Артефакты Махмуда – Пахлавона

Анатолий Cарычев

Удар молнии в самолет привел к переносу сознания одиннадцатилетнего мальчика живущего в городе Хиве в 1942 году. Схватки с бандитами, диверсантами предстоят маленькому мальчику в тяжелые военные годы не только в старинном городе Хиве, но и на берегу Аральского моря.

Глава третья

.

И снова больница. Денис Никифорович в новом качестве.

— Ты странный мальчишка. Ночью тебя привезли полумертвого, ты зачем-то утром вышел на улицу, и в тебя ударила молния! Никогда в Хиве зимой молний не было!

У тебя крупозное воспаление легких и ты должен был давно умереть, а ты разгуливаешь по коридору и даже предотвратил пожар!

— Так получилось! — развел руками Денис Никифорович, которому до смерти хотелось чего-нибудь поесть и лечь спать.

— Завтра я тебя сама посмотрю и назначу лечение, — снова последовал короткий жест, после которого мужик — врач и вторая женщина засуетилась, складывая одежду, принесенную санитаркой в большой бумажный пакет коричневого цвета.

Денис Никифорович вспомнил, что с такими пакетами они в детстве ходили на базар покупать овощи и фрукты.

Повинуясь второму жесту, Денис Никифорович снял такое теплое платье, взамен получив теплую морскую тельняшку, размеров на пять больше, чем надо и новые, тоже теплые кальсоны, с начесом.

Тельняшку Денис Никифорович сразу одел, а кальсоны постеснялся, одев поверх свой старый халат, карманы которого были набиты добычей.

— Я вижу, мальчик, тебе мое платье понравилось! Его распустят и свяжут тебе из него два свитера и штанишки к концу недели! — распорядилась женщина, жестом отправляя Дениса Никифоровича в палату.

И только Денис Никифорович встал, женщина, жестко сказала:

— Это подарок Гузаль Ахмедовны! Только назовешь мое имя, и любой байстрюк в нашем городе, станет тише воды и ниже травы! И ничего у тебя не отнимут! Хотя у вас в детдоме порядки очень строгие, но с Матвеевым я договорюсь!

— Еще раз огромное спасибо, ханум! — по-восточному поклонился Денис Никифорович, и только сделал первый шаг к двери, как женщина вынув из пачки еще одну папиросу, спросила:

— Поработать электриком у меня не хочешь? Плачу двести рублей в месяц и рабочую карточку! — пристально посмотрела на Дениса Никифоровича женщина.

— Но мне же совсем мало лет! — попробовал возразить Денис.

— Это мой вопрос! У меня на следующей неделе три операции и если я их провалю из — за какой — то электрики, то придется искать новое место работы! А при керосинках плохо видно операционное поле! А может и поменять место жительства на более холодное и негостеприимное! — зло мотнула головой женщина, и тут же продолжила:

— Ты к завтрашнему дню представь план обследования электрики больницы! — махнула рукой, женщина, отпуская Дениса Никифоровича из кабинета.

Добравшись до своей палаты, Денис не узнал своей койки.

Она была застелена чистым, не новым, но очень приличным и не застиранным бельем, а сверху лежало аккуратно расправленное новое толстое шерстяное одеяло, в желтом пододеяльнике.

— В такую кровать, грех таким грязным как я, ложиться! — громко заявил Денис, ища глазами какую-нибудь емкость, в которой можно было бы согреть воду.

Рядом с дверью обнаружились две двухлитровые кружки, сделанные из оцинкованного металла и оцинкованное, же, не первой свежести ведро и темно-зеленый, медный таз.

Ведро для испражнений, по-прежнему, стояло в темном углу.

— Вот если бы у нас был кипяток, как в первой и третьих палатах, для партийных и советских работников, так я бы чай сделал! — мечтательно заявил Угреватый, вынимая из своего пакета маленький фарфоровый чайник, расписанный синими полосами.

— Можно попробовать сделать кипятильник из двух бритвенных лезвий, — предложил Денис Никифорович, вынимая из кармана халата первый кусок электрического провода с вилкой.

— Лезвия я тебе дам! — моментально заинтересовался Блатной, вынимая из тумбочки пачку лезвий «Балтика».

— Лезвия какие нужны: старые или новые? — уточнил Блатной, держа пачку лезвий на ладони.

— Все равно! Только еще спички нужны! — потребовал Денис Никифорович, делая вид, что не замечает, с какой ненавистью Угреватый смотрит на него.

— Давай принеси ведро воды! — приказал Блатной, смотря, как ловко Денис Никифорович мастерит кипятильник.

