Грань искупления

Анастасия Стер (2025)

Мексиканская мафия готовит наступление на землю Калифорнии. Адриан Мартинез вышел из колонии и готов мстить. Мафии, которая лишила его дома. Бывшей девушке, из-за которой он оказался за решеткой. Адриан втягивает ее в свой мир ради возмездия, но у сердца другие правила. Он должен был стать ее палачом, но стал искупителем. Зиара Грейсон пытается рисовать картины и бороться с демонами прошлого, но они не хотят ее отпускать. Адриан снова втягивает Зиару в свои кровавые игры, которые пугают, доводят до слез и могут убить. Она уверена, что этот мир не для нее, но, кажется, душа говорит обратное. Искусство должно было стать ее спасением, но стало погибелью. Игра двух мафиозных фамилий закончится смертью.

Глава 4

Адриан

Март, 2022 год.

Город Трэйси, штат Калифорния.

Я и Доминик бесшумно выходим из просторного гаража, который расположен на самой окраине города Трэйси. Моя рука обтянута черной кожаной перчаткой, и ей я аккуратно вешаю замок на обшарпанную темно-синюю створку ворот. Доминик в это время ногой затирает следы наших ботинок на пыльной земле, чтобы они не вели прямо к месту нахождения.

Чуть поодаль нас уже ждет черный внедорожник без номеров со выключенными фарами. Как только я закрываю гараж, мы также бесшумно идем к тачке. В кармане моей толстовки покоится пистолет, курок которого я нежно поглаживаю большим пальцем. Все тело наэлектризовано. Я чувствую, как искры адреналина скапливаются прямо в руках и ногах, заставляя меня делать хоть что-то, чтобы дать ей выход. В тюрьме в таких случаях я качал пресс или отжимался. Сейчас же предпочитаю бегать или боксировать, но в данную секунду я не могу сделать ничего: только продолжать тихо идти вперед, чуть покачиваясь на пятках, чтобы сбавить напряжение.

Мы останавливаемся в нескольких шагах от автомобиля, ожидая специальный сигнал, — нам необходимо убедиться, что за рулем свой человек, а не подстава. Водитель высовывает руку из окна и медленно показывает сначала один палец, а потом три — тринадцать. Число нашей Фамилии. Я и Доминик подходим ближе. Сажусь на заднее сидение, он проделывает то же самое с другой стороны. Водитель сразу же трогается задним ходом, все также не включая фар. Я позволяю себе громко выдохнуть лишь тогда, когда мы выезжаем на шоссе, и прибавляем скорости, наконец обозначая свое присутствие.

— Ты просто идиот, Адриан, — рычит Доминик, стягивая с черных волос капюшон и поворачиваясь ко мне. — Ты не понимаешь, что нам нельзя отсвечивать?! Крысы на каждом углу, мать твою. И вместо того, чтобы сидеть и ждать Теней, мы едем в чертов центр города ради убийства какого-то козла?

— Он повысил на нее голос, — бросаю я, нервно тряся коленкой. Не выдерживая напряжения, стягиваю с руки перчатку, и достаю из кармана черных джинс пачку сигарет, сразу же закидывая одну в рот.

Как же сложно принять тот факт, что Трэйси больше не наша земля. С этим город связано слишком много всего. Это наш чертов дом, но мы вынуждены вести себя, как нежеланные гости. Меня невероятно злит тот факт, что я не могу спокойно пройтись по улицам города, не могу сходить к дому, в котором жил до колонии. Я вынужден спать в чертовом гараже, деля старый матрас с Домиником. Конечно, мы провели за решеткой добрых семь лет своей жизни, и успели привыкнуть к дерьмовым условиям, но сейчас все изменилось.

Мы должны были оставаться на нашем месте и ждать Теней с докладом, но планы поменялись, когда сегодня днем я стоял в переулке и слушал, как какой-то козел кричит на мою женщину. На Зиару Грейсон. Он не знал, что она принадлежит мне, — скорее всего, этого не знает даже она, — но ни одна собака не посмеет проявлять неуважение к тем, кто мне нужен и дорог. А Зиара целиком и полностью моя. И теперь мы едем к дому этого засранца, чтобы проучить его.

Я нервно затягиваюсь сигаретой, стряхивая пепел прямо на пол автомобиля. Моя нога неистово трясется, а внутри полыхает пламя безумия и жажды крови — предвкушаю убийство, которое буду совершать так медленно и жестоко, что, скорее всего, не смогу уснуть сегодняшней ночью.

