Зима, которая не ты

Алексей Александров-Листопад, 2014

Алексей Александров-Листопад /р 1974/ В 2013 году вышла первая книга "Удивительная Рысь". "Зима, которая не Ты" – новый роман автора. Действие происходит в 90-х и 00-х. Сюжет основан на реальны событиях и, в частности, представляет собой историю легендарного клуба "Там-там". Это книга о жизни, любви и музыке, в которой каждый соотечественник увидит знакомые детали того времени Содержит нецензурную брань.

ГЛАВА 1 Еще 1на внезапная Наташа

Нам следовало выхаживать Наталью. С разрезанным легким она провела несколько суток в реанимации. Затем ее перевели в лечебную палату. Я привез ей что-то, отдал свою теплую рубашку. Под левой грудкой Натальи появился страшненький шрам.

— А вы кем ей приходитесь? — спрашивала сестричка.

— Так, знаете ли, друг.

— Не тот, который ее порезал?

На это я мог лишь пожать плечами.

Следовало подыскать какое-нибудь сносное жилье в деревне. Идея заключалась в том, чтобы она пришла там в себя, резко ограничив круг общения. А я пожил бы там, прохлаждаясь в академическом отпуске.

Мы с Юрой Семеном поплутали по Темяшкино, и поиски быстро увенчались успехом. Нашей хозяйкой оказалась Нина Ивановна, душевная, сильная пожилая женщина. Не последнюю роль играло то, что мое присутствие означало новый этап в личной безопасности и стычках с соседями. Она заметно приободрилась и уже на второй день моего переезда забралась на крышу своего сарайчика и угрожала соседу доской, на будущее.

В отличие от новостроек ПУНКа, Темяшкино был древним поселением в пригороде Питера, предназначенным для рабочих завода «Красный Треугольник». Теперь мы наблюдали здесь все многообразие человеческого рода. Шла торговля паленой водкой, мужики постепенно ею травились, а цыгане торговали кое-чем посерьезнее. А чистейшую холодную воду брали из колонки на улице, и все удобства были во дворе.

Охреневшие бродячие собаки сбивались по ночам в стаи, и это производило жуткое впечатление. Если бы кто-то всерьез испугался, его могли и обглодать.

Но у Нины Ивановны было не так грустно. Здесь был небольшой огород и курочки. Заходя в дом, я мог обнаружить рядом окровавленный чурбак в перьях. Это означало, что сегодня у хозяйки будет вкусный суп, которым она часто делилась.

— Как зовут ваших курочек? — спросил я.

— Всех — Дуня, — неожиданно ответила хозяйка.

Мы, в общем-то, поладили. Она была совсем одна, лишь иногда к ней приезжала взрослая дочка из Питера. А на втором этаже, который я, собственно, и занимал, висело фото ее умершего в малых летах сыночка с искусственными цветами на рамке. Лежа в постели, я мог часами разглядывать его, и оно мне почему-то не мешало.

Так прошли две тихих деревенских недели. Я грустил, ходил в шикарную баню в Петергофе, по пути заглядывал к Наталье в больницу. В день ее рождения, 1 октября, привез ей серебряное колечко, ничего не значащий подарок. Отстирал ее испачканную в крови юбку, которую мне выдали в реанимации. Пролежав в больнице примерно месяц, Наталья выписалась. Там ей обстригли ее вьющиеся блондинистые волосы, и она сама заметно изменилась. Мы начали совместную жизнь и собирались сочетаться.

Казалось, что это будет честный поступок. Я продолжал ебенить на бас-гитаре и аккуратно лишать Наталью девственности. Правда, когда она была рядом, ни о какой работе не могло быть и речи. Настолько меня беспокоили ее формы. И шрамик под грудкой нисколько не пугал, а лишь напоминал о недавней ужасной истории. Естественно, я теперь каждый вечер ее охранял. Ведь она продолжала ездить на свои сценарные курсы.

Телеспектакль

Сергей

Константин — молодые люди лет двадцати двух

Ирина

Комната Сергея.

(Она небольшая: диван, кресло-качалка, пара стульев; голые стены; на протяжении всего разговора громко тикают часы).

Сергей развалился на диване, Константин стоит на пороге.

СЕРГЕЙ. Располагайся как тебе удобно, Константин.

Присаживайся в кресло. Посиди у меня.

