Последняя любовь президента

Андрей Курков, 2007

«Последняя любовь президента» – почти детективная история, которая произошла с человеком, пришедшем на вершину власти и заплатившим за это своим сердцем в прямом и переносном смысле. У президента чужое сердце, более того, это сердце можно остановить в любую минуту. Кто за этим стоит и кому это выгодно? Что может спасти президента и вернуть ему способность чувствовать и любить?

22

Париж. Кафе «Бушерон». Октябрь 2011 года.

— Я хочу замуж, — сказала она, глядя на бокал молодого божоле.

— Все женщины рано или поздно хотят замуж, — согласился я, прикуривая от спички бармена сигаретку «Галуаз». — Это не значит, что они хотят счастья. Они хотят стабильности.

— В прошлый раз, в Брюсселе, ты обещал бросить курить. Ты обещал, что мы будем встречаться не реже, чем раз в десять дней. Ты не обещал на мне жениться, но сам мне рассказывал, что твоя жена умерла уже три года назад, а дочь учится в Америке. Неужели я не могу заменить ей мать?

Всякий раз, когда мы встречались с Вероникой, разговор начинался с перепалки и взаимных претензий. Это свидание не стало исключением. Я смотрел на нее, красавицу, постепенно теряющую свою молодость и от этого становящуюся более требовательной к жизни и к своему окружению. Я был частью ее ближайшего окружения. Она жила на Владимирской, но в Киеве мы не встречались. Это было невозможно. Зато можно было купить билет в Париж. Один для меня, второй, на следующий рейс, для нее. Можно было встретить ее в аэропорту Шарля де Голля с букетом цветов. Отвезти в гостиницу «Шератон». Дать понежиться два часа в ванной, заказать в номер ароматический массаж и бутылку шампанского. Можно было дать ей пару раз в месяц почувствовать себя гранд-дамой, светской львицей, правда, вне светского общества.

— Что ты молчишь? — спросила она. Дотронулась накрашенными губками до вина и поставила бокал на стойку бара.

— Молодое божоле — это праздник для бедных, — усмехнулся я. — Молодое вино не может быть хорошим. Запомни!

— Если бы я запоминала все твои истины, то стала бы кладезем банальностей!

— Запомни или, вернее, не забывай, что ты — молодая, красивая, желающая выйти замуж женщина, — пропел я.

Она на мгновение растаяла, но быстро стряхнула с себя удовольствие, полученное от моих слов. Расправила плечи и резанула меня взглядом прищуренных зеленых глаз.

— А ты — технократ, лишенный чувств и не разбирающийся в технике. Даже в технике любви! Ты только рвешься куда-то, сам не зная куда!

— Я рвался не куда-то, а сюда. Я мечтал увидеться с тобой. Я сделал для этого все возможное и даже, можно сказать, пренебрег интересами Родины!

— Не произноси слово «родина» с большой буквы! — Она с сожалением покачала головой. — Ты не перед избирателями, не в парламенте. Ты вообще сейчас нигде! Тебя даже тут, рядом со мной, нет!

— Нет, я только с тобой. — Я посмотрел на свои часы. «Филипп Патек» показывал половину шестого. — Я даю тебе еще двадцать минут на претензии, а потом мы идем ужинать!

Вероника бросила взгляд на свои платиновые часики «Тюссо» — мой подарок к ее тридцатипятилетию. И кивнула.

И тут же ее агрессивность исчезла. Она, вероятно, подумала о времени. О том, что каждый отрезок жизни измеряется минутами и часами, и если безалаберно тратить минуты, отпущенные на счастье, то и счастье получится куцое, как из секонд-хэнда.

— Я тебя не обманула, — мягко произнесла она. — Я хочу замуж, и если ты не против, то выйду уже через месяц.

— За кого? — спросил я, любуясь артистической грустью на ее лице.

— За Алхимова.

— За старшего или за младшего?

— Ты смеешься? Конечно, за младшего.

— Да. — Я кивнул с совершенно серьезным выражением лица. — Старший богаче, но младший моложе и тоже не бедный. В конце концов и папино богатство перейдет к нему, если на бензозаправочном фронте не возникнут новые боевые действия. Что тебе сказать? Останавливать тебя я не имею права. Выходи!

В глазах Вероники блеснули слезы.

— Ты уже прощаешься со мной? — спросил я. — А как же ужин?

— Нет. — Она мотнула головой. — У нас же еще два дня вместе. Я не имею права прерывать наше свидание. Брак — это одно, любовь — другое. Изредка они совпадают.

Из ее глаз действительно выкатились две слезинки и поползли по щечкам вниз.

«Ей стоило бы поправиться», — подумал я, глядя на Веронику, на ее тонкое, изящное лицо, на изумрудную блузочку, на такую же изумрудную узкую юбку до колен, мешавшую ей легко забрасывать ногу на ногу.

— Тебе же с ним придется жить, — произнес я задумчиво. — Вы не будете с ним встречаться в Париже или в Амстердаме, не будете гулять по набережной Темзы возле Пимлико.

— Я понимаю, я все понимаю. — Она поднялась, оправила юбку. — Я сейчас!

И, взяв косметичку, Вероника пошла приводить себя в порядок.

Я подумал о том, что ее заготовленный и отрепетированный монолог вдруг превратился в искренний крик души. Она этого не ожидала и поэтому не совладала с собой. Теперь только зеркало туалетной комнаты сможет помочь ей восстановить свои силы. Силы женщины — в лице, в боевой раскраске бровей, щек и ресниц, в сочетании твердой интонации с твердостью взгляда. Это тяжкий труд — быть красивой женщиной. Даже не просто быть, а ЖИТЬ красивой женщиной. Я ей не завидовал. Такая жизнь часто упирается в одиночество, как внезапно обрывающаяся дорога.