Прости, мне плевать, что нельзя

Ана Сакру, 2021

Я вышла замуж не по собственной воле. Отец продал меня своему конкуренту, Вадиму Палею, в обмен на мир между нашими семьями. Но это не помогло. Папу убили практически сразу после моей свадьбы. Мой муж – жесткий и могущественный человек. Я не люблю его. Боюсь. Но разве у меня есть выбор? С детства меня учили подчиняться. И я исполню свой долг. Буду Вадиму послушной и примерной женой, не задающей лишних вопросов. Даже несмотря на то, что он вдвое старше меня и его взбалмошный сын – мой ровесник. Его сын. Он так смотрит… Но нам нельзя. Содержит нецензурную брань.

Глава 12

"Плохие дяди съедят тебя после того, как сгноят твоего отца," — заезженной пластинкой звучит голос младшего Палея в голове.

Дьявол. Снова меняю позу, утыкаясь носом в иллюминатор. Никогда ещё полёт не казался мне таким долгим и таким коротким одновременно. Долгим, потому что я слишком нервничаю, чтобы усидеть на одном месте. Коротким, потому что страшно ступать на родную землю, а время посадки неумолимо приближается.

Не успели мы отойти от первого шока из-за новости о смерти отца, как мне позвонил Вадим. Сухо выразил соболезнования и сказал, что на нас уже куплены билеты обратно. Надо собираться и бежать в аэропорт, если мы не хотим пропустить похороны. Устроил их мой муж сам. Мама в это время прошипела, что и причину похорон он тоже сам устроил. Но я велела ей замолчать. Мы этого не знаем. И не можем говорить такое без уверенности. Страшное обвинение. Особенно для меня. Как с этим жить дальше? Мозг взрывался от одной лишь мысли. Тело скручивало вполне реальной физической болью. Никогда я раньше не была настолько ранена происходящим и растеряна. В памяти всплывали обрывки фраз, взгляды, события…Мой муж — чудовище? Как мне жить с ним, если это правда? Или он теперь просто избавится от меня? Об этом предупреждал Антон? Мамочка, как страшно…

Забираюсь на кресло в самолете с ногами, крепко обхватывая себя руками. По коже то и дело прокатывается нервный озноб. Я просто хочу проснуться. Пусть всё это будет сон. Пожалуйста.

В аэропорту нас встречают люди моего мужа. Узнаю только Казима. Остальных не помню.

— Вадим Львович не смог приехать, просил за него извиниться, — ровным голосом сообщает Казимов, забирая у меня ручку моего чемодана, — Он будет вечером.

Я лишь киваю. Лицо невольно расслабляется, и только сейчас я осознаю, насколько была напряжена. Я боялась встречи с мужем. Боялась увидеть в его глазах, что это действительно он. Боялась прочитать в холодном взгляде приговор себе и остаткам своей семьи. Да, мне нужна эта маленькая передышка.

Меня разлучают с моей мамой и сестрой. Рассаживают по разным машинам. Едва удерживаемся от того, чтобы не вцепиться друг в друга в слезах. Кажется, что навсегда прощаемся. Сердце щемит. В джипе забиваюсь в самый угол пассажирского сидения, отворачиваюсь к окну и беззвучно плачу. Охранники молча включают музыку. То ли, чтобы я не мешала им своими всхлипами, то ли, чтобы не смущалась их. Казим помогает мне с вещами до самой моей комнаты.

— Вадим Львович уже едет, Лейла Фаридовна. Через полчаса будет, — произносит мужчина, ставя мой чемодан около кровати. Отводит глаза, — Отдыхайте.

— Спасибо, — бормочу в ответ.

Охранник, кивнув, уходит.

Полчаса. Меня не покидает чувство, что через полчаса решится моя судьба. Если Вадим захочет сейчас избавиться от меня, ему уже никто не помешает это сделать.

***

Когда дверь моей комнаты медленно открывается, я собираю последние силы, чтобы сесть на кровати прямо, гордо вскинув подбородок. Морская туалетная вода Вадима щекочет нервы, стальные глаза, окруженные сеточкой мимических морщин, намертво впиваются в моё лицо. Повожу плечами, стряхивая оцепенение.

— Здравствуй, Лей, — Палей уверенно ступает внутрь и уже знакомым мне движением резко ослабляет галстук.

— Здравствуй, — шепчу, следя за тем, как муж занимает глубокое кресло у журнального столика. Дежавю. Воспоминания о нашей первой ночи накрывают с головой, заставляя волоски на руках приподняться. Не дышу. Его лицо непроницаемо. И я замираю в ожидании.

— Ты как? — интересуется Вадим, после того, как его локти утопают в кожаных подлокотниках. Мне чудится в его голосе усталость. И…сочувствие?

Боюсь обмануться…

— Нормально, — отвечаю привычное, а потом решаю говорить предельно откровенно, — Плохо…Мне очень плохо и страшно…

Вадим никак не реагирует на мои слова, только задумчиво постукивает пальцами по подлокотнику. Молчит.

— Ты хочешь быть моей женой, Лейла? — вкрадчиво произносит муж после паузы. Серые глаза цепкой хваткой впиваются в меня. Душу выворачивают, пытаясь добраться до сути.

Леденею. Вот оно. Не стал вокруг до около ходить. Что отвечать, мамочки?! Нет…Так разве он отпустит? Живой? Да…А вдруг это он…убил… Облизываю пересохшие губы. Ногти впиваются в ладонь.

— А ты… — хриплю в ответ, — Хочешь?

Вадим криво ухмыляется в ответ, откидываясь в кресле. Расслаблено пожимает плечами. Щурит серые холодные глаза.

— Зависит от твоего ответа на один вопрос…

— Какой? — сухо сглатываю.

Муж подаётся ко мне, перемещая локти на колени, трёт пальцами идеально выбритый подбородок.

— Если я скажу, что я не убивал твоего отца, ты, — он наводит на меня указательный палец, словно это пистолет, — поверишь?

Во рту пересыхает, смаргиваю, пытаясь сбросить с себя его тяжелый взгляд.

— А ты… — голос дрожит, — не убивал?

Вадим снова криво улыбается, складывает ладони вместе, поднося их к губам.

— Неправильный ответ, малышка, — произносит с иронией, — Дело не в том, правда это или нет. Дело в том, готова ли ты мне ВЕРИТЬ БЕЗОГОВОРОЧНО, понимаешь? И не задавать вот таких вопросов…

Растерянно молчу. О-о-о, я понимаю, о чем он. Очень хорошо понимаю. Наша семья жила так же. Мы не знали НИЧЕГО о делах отца. НИЧЕГО. Но он был достоин нашего слепого доверия. А мой муж…ДОСТОИН???Вадим ждёт около минуты, а потом крутит часы на руке, будто моё время выходит, и снова вскидывает на меня пронизывающий взгляд.

— Ну так что, Лей? — его левая бровь вопросительно изгибается, — Ты мне поверишь?

Кровь так долбит в виски, что я едва могу расслышать собственный голос. На самом деле у меня нет выбора…

— У нас будет настоящая семья? — онемевшие губы не слушаются.

— Да. Если ты так про родных спрашиваешь, то они будут под моей защитой. Да. Если про детей — тоже да.

— Поверю.