КОНСТАНТИН (усаживаясь в кресло-качалку). Я возвращался из магазина и решил зайти к тебе.

Видно, что Константин нервничает; он закуривает, чешет подбородок.

СЕРГЕЙ. Вижу, ты сегодня не в духе. У тебя неприятности? Определенно, что-то стряслось.

КОНСТАНТИН. Да нет, ничего не случилось. (Морщит лоб, надувает щеки). Просто… мысли о смерти беспокоят меня больше прежнего.

СЕРГЕЙ. Отдых в деревне, похоже, не пошел тебе на пользу.

КОНСТАНТИН. Да, не пошел… Лучше скажи, часто ли ты бываешь на Втором городском кладбище?

СЕРГЕЙ. От моего дома до него всего полчаса ходьбы. После вечеринки я другой раз прогуливаюсь туда и обратно, чтобы подышать свежим воздухом перед сном. Ведь я тебя правильно понял? Ты говоришь о том самом кладбище, к которому нужно идти по шоссе, затем сворачиваешь и дальше по тропинке?

КОНСТАНТИН (быстро вынимая сигарету изо рта). Да!

СЕРГЕЙ. Ну да, я бывал там не раз, обычно около полуночи. Понятно, я всегда брал с собой фонарик. Надгробные камни ставятся так, чтобы луна не освещала мемориальных табличек. Кроме того, существует риск зацепиться за ограду; ходить там нужно очень осторожно. В полную луну дело существенно упрощается, и можно осмотреть самые дальние уголки кладбища.

КОНСТАНТИН. Я обожаю разглядывать фотокарточки умерших.

СЕРГЕЙ. И здесь тоже может пригодиться мой фонарик. В нем можно менять цвет, от красного до темно-синего. Я освещал разноцветными лучами надгробия и венки…

КОНСТАНТИН. Что ж, я всегда отдавал должное твоему опыту.

СЕРГЕЙ. Ты прав — это здорово затягивает, и с каждым днем узнаешь что-нибудь новое. Замечал ли ты, что на некоторых портретах, особенно старых, выцветают брови и зрачки?

КОНСТАНТИН. Я так обрадовался, когда впервые это увидел! И потом некоторое время не мог думать ни о чем другом! Хотя, между нами, жутковатое ощущение.

СЕРГЕЙ. Когда смотришь на такую фотографию, почему-то сразу понимаешь, что это фотография мертвого человека.

КОНСТАНТИН. Да, конечно… Постой, мне кажется, я что-то припоминаю…

Пауза. Сергей внимательно смотрит на Константина.

КОНСТАНТИН. О! Вспомнил. Как тебе пришлась по вкусу могила того парня, погибшего в 1981 году, второй сектор, третий ряд, посередине?

СЕРГЕЙ. Прелестная безобразная могила.

КОНСТАНТИН. Да, вроде бы именно ты рассказывал о ней когда-то. Позавчера мы с Ириной нарочно ходили посмотреть именно ее. Здорово впечатляет.

СЕРГЕЙ. Ну, а холмик?

КОНСТАНТИН. Холмик мы изучали очень долго, и дело стоило того! Превосходный холмик. Сырая земля сохраняет свою свежесть. И раз в неделю туда кто-то приносит цветы. Иногда обыкновенные, пластмассовые, иногда — живые розы. Я навел справки насчет того, что было причиной гибели этого парня. И что бы ты думал? Его машина врезалась в дерево. Кстати, в ту ночь мы и нашли могилу писателя.

СЕРГЕЙ (немного сбитый с толку). Писателя? Какого писателя?

КОНСТАНТИН (смеется). Ха-ха-ха! Было уже почти утро, мы нашли ее случайно, когда уже просто так ходили. Нам было уже все равно, и очень хотелось спать. Так вот: писатель Белобродов, даты жизни 1951 — 1988. Раньше я обращал внимание лишь на дату смерти (и то непонятно зачем), но никак не на возраст, в котором человек отправился в Неизвестность. Что на меня тогда нашло, до сих пор не пойму. Этот мужчина умер, когда ему стукнуло тридцать семь. Меня не покидает ощущение, что это особенная цифра, в некотором роде барьер…

СЕРГЕЙ. Барьер?

КОНСТАНТИН. Да, тот самый барьер, перешагивая через который, человек становится совсем другим. Я не знаю как. Быть может, меняется его отношение к смерти… Это трудно объяснить, просто иногда приходит в голову что-то такое.

