Пока я спала

Анастасия Ягужинская

Главное, что в Насте было всегда, это осознанность и разумность, плюс привитые в семье амбиции и успех гарантирован, и в карьере, и в личной жизни. Но приходит день и жизнь превращается в сплошную полосу суровых препятствий. Рушатся иллюзии, и она оказывается совсем одна перед этойбеспощадной правдой. Прозреть прямо перед победной чертой — реально трудное испытание. Какую себя выбрать, что действительно важно? И кто окажется умнее: разум или сердце? Много будет вопросов — и все получат ответ. Книга содержит нецензурную брань.

Зачем нужны друзья

Глава, в которой все надо мной смеются

Зайдя в квартиру, я остро ощущаю её глухую неподвижность, мои мысли как в вакууме, и ничего нет, кроме удушающего их вращения вокруг меня, как вокруг позорного столба. Меня как будто отверг весь мир, внутри меня как воронка разверзлась, и я вся осыпаюсь в неё, как песочный человек, одиночество в этой пустоте буквально угрожает моему физическому существованию. Я накидываю плащ и, спасаясь, выхожу вон.

Ожидая лифта и невыносимо долго спускаясь с шестнадцатого этажа, впервые в жизни я понимаю, как остро мне нужна сейчас живая душа и искренняя жалость, понимаю, что некуда мне сейчас пойти, и как мало у меня близких людей. Кроме Андрея, пожалуй, и никого. Я ведь никогда ничего никому не рассказываю, кроме Андрея. Но Андрею этого не расскажешь, он мужчина и мой муж и должен думать, что моя женская сущность несокрушима. Впервые в жизни мне могут помочь только мои подружки, только универ и наша каморка сейчас мне приют и спасение. Впервые в жизни иду в универ не на семинар, а просто поговорить. Впервые я понимаю, зачем нужны подружки, одно приближение к универу придает мне сил, и даже пробки на дорогах сейчас лучше, чем одиночество.

Мы, конечно, подружки, но не совсем. Мы не дружим семьями, не ходим вместе по кафешкам, хоть и знакомы добрую сотню лет, с Ульяной мы вообще из одного детского сада. Но я бы не сказала, что мы подружки, я бы сказала, что мы дружки.

Первый раз это подметил муж Ульяны. «Вам бы преступные планы вынашивать, а не детей», — сказал он, подслушав нас однажды. «Если бы мне доложили, что вы ограбили магазин или убили человека, я бы сразу поверил». По каким-то признакам мы действительно потенциально дееспособная банда. Интересно, по каким?

Я думаю, нас отличает то, что мы точно знаем, чего хотим. Люди ведь, в основном, знают, чего не хотят. Точно знать, чего хочешь — это осмысленная жизненная позиция. Так вот у нас она осмысленная. По всем аспектам, во всех направлениях.

Мы такие, мы никогда не плачем.

— Он её кинул, прикинь, — Малиновская достает из пачки очередную овсяную печеньку. Она уже знает мою историю, она уже в ней эксперт.

— Этот змей Настю нашу, как эскортницу, заказал, — разъясняет она Ульяне, которая только пришла и вешает плащ на плечики. — Сам, оказывается, шпарит по-немецки лучше Насти. Ренц, он же немец. Как Бенц. Знаешь Мерседес Бенц. Фамилия такая. Классная фамилия! А? А не позвонил!

Достаются бокалы, коробки конфет, намечается сабантуй. Повод есть — меня кинули!

— А сегодня на конференции вообще мимо неё прошел, не узнал, прикинь? — дорисовывает Малиновская на свой вкус недостающие детали. — Прямо «Отверженные» Гюго. Он что думает, что наша Настя — .лядь обыкновенная?

Слово звонко, как стеклянное, падает на стол, Ульяна ахает с восторгом:

— А! Падшая женщина!

Хорошее сочувствие и поддержка. А чего я, собственно, ожидала? А что, собственно, произошло? Так, мелкое ДТП, водитель не рассчитал тормозной путь.

— Вот именно, легкодоступная.

— Куртизанка! — Ульяна знаток Бальзака. Малиновская кивает:

— Гейша! Гетера! Как это поприличнее сказать? Интердевочка! Есть ещё синонимы?

У них разыгрывается фантазия. Малиновская берет свой бокал с шампанским, мы всегда берем шампанское и… шампанское берем короче. Мой муж серьезно беспокоится, что мы алкоголики.

— Корону Настину золотую королевскую, — юродствует Малиновская, — одним легким движением, хоп — закинул за шкаф!

— За печку! — подсказывает Ульяна.

— За свечку! — ловит подачу Малиновская.

— За речку! За крылечко! — Поют и ржут, как кони. Скандируют, как футбольные болельщики, идут в разнос. — Колечко за крылечко! И больше не словечка! А вышла-то осечка! А Настя-то овечка!