Я откидываю голову назад, упираясь взглядом в окно, за которым проносятся огни ночного города, яркие дорожные знаки и бесчисленное количество деревьев. Как же хочется выйти из этого чертового автомобиля и просто пробежаться прямо по шоссе. Бежать так долго и быстро, чтобы темнело в глазах. Чтобы ноги стали деревянными, а легкие разорвало от воздуха. А еще мне хочется орать, раскинув руки в сторону. Орать, пока мой голос не сорвется, а кашель не разорвет грудь в клочья. Но эти чувства я испытываю вовсе не из-за убийства. Все это из-за Зиары. Моего маленького сумасшествия. Моего сердца. Своим чистым и невинным лицом она разрывает мои органы в клочья, заставляя молить о пощаде. А своими тонкими бледными руками она сгущает мою тьму, а затем использует ее, как палитру.

Черт возьми, как же я хочу быть рядом. Как же я хочу заставить ее страдать также, как страдал я.

***

–Я иду с тобой, — говорит Доминик, как только мы останавливаемся около небольшого домика в южном районе Трэйси.

Я спокойно достаю пистолет из кармана толстовки, кладя его между нами на сидении — он мне не понадобится, смерть от пули слишком быстрая и щадящая. Из-под резинки высоких черных носков я вытаскиваю острый нож, лезвие которого подношу к носу, и глубоко вдыхаю. Запах стали, крови и кожи врезается в ноздри, доставляя моей душе безумное удовольствие. Тысячи маленьких фантомных пауков пробегают по моему телу, заставляя волосы вставать дыбом от этого чувства.

— Эй, — Доминик слегка толкает меня в плечо. — Не уходи с головой в свой мир крови и страданий. Я иду с тобой, ты слышишь? — Его темные глаза смотрят прямо в мои с совершенно непонятной эмоцией.

Мне хочется сказать ему, что справлюсь самостоятельно, но мы оба знаем, что это ложь. Если я пойду туда один, то буду играть с телом будущего трупа несколько часов, — к огромному, мать его, сожалению у нас нет столько времени. Именно поэтому я киваю, натягивая на руку перчатку.

— У вас максимум десять минут, парни, — говорит Серхио, наш водитель и Капо, который остался на земле Калифорнии под прикрытием. — Район тихий и тачка вызовет подозрения. А еще постарайтесь не шуметь, копы сядут на хвост.

Я молча натягиваю капюшон на голову и тихо открываю дверь. Мы с Домиником бесшумно ступаем к большому дереву, которое стоит с левой стороны дома. Около его густой кроны есть небольшое белое окно, в котором приглушенно горит свет. Дьяволица Джулари уже узнала, что этот кретин не женат и у него нет детей, именно поэтому я начинаю лезть наверх по стволу. Доминик повторяет мои движения, оглядываясь по сторонам. Я очень счастлив, что будущий труп не имеет даже собаки, потому что так убивать его будет гораздо проще.

Уже на самом верху я крепче хватаюсь за толстую ветку двумя руками, свешивая ноги вниз. Немного раскачавшись, я с двух ног бью по оконному стеклу. Руки начинают гореть и пульсировать от напряжения, но стекло выбивается лишь с третьего пинка. Я проваливаюсь пятками внутрь комнаты, нелепо и криво проходясь спиной прямо по острым осколкам, полностью оседая на пол.

Секунда, чтобы прийти в себя, и начать чувствовать пульсирующую боль во всем своем теле. Я поднимаю голову и вижу, как урод стоит в центре комнаты в одних трусах, и держит в руке пульт от телевизора так, будто это нож. Вторая рука приклеилась к волосатой груди, а глаза широко раскрыты от ужаса. Я медленно поднимаюсь с пола, коротким рывком доставая нож из-под рукава толстовки, и ступаю прямо на него.

Я чувствую, как мои губы растягиваются в улыбке, а разум затуманивается фантомным запахом крови и человеческого пота. Больше не думаю ни о чем, потому что часть моей личности, которая отвечает за эмпатию и здравый смысл, просто отмирает.

Урод медленно пятится от меня спиной вперед, но упирается в дверь спальни. Его рука торопливо дергает ручку, но я оказываюсь быстрее: одним большим шагом я настигаю его, и делаю резкий взмах ножом, за которым следует истошный крик и брызги крови.

Я отрезал ему правое ухо, которое упало прямо на мои грязные кроссовки. Он хватается за открытую рану, позволяя потоку бардовой крови стекать между пальцев. Крик боли, слезы отчаяния заставляют мои глаза закатиться, а рот растянуться в улыбке. Люди становятся такими жалкими и ничтожными, когда стоят лицом перед смертью. Они перестают контролировать себя, забывают обо всех грехах, думая лишь о том, как бы упасть на колени и умолять о пощаде. Только со мной такое не прокатывает. Никогда.