СЕРГЕЙ. О чем ты говоришь? Все это бессмыслица. Поверь мне на слово; пусть я тоже не так давно начал регулярно посещать кладбища, но опыта у меня больше. То, о чем ты говоришь, или что-то подобное, я испытывал недели две назад, но это быстро прошло, и теперь я понял: мы, люди, бродящие среди могил, должны быть только с виду задумчивы. Главное — это земля под твоими ногами, в ней — кости, прогнившие доски, мертвецы, передающие нам приветы.

Пауза. Константин смотрит на Сергея. Потом отворачивается и прикуривает еще одну сигарету.

СЕРГЕЙ. Это кладбище мне уже надоело. Я хотел бы перебраться на другой конец города, там целых два кладбища, и притом почти рядом, две автобусных остановки в одну сторону, три — в другую, на автобусе номер 666.

КОНСТАНТИН. Это все в будущем… Хоть ты мне многое подсказал, я и сам обнаружил здесь немало неприятных сюрпризов. Наверно, это везение: иногда случайно набредешь на что-нибудь этакое. Потому и привязываешься порой к месту. В голове у меня карта, где светящимися точками отмечены все эти находки. Я готов с удовольствием рассказывать о них любому встречному.

СЕРГЕЙ. Так-так, подожди, я поставлю пепельницу…

Ставит пепельницу на подоконник.

СЕРГЕЙ. Продолжай.

КОНСТАНТИН. На западной стороне кладбища можно найти тесное скопление дешевых деревянных крестов. Эти убогие могилки занимают площадь всего в несколько аров. Так хоронят старушек, средства которых не позволяют устроить себе пышные похороны.

СЕРГЕЙ. Да, насколько я знаю, этим занимается муниципалитет.

КОНСТАНТИН. Я обнаружил особенную могилу и среди этих. Она была совсем свежей, двух — или трехнедельной давности. Холмик как раз и привлек мое внимание. Он был страшно перекошен и этим выделялся среди остальных. Все тамошние могилы похожи друг на друга, эта же выглядела разворошенной.

СЕРГЕЙ. Неужели погребение заживо?!

КОНСТАНТИН. Да! И еще раз да! Все признаки налицо.

СЕРГЕЙ. У тебя была с собой лупа?

КОНСТАНТИН. Конечно, иначе как бы я определил… Закрыв глаза, я представил себе, как эта старая женщина, очнувшись в гробу, пыталась приподнять крышку. Вообрази ужас, испытанный ею!

СЕРГЕЙ. Но в наше время такие случаи почти невозможны. Ведь любого умершего вскрывают в морге. Распиливают череп. Вынимают внутренности. Это стандартная процедура… Но всякое бывает. Чья-то небрежность… Спешка… И вот человек просыпается под землей.

КОНСТАНТИН. Я уверен, это один из тех случаев, о которых ты говоришь! Сомнений нет!

СЕРГЕЙ. Стоит обратить внимание на то, что деньги на похороны в данном случае выделило государство.

КОНСТАНТИН. Конечно! Я тоже подумал об этом.

СЕРГЕЙ. Наверняка это не единственная твоя находка…

КОНСТАНТИН. Да, не единственная. Где-то там, в том же районе, находится крематорий. Обычный крематорий, высокое здание из желтого кирпича с парадным подъездом — на него нетрудно обратить внимание. Как-то я, ни на что особенно не надеясь, копался в канаве рядом с ним. Целых два часа, без перекуров, я ковырял лопатой глину. Весь вымазался в грязи! Казалось, все труды напрасно. Но представь себе: я нашел там обугленные человеческие кости. Я занес этот случай в свой дневник. Сделал запись почти машинально, ведь забыть такое невозможно.

СЕРГЕЙ. Черт возьми! Ты рассказываешь интересные вещи. Будь уверен, сегодня ночью перед сном я буду думать только об этом. У меня обыкновение в конце дня перебирать в уме разные разности. И, главное, делаю я это лишь для собственного удовольствия.

КОНСТАНТИН. Вот как! Я бы посоветовал тебе заиметь привычку переносить насущные мысли на бумагу.

СЕРГЕЙ. Нет, что он говорит! Брось! Нет у меня соответствующей склонности.