Я обтекаю. И правильно, Ренц обошелся со мной, как Андрей со своими овечками. Раньше я их макала с головой, но вот пришла и моя очередь. И правильно, я не стою теперь большего.

— А ты думаешь, легко быть… ну, скажем так: «Она живо интересовалась сексом!», — углубляет русло разговора Малиновская.

— Да, это не просто, — согласна Ульяна. Задумчиво прищуривается и начинает планировать преступление. — Столько улик надо скрыть…

У каждого своя профдеформация.

— Сначала, — учит её Венера, растопырив пальцы веером, — партнера надо подходящего найти! По статистике, количество измен в браке…

Да, профдеформация у каждого своя. Из статистики Малиновской следует, что нас, таких овечек, много.

— А молодец, Настька! — откидывается Малиновская в кресле. — Молодец! Хочет и делает, время не теряет, сексуальная жизнь тоже жизнь. Плюнула на лицемерие, жизнь коротка, лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть! О-о-о-о! Моя сексуальная жизнь — это кладбище желаний, перехожу от могилки к могилке, успокаиваюсь, — покачивает бокалом Венера.

— А моя… — Ульяна не хочет говорить это неприличное слово вслух, — … жизнь — это волшебные сны на белых облаках.

Ага. «Секс — это спорт или искусство?» — вечная дилемма моего мужа.

Коротко взглянув на неё, Малиновская наваливается на стол в мою сторону и по-ведьмински похохатывает:

— Насть, ну расскажи, как он к тебе подкатил-то? После конференции повел тебя в бар, напоил там и в номер потащил. Да-а-а? Прям тащил или сама ещё шла? Или прямо на конференции наливали?

— Венер, ты прям вот совсем без романтики.

— Без белых твоих облаков? А ты знаешь, что по статистике, в восьмидесяти процентах случаев люди вступают в сексуальную связь в состоянии алкогольного опьянения?

— Это не про алкоголь! Про любовь! — как кобра, распускает капюшон Ульяна.

— Про любовь! — закатывается смехом Малиновская. — Ой, сейчас я умру, про любовь! Пробезделье!

Она открывает вторую бутылку шампанского.

— Пила ты алкоголь? — гнёт свою линию она, разливая розовое сухое, шампанское у нас всегда хорошее.

Я отрицательно качаю головой. Мне в разговоре принимать участия не требуется. Они умницы, они сами всё придумают.

— А-а-а, — Ульяна получает поддержку своей утонченной версии соблазнения. — Я думаю, он покорил её своим интеллектом!

Ульяна грациозно вытягивает шею и действительно становится похожей на балерину:

— Например, так. На конференции… — у неё разыгрывается фантазия, и оживают её тонкие красивые руки в изящных серебряных браслетах. — Нет! Раньше! В самолёте!

Ой, как горячо, какое у Ульяны живое воображение.

— Он пришел с красивым пакетом в руках, сел рядом, обдал её ароматом дорогого одеколона, это сразу вскружило голову. Им принесли шампанское, вы бизнес-классом летели? Он предложил тост, голова закружилась, он взял её за руку при посадке, успокаивая её страх… за локоть… взял… волнение… страх…

Хорошо, что она не знает, за что он меня взял.

— Настя не боится летать, она и за штурвал может сама сесть.

Ульяна зажмуривается и не слышит Малиновскую:

— сжал её руку, и искра пробежала между ними!

— Искра? А в пакете что было? — дознается Малиновская. — Бомба?!

— В каком пакете? — не понимает её Ульяна.

— В красивом твоём, который у него в руках. Презервативы? — Венера откидывается в кресле и хохочет пуще прежнего.

— Тебе плохо сейчас будет! — осаживает её Ульяна. Закатывает глаза, сокрушаясь на вечно солдатский юмор Малиновской, а потом быстренько переключается на меня.

— Ну, правда, Насть, ну, расскажи нам, — уговаривает она и дотрагивается до меня легким поглаживанием. — Никогда ты ничего не рассказываешь! Ну, хоть сейчас, когда тебе ничего не светит, ну расскажи, — умоляет хитренькая Ульяна.

«Ничего не светит», да, из всего я усваиваю только это. Да, я никогда ничего не рассказываю, это правда. Я и про Ренца не рассказала бы, если бы не была так убита, убита выстрелом в упор. Я не говорю, я делаю. Я принимаю их вызов:

— Я сделаю его за пять шагов, — говорю я. — Я объявлю ему мат в пять ходов.

Я встаю, я выпрямляюсь, мои плечи обретают былую гордость, мой позвоночник — серебристый меч, я опять единое целое:

— Я даю себе пять встреч с ним до полной победы, пять шагов — пять недель, и он мой, и мы — открываем бутылку шампанского! Я не я, если он не сломается!

Товарки смотрят на меня с уважением.