем у них из рук последние козыри!

— Молодец! Вперед! — напутствую его я.

От парламента стартуют три сотни «мерсов», «ягуаров», «лексусов», развозя все еще сонных оппозиционеров и центристов по домам. Я смотрю из окна второго этажа на это пчелиное движение. Красота! Желтые фары проводят по предрассветному сумраку красивые двойные линии. Машины словно летят на запах далеких цветов, они спешат за пыльцой. Они хотят быть первыми.

— Ну как? — раздается за спиной довольный голос Львовича.

Я оборачиваюсь.

— Великолепно! Проси чего хочешь! — полушутя заявляю я.

— Указик подпишите! Об увеличении суммы предельного ущерба.

Я вздыхаю, и вдруг мысли мои проясняются и становятся понятными и конкретными.

— Хорошо, — говорю я. — Только указ не будет иметь обратной силы — те, которые сидят по старому указу, останутся сидеть!

— Конечно, — разводит руками Львович. — Зачем их трогать! Главное ведь — будущее!

— И еще. — Мое лицо делается непроницаемо-серьезным. — Мне нужно срочно улететь с государственным визитом. До девяти утра! Разборки с Казимиром должны проходить в мое отсутствие!

Львович задумывается.

— Хорошо, — кивает он. — Поезжайте прямо в Борисполь. Я сейчас свяжусь с МИДом и с аэропортом. Самолет будет готов. Пока туда доедете, подберем страну для визита.