КОНСТАНТИН. Странно. Мне всегда казалось, что ты самый настоящий писатель. Все говорит в пользу этого — твои очки, клетчатая рубашка, потертые джинсы. Ты любишь музыку и сигареты, современный писатель не может жить без этого.

СЕРГЕЙ. Брось: все попусту. И не уговаривай. Разве я настоящий писатель? Нет, для этого я слишком серьезен.

Молчат.

КОНСТАНТИН. Так вот, еще я наткнулся, на том же самом кладбище…

СЕРГЕЙ. Давай переменим тему нашей беседы. Я

понимаю, как здорово вести подобные разговоры, но нам, пожалуй, пора прерваться. Дело в том, что скоро придет Ирина — хорошо бы ее дождаться. Сам знаешь, какая она мастерица говорить о кладбищах, обо всем, что нам так нравится. Чтобы ты не очень скучал — а придет она с минуты на минуту — поговорим о том, как одевают покойников.

КОНСТАНТИН (удивленно). Как одевают покойников?

СЕРГЕЙ. Да, на мужчин, например, надевают темный костюм, белую рубашку, галстук и прочий камуфляж; молодых девушек закутывают в белый саван. Должно быть, это своеобразное ощущение — очнувшись в гробу, почувствовать ненужность всего этого тряпья. Несчастное тело, закутанное в какие-то позорные тряпки. Интересно, насколько такая одежда соответствует вкусам покойного. Ведь обычно люди не выбирают, в какой одежде их положат в гроб. Это понятно — у них масса других проблем. Когда до смерти осталось два дня, будешь думать о чем угодно, только не об этом. Если даже знаешь наверняка, что умрешь.

КОНСТАНТИН. Странно, я никогда об этом не задумывался. А если, скажем, покойник не любил галстуки, на него ведь все равно надевают галстук — нет ли в этом чего-то нонсенса?

СЕРГЕЙ. Все объясняется просто. Никогда традиции не соблюдаются так тщательно, как во время похорон. Люди, помогающие хозяевам устроить похороны, делаются очень аккуратными и предупредительными. Даже если хоронят самого отъявленного безбожника и трансвестита, ни за что не оденут его так, как он, возможно, желал…

КОНСТАНТИН. Вообще погребальные традиции очень живучи.

СЕРГЕЙ. Да, они мало меняются от столетия к столетию

В одной и той же местности. Я уверен: минуют десятки поколений, а земля будет по-прежнему удобряться телами умерших. Или, может быть, их пеплом, уже сейчас так делают. Но по большому счету всегда и везде одно и то же.

КОНСТАНТИН. Ну да, я читал о похоронных ритуалах в средневековой Италии.

СЕРГЕЙ (убежденно). Существенной разницы с днем сегодняшним нет?

КОНСТАНТИН (пожимая плечами). Нет, не нашел.

СЕРГЕЙ. Кстати, очень полезно посещать старые кладбища. Все отличие ведь в памятниках, не так ли?

КОНСТАНТИН. Да, гулять по таким иногда даже

интереснее, чем по современным.

СЕРГЕЙ. Нет, нет. Новые кладбища очень хороши. Просто посмотреть старые тоже полезно.

КОНСТАНТИН. Да, конечно. Особенно я привязан

К Смоленскому кладбищу в Петербурге, на Васильевском острове. Но то место дарит мне совсем другие ощущения.

СЕРГЕЙ. Насколько я помню, там похоронена одна известная женщина…

КОНСТАНТИН. Да, Ксения Блаженная. История давняя и необыкновенная. В честь этой женщины сооружена часовенка в глубине кладбища. Рядом с ней дядька в оборванной одежде кормит голубей и кошек. Обычно те получают от нищего хлебные крошки.

СЕРГЕЙ. Странно, но на кладбищах полно всякого зверья. Особенно кошек.

КОНСТАНТИН. О, на нашем кладбище полно котов. Они целыми днями кочуют от одной части кладбища к другой, играют среди могил, греются на солнышке…

СЕРГЕЙ. Славно, что ты заговорил о Питере. Это своеобразный город. Там часто пахнет человеческими останками. Всюду подозрительные лица, недоверие. Люди какие-то бледные. Метро там глубже, чем везде, и это неспроста. Говорят, Питер построен на человеческих костях. Оттого люди, живущие в нем, хмуры и меланхоличны. Всякий, кто поживет там достаточно долго, проникается этой атмосферой.