Урод пытается осесть на корточки, рыдая от адской боли и неожиданности. Слюни, слезы, сопли смешиваются с кровью, делая его отвратительное лицо таким склизким и мерзким. Он уже стал мертвенно-бледным, словно вот-вот потеряет сознание, но у меня другие планы. Я хватаю его за волосы, поднимая обратно.

— Теперь-то ты точно хорошо услышишь мои слова, ведь никакой посторонний шум не отвлечет тебя, — шепчу я около второго уха, пока он завывает, как раненый зверь. — Никто не имеет права оскорблять мою женщину.

Одной рукой я хватаю его лицо в свои тиски, крепко сжимая щеки. Его губы надуваются, а слюни вязкими ниточками стекают на мою кожаную перчатку. Большими пальцами я чувствую очертания его нижних зубов, и с огромным удовольствием бы вырвал их. Запах пота, крови и слюней врезается в нос, и я делаю глубокий вдох прямо около его лица.

— Не закрывай свои глазки, мы еще не закончили, — тихо шепчу я, пока он мычит и пытается издавать крик с надрывом. — Это твои последние минуты жизни, понимаешь, да? — Я начинаю смеяться, пока его глаза горят от ужаса и страха. — Будешь лежать мертвым всю ночь, а об этом не будет знать никто, потому что ты никому не нужен. Жалеешь, что не успел стать хорошим сыном, другом и мужем, да?

Одним рывком я кидаю его на пол, впечатывая лицо в ковер, на котором остались следы моих грязных ботинок. Он пытается отползти, нелепо перебирая ногами, но я наступаю ему между лопаток и давлю, пока не слышится хруст. Хватаю за щиколотку и переворачиваю, а он снова начинает орать, прося прощение. Смотрю на эту жалкую картину, пока улыбка разрывает рот от его мучений. Чувствую себя долбанным дирижером, который руководит этим оркестром слабости.

Мне хочется аккуратно разрезать его брюхо и поиграться с тем, что найду внутри, но свист Доминика предупреждает о том, что пора сваливать. Хватаюсь за шею ублюдка, поднимая его к себе, и снова впечатываю в стену, ударяя затылком.

Четырьмя пальцами я залезаю ему в рот, нащупывая напряженный язык, который увеличился в размерах. Обхватываю его, стараясь как можно сильнее вытянуть наружу. Из-за давления, которое я оказываю на его корень, глаза урода наполняются слезами, а рвотный рефлекс начинает срабатывать: он кашляет и издает отвратные звуки, пока его губы кривятся в мерзкой манере. Я не хочу мараться в луже чужой рвоты, поэтому быстро отрезаю ему язык одним стремительным кривым срезом по середине от всей длины.

Как только я делаю это, ублюдок начинает захлебываться в своей крови, и я толкаю его на пол спиной вперед. Грузный хлопок оповещает о том, что в самое горло этого шакала начинает заливаться собственная кровь, перекрывая ему дыхание. Его глаза расширяются и начинают закатываться, потому что уроду нечем дышать. Паника накрывает его тело, потому что он пытается заорать или сделать хоть что-нибудь ради спасения, но не может даже пошевелиться. Я начинаю топтаться прямо по его ребрам, вкладывая в удары пяток все свои силы. И пока я делаю это, в моей голове проносится то, как он позорил и высмеивал Зиару перед толпой своих жалких подчиненных. И никто, ни один гребаный человек, не вступился за мою женщину.

— Все смеялись, пока ты, кусок дерьма, оскорблял маленькую и тихую девушку. — Я начинаю пинать его по животу и паху, пока урод захлебывается кровью. — Нельзя так обращаться с ней, сука! Никто не будет издеваться над ней!

— Адриан, твою мать, заканчивай! — шипит Доминик около окна. — У нас больше нет времени.

Ублюдок уже давно отключился, но моя агония только набрала обороты. Я не могу просто развернуться и уйти, поэтому приседаю перед ним на корточки, и плюю прямо в открытый рот. Затем быстро перерезаю его вены вдоль на обеих руках, просто потому, что хочу изуродовать и клеймить его всего.

— Никто не будет повышать голос на Зиару Грейсон.

Я разворачиваюсь к комнате и с кулака врезаюсь во включенный телевизор, на котором все это время шел какой-то фильм. Роняю его на пол, топчась и прыгая в самом центре экрана. Переворачиваю постельное белье, выкидывая подушки на пол. Открываю шкаф и вываливаю оттуда вещи, топчась на них. Я создаю эффект ограбления, чтобы головы копов были забиты хоть какой-то работой, когда утром им поступит вызов о найденном трупе.

Закончив, я, словно тень, быстро выпрыгиваю из окна, больно сползая по стволу дерева.