— Почему я? Всегда я? — заныл Угреватый, одевая калоши на свои щегольские кожаные сапожки.

— Если ведро воды принесет, то я могу весь помыться. Только бутылка нужна, — улыбнулся Денис Никифорович.

— У нашего друга маленький кумган[23] есть, с которым он на дальняк ходит, как будто газет нет! — выдал Блатной, испытующе смотря на Денис Никифоровича.

— Не видел, — пожал плечами Денис Никифорович, не понимая к чему этот разговор, но чувствуя какой-то нешуточный подвох.

— Его кумганом нормальный мужик пользоваться не будет. Западло это! — неожиданно выпалил Блатной, пристально смотря на Дениса Никифоровича, то есть Васю, как его звали в этом месте и в этом времени.

— Почему? — удивился Денис, пристально смотря на своего соседа, который вертел в руках только что сделанный кипятильник.

— Да пидор Гайрат! Как ты не понимаешь Василий, что с ним нельзя не то, что дружить, а даже общаться! — завил Блатной, протягивая шаловливую ручонку, к пакету, что с собой принес Денис Никифорович, то бишь Василий.

Мимоходом ткнув указательным пальцем в нервный узел на правой руке Блатного, от чего та бессильно упала, вызвав у обладателя жгучую боль, Василий задумался, прокачивая сложившуюся ситуацию:

«Обычный мальчишка одиннадцати лет, выросший в интеллигентной семье, знать слово «пидор» никак не мог. А вот воспитанник детского дома, пусть и специального, мог вполне, да и должен был знать не только слово, которое в первой половине двадцатого века было не просто ругательным, но и оскорбительным! Но и его полное значение и толкование.

А уж люди двадцать первого века: опытный санитарный врач и второе «Я», плотно засевшие в голове Дениса Никифоровича, а теперь и Василия, многое знали о «голубых» и толерантности. Которые, как чума, охватили все страны мира и теперь пытались бодро шагать по России и Узбекистану, которые стали разными странами уже в конце двадцатого века.

Сегодня эту самую толерантность плотно посадив в Европе и Америке, повсеместно пытались насадить в России псевдо идеологи, вернее западные спецслужбы, о работе которых мальчик Василий знал не только из газет и Интернета.

Странно. За все время моего общения в больничке никто не назвал меня по имени. А на пакете с рентгеновскими снимками стоят только инициалы. И вполне вероятно, не мои. Хотя если я попал под удар молнии в больничке, а не в детдоме, это вполне объяснимо. Вешать на себя лишнюю смерть малолетнего пациента, особенно из специального детдома, весьма чревато весьма приличными неприятностями.

Ведь неизвестно, как мальчишка туда попал, и кто стоит за его спиной. Неплохо, если мальчишка сам помрет, тихо и спокойно от крупозного воспаления легких. Но лучше прикидываться дурачком, с частичной или даже полной амнезией.

С дурака, всегда, меньший спрос! Как в двадцать первом веке плохо диагностировали амнезию, так и в двадцатом та же картина! Сомневаюсь, что в заштатной больничке меня — профессионального врача, смогут обличить в симуляции!» — в пару секунд, выработав четкую линию поведения, Денис Никифорович, решив, даже в мыслях именовать себя Васей — воспитанником специального детского дома, находящегося в Хиве. Вот только четкой информации о детском доме в голове мальчика не было совершенно! Да и вообще память мальчика Васи совершенно отказывалась работать!

— Я ничего не помню, из того, что было. Я даже забыл, как меня зовут! Ты сказал, что меня зовут Вася, но кто я и откуда попал в больничку, совершенно не помню! — честно сказал, теперь уже Вася, для доказательств своей правоты, широко открыв глаза.

— Ты Вася — Василий Иванович Ленский — тебе одиннадцать лет и ты живешь в детском доме, который находится через три улицы отсюда.

— Откуда ты все это знаешь? — удивился Вася, придвигая к себе пакет с подаренной одеждой.

— Что ты так жмотишься со своим пакетом? Там, что золото спрятано? — неожиданно взвился Блатной, снова протягивая теперь уже здоровую руку к пакету.

— Это подарок Гузаль Ахмедовны! — только сказал Вася, как рука Блатного остановилась на середине, а сам он втянул голову в плечи, и ссутулился, и даже в секунду, стал ниже ростом.

— Я на этот пакет даже не взгляну! — пообещал Блатной, прижимая обе руки к груди.

— Кто директор нашего детского дома? — невзначай спросил Вася, начиная мастерить второй кипятильник.