КОНСТАНТИН. Пожалуй, что так. Жить в этом городе постоянно ни к чему. Что касается меня, я люблю веселье… очень нехорошо, когда за этим весельем стоит нечто мрачное. Зловещее… Потому, если хочешь не думать ни о чем, думай непременно об этом. Так и родилось мое увлечение. Однажды, смотря по телевизору веселую передачу, я вдруг подумал: а ведь где-нибудь в десятке километров отсюда стоит веки вечные кладбище. Где-то, быть может, шум, веселье, полуночная вечеринка — там же всегда тихо. В любое время суток. Так я и начал интересоваться разной кладбищенской утварью.

СЕРГЕЙ. Да, я давно обратил внимание на твой энтузиазм.

КОНСТАНТИН. Кстати, Сергей… Ты знаешь, бывают еще такие… склепы. Я читал про них, но никогда не видел. Мне непонятно: в склепе гроб располагается всегда на подставке?

СЕРГЕЙ. На какой подставке?

КОНСТАНТИН. Ну, где-то ведь нужно ставить деревянный ящик. Ясно, что без подставки тут не обойтись…

СЕРГЕЙ. Не понимаю, о какой подставке ты говоришь.

КОНСТАНТИН (распаляясь). Что такое склеп? Это

маленькое помещение: внутри гроб с мертвецом.

СЕРГЕЙ. Нет-нет, склеп — это совсем другое. Склеп — это полость под землей, туда спускается лестница.

КОНСТАНТИН. Не знаю, может быть. Склепы, наверное, разные бывают. Меня, собственно, интересовало: тело так и остается в склепе, в гробу? Оно ведь разлагается, и…

Входит Ирина.

КОНСТАНТИН.… из-за запаха склеп вскоре окажется невозможным посещать.

ИРИНА. Привет.

СЕРГЕЙ. Налить тебе чаю? Сигарету? Присаживайся. (Помогает Ирине раздеться).

ИРИНА (садясь на диван рядом с Сергеем). Сигарету.

КОНСТАНТИН. Очень рад тебя видеть. Мы хорошо прогулялись в последний раз, я уже рассказал Сергею. Вообще, мы говорим сейчас о всевозможных кладбищах, черепах, похоронах — присоединяйся к нашей беседе.

ИРИНА. О, с удовольствием. Вы уже обсуждали, что пора бы переменить место для прогулок? Есть неплохие кладбища и в других районах города. Нет ничего приятнее на свете, чем гулять по кладбищу! Я бываю там каждый день, мне хорошо только там.

СЕРГЕЙ. Да, конечно. План мой прост: надо снять квартиру неподалеку от Третьего и Восьмого городского кладбища. Это чудесные места!

ИРИНА. Я предвкушаю наслаждение, которое получу от посещения тамошних могил. (Печально). Быть может, там похоронен кто-нибудь из моих друзей…

КОНСТАНТИН. Что ж, быть может. Вполне.

ИРИНА (задумчиво). Кстати, не известна ли вам судьба тела Н., покончившего с собой месяца два назад? Он выбросился из окна — наверняка вы помните тот случай. Так где он похоронен? Не на здешнем ли кладбище?

КОНСТАНТИН. Да, мы помним об этом…

СЕРГЕЙ.… но о судьбе тела нам ничего не известно!

ИРИНА. Позвольте, как же… Мы же все были на похоронах, и что, никто не помнит — где в конце концов зарыли гроб?

Долгое молчание.

КОНСТАНТИН. Может, послушать немного легкой эстрадной музыки?

СЕРГЕЙ. Нет, мне пора уходить. Возьму-ка я лопату. Где же она? (Встает, открывает шкаф).

КОНСТАНТИН (тоже встает и подает Ирине пальто). Тогда мы пойдем. Что-то меня клонит в сон… Больше не могу… Добраться бы до кровати. Устал чертовски.

СЕРГЕЙ Располагайся у меня, коли так.

КОНСТАНТИН. Сергей, мне страшно. Мне нужнопройтись по улице, развеяться.

Резкое затемнение.

Итак, у нас появились некоторые милые семейные привычки. По воскресеньям мы покупали бутылку нашего любимого «Белого Аиста». С ней вместе, прохладными октябрьскими днями, мы отправлялись на прогулку. Северная Принцесса была неплохой компанией для экскурсий по Троицкой Горке и на кладбище. Она всегда носила что-то строгое и черное, и мы выглядели эффектной парой. Наталья рассказывала о своей предыдущей дымной жизни. Вереница безумных переездов, вереница мальчиков, их сумасшествий и суицидов. Все они пытались по-своему разгадать ее. Кто она была такая, этот совершенно нереальный человек? Ее семья происходила откуда-то из Белоруссии. Глядя на ее белое тело, я мог подозревать и родственные связи с польской шляхтой. Не совсем дворянка, ее дворянство где-то потерялось. Она слегка сутулилась, а аристократов часто отличает осанка.

Ее единственной загадкой была совершенно замороженная сексуальность. Здесь сказалась непонятная тогда для меня травма, полученная ей в юности. Наталья, конечно, любила секс, но до сих пор занималась им слегка отстраненно и механически. По-своему это было прекрасно. Но мне долго не удавалось подобрать ключ к этой сладкой дырочке. И в конце концов это сыграло с ней весьма злую шутку.

В те дни я познакомился с другой Наташей и весьма увлекся. Опрятная, практичная, совершенно от мира сего девочка. Она, очевидно, была сильнее, живее и обаятельнее. По сравнению с Натальей это был просто чувственный ядерный взрыв. Тактический боеприпас, который не замедлил сработать.

Насколько может быть прекрасна женщина в девятнадцать лет, настолько была прекрасна новая Наташа.

Рыжая и зеленоглазая Куракина возникла на моем мысленном горизонте как внезапная рысиха, но, впрочем, некоторые сравнивали ее с тигренком. Незлая, приятно пахнущая, щедрая на любовные игры, персональный комфорт и яблоки под подушкой.

В результате случилось донельзя танцевальное настроение. Причем, как ни странно, поздней осенью, в ноябре. Несчастная Наталья! Но что я мог поделать с собой, когда кругом одни красавицы!

Стройная и эффектная девочка с кафедры полимеров (просрали все полимеры!) заставляла волноваться пространство вокруг. Заставляла волноваться свое серебристое короткое платье по моде шестидесятых. Заставляла волноваться меня. И даже неживые предметы. Ведь все в мире имеет крошечную долю, пусть и едва-едва тлеющего, сознания.

И естественно, когда мы познакомились, все мои друзья сразу в нее повлюблялись. Хотя каждый из них знал о нашем стремительном и бурном романе.

Девчонок следовало как-то различать. Кто-то из друзей (вроде это был Юра Семен) придумал назвать их Наталья и Наташа, так я их и называю сейчас. Тем более сама Наталья терпеть свое имя не могла и ненавидела, когда я называл ее Наташей. А Наташа была АШАТАН, настоящий чертяка-шайтан. Имена важнее. Фамилии в известной степени анонимны. Все фамилии давно перемешались, а по именам еще как-то можно гадать о человеке. Скажем, у меня всегда были хорошие отношения с Владимирами. И никогда не было врага с таким именем. И любимого дядьку звали Владимир. А ко всему, Куракина была еще и из города Владимира.

Думаю, она имела какое то отношение к тем известным князьям, по отцовской линии. По крайней мере, ее отец был похож на некоторые их фамильные портреты. Ее белые плечи выдавали это стопроцентно. Кстати, могла и уебать. Но это случилось с нами позднее…

Наташа жила в крошечной комнатке в общежитии физфака, рядом с моим приятелем Юговым. То есть была под присмотром. Но она страшно завидовала моему скромному, но обособленному жилищу неподалеку в деревне. А я не терял возможности однажды ее туда затащить.

Вы правы, это было не совсем честно по отношению к Наталье. Но она и так быстро почувствовала, что тучи сгущаются. Да и Дроздов мне как-то говорит:

— Конечно, Наталью ты проебал. В том, что с ней случилось, твоя вина. Ее надо бы сейчас отправить к маме. Ты видишь, она совершенно безумна, а мама ей мозги вправит. Алекс, mother should know!

На том и порешили. Мы купили Наталье билет на поезд в Абакан. Чтобы уехала подальше от «великой княгини». Наша дальнейшая совместная жизнь была невозможна.

У Натальи было странное обыкновение всегда ходить по дому на каблуках. Даже в нашей деревенской квартирке на втором этаже. Понятно, что это сильно беспокоило Нину Ивановну внизу. В общем, как-то все не срасталось.