— У вас не директор, а начальник с НКВДшными нашивками — в звании старший майор — злой как черт и с пудовыми кулаками.

— Почему ты так нехорошо говоришь о Гайрате? Вроде нормальный мальчишка, только немного толстый. И ноги у него гниют, — как бы невзначай, спросил Вася, вставляя спички между двумя бритвенными лезвиями.

— Он у меня все время спрашивает про пидоров. Как они живут в зоне, кто у них паханы и так странно вертит жопой! Как вокзальная шлюха, которая заманивает клиента на катране[24]! Нехорошо это! Не по-людски! — с надрывом заявил Блатной.

— Вас как зовут? — спросил Вася, стараясь сбить накал с этого неприятного разговора, и перевести беседу на более интересную тему города или больнички, куда он попал совершенно непонятным образом.

«Сейчас надо было собрать, как можно больше информации, и за очень короткое время!» — дал себе задание Вася, принимаясь мастерить переноску, прикрепляя провод к струбцине от сетки для настольного тенниса.

— В городе играют в настольный теннис? — поинтересовался Вася, приворачивая струбцину с электрическим патроном к спинке своей кровати.

— Может в Ургенче и играют, а у нас, я не слышал об этом. Я даже не знаю, что это такое, — поджал губы Блатной, показывая, что ему не интересна тема разговора.

— А мы в каком городе находимся? — сделав большие глаза, спросил Вася, помня, что летел самолетом из Ташкента в Ургенч.

— Ты совсем больной парень! Мы сейчас в самом старом городе Средней Азии — Хиве! — гордо ответил Блатной.

Насчет самого старого города Средней Азии Вася мог бы поспорить[25], но показать, что он послушный слушатель и все-таки мальчик, только немного разбирающийся в электричестве, которому научил его папа, большой знаток радио и детекторных приемников, как на ходу придумал Вася, непонятно только с чьей помощью, стоило именно сейчас. Ведь в Средней Азии уважение к старшим воспитывается с молоком матери, а если не получается, то с помощью сильных подзатыльников и даже камчи[26]. И так, Блатной, уже поглядывал на Васю с подозрением.

— О происхождении Хивы и её названия существует множество народных сказаний. Одно из них приписывает основание города сыну библейского Ноя — Симу. Старые люди рассказывают, что после всемирного потопа Сим, бродивший однажды по пустыне, заснул. И во сне увидел во сне триста горящих факелов. Проснувшись, Сим, обрадованный этим предзнаменованием, основал город с очертаниями в виде корабля, согласно расположению приснившихся ему факелов.

Затем Сим выкопал колодец «Хейвак», вода из которого имела удивительный вкус и обладала целебными свойствами. В Ичан-Кале, так называется внутренний город Хивы, и сегодня можно увидеть этот колодец.

Хива — один из самых отдалённых уцелевших городов Великого шёлкового пути в Центральной Азии. Из Хивы вели дороги в Монголию, а через половецкие степи — в Саксин, торговый город в устье Волги, и далее — в русские княжества и Европу.

Главным предметом торговли на караванных путях был шелк, очень высоко ценимый во всем мире.

Вот бы попасть в то время! Я бы жил, как шах! С моими знаниями о сегодняшнем мире! — мечтательно заявил Блатной, вынимая из тумбочки высокую коричневую глиняную кружку.

— Давай в ней попробуем вскипятить чай! — предложил Вася, обнаружив, что кружка практически доверху полна водой.

— И сделаем чифир! — моментально отозвался Блатной, ставя кружку на тумбочку и предварительно хлебнув из нее глоток воды.

— Вы продолжайте рассказывать, пожалуйста, а я пока попробую вскипятить воду! Вас очень интересно слушать! — льстиво заявил Вася, осторожно опуская кипятильник в воду кружки.

Глоссарий к третьей главе

Кумга́н [23] (тюркск.) — узкогорлый сосуд, кувшин для воды с носиком, ручкой и крышкой, применявшийся в Азии в основном для умывания и мытья рук, исходя из традиции отправления естественных потребностей на исламском востоке. Кумганы изготавливались из глины или из металла (латуни, серебра)..Катран[24] — помещение для азартных игр. Заядлый картежник из числа торговых работников.

[25] — одним из древнейших городов Средней Азии и Мира, считается древний Мерв, возраст которого датируется четвертым тысячелетием до нашей эры. По крайней мере, так рассказывал автору экскурсовод в Мары. Камча[26] — короткая плетка из толстой кожи, часто с вплетенной пулей на конце