Последней каплей было то, что я все-таки затащил сюда Куракину (Наталья, женушка, была в это время на своих курсах). В Наташином рюкзачке была бутылка отличного сухого красного вина. Поэтому мы весьма душевно пообщались и затем страстно целовались на темном деревенском чердаке. Нечаянно я порвал ее прелестную кроличью шубку. От этих поцелуев порой я буквально терял сознание. Насколько я могу судить, ощущения Наташи были сходны. Втрескались, в общем.

Такая история. Но у нее было неожиданное продолжение. Как в классике, Наташа обронила тогда в моей комнате платок. Допускаю, что это была уловка, предназначенная совершенно угробить наши отношения с Натальей. И правда, когда Наталья вернулась из Питера, платок был сразу обнаружен. Я вообще его не заметил. Видимо, у девочек свои места, чтобы пожелать друг другу удачи.

— Что это? — С крошечной белой тряпочкой в руке, побледневшая Наталья застыла посреди комнаты. Затем ушла горевать на кухню, так как я не нашелся, что ответить, и растерялся. Дальнейшие выяснения были бессмысленны. Приближался день ее отъезда. Мы решили, что пока она все же останется у меня. Было ясно, что мы еще попробуем потрахаться.

В ночь перед отъездом произошла ее успешная дефлорация. Утром я провожал Наталью на Московский вокзал. Перспективы ее возвращения в Питер были туманны…

Узнав о состоявшемся отъезде моей любовницы, Наташа заметно оживилась и пустила в ход все свое обаяние и практичность. Она со вкусом красилась. Завела себе дорогую сумочку и недешевые туфли. В разговорах не забывала намекнуть, что в восемнадцать едва избежала модельной карьеры. Она принялась подчеркнуто тщательно одеваться.

В ту пору еще пользовались успехом различные платьица натуральных тканей, легкие блузки и короткие узкие юбки. Принарядившись, девочки готовили на факультетских праздниках салатики, так, как их учили родители еще при Советах.

Сейчас она работала секретаршей в каком-то офисе Питере. Мне было приятно наблюдать, как она по утрам надевает свою белую ситцевую блузку в мелкий черный горошек. У меня любовь к таким рубашечкам.

Приняв свой офисный вид, она укатывала на электричке в Питер. Я, кстати, слегка ревновал, подозревая, что Наташа завела себе в Питере любовника. Это был мифический виртуальный молодой майор ФСБ (а дедушка у нее был, кстати, кагэбист). Слухи о возможных любовниках на пустом месте не возникают. И такое поведение можно было бы понять. В социальном плане я был по сравнению с Наташей полный отстой. И хотя наша группа играла по клубам уже около двух лет, денег не предвиделось. Только репетиции, репетиции, репетиции. Ради чего? В клубах тогда совсем не платили. Максимум, что мы получали за выступления, был ящик пива в «Там-Таме» у Гаккеля. Благо, мне из Костомукши подкидывали фамильных денежек. В те годы я оставил университет и законсервировал свою научную карьеру в академическом отпуске.

Впрочем, Наташины пропадания вне Петергофа быстро закончились. Нам было весело вместе. Наташа, днем аккуратная белокожая секретарша, вечером становилась настоящим панком. Ей казалось забавным жить так, новая парочка всем запоминалась, и в ПУНКе нас полюбили.

После кутежей с друзьями в студенческих кафешках мы брали немного спиртного и удалялись в Темяшкино. Там я читал ей вслух свой дневник, а затем любовался ее обнаженными ключицами (она называла их «косточками»: «Поцелуй меня в косточку») в лунном свете. Нина Ивановна, пожилая, видавшая виды анархистка, ничего не имела против, ну и, в принципе, мы вели себя аккуратно. Наташа стала постоянной моей гостьей.

С моей легкой руки, обитать в Темяшкино различным околоПУНКовским персонажам стало новой модой. Вскоре неподалеку от меня поселился Дроздов со своей подругой. Впоследствии где-то неподалеку освоили один из деревенских чердаков приезжие панки с Украины, название их группы было «Кэр-Пэр-Вэлл». Они появились в ПУНКе летом 95-го года, и мы с удовольствием пристроили их на нашу репетиционную базу. И даже поделились своим вечно ускоряющимся, выпендрежным барабанщиком. Эти ребята были вполне уверены, что через полгода будут знамениты. Мы, как тертые калачи, уже познакомились со всеми прелестями русского шоу-бизнеса и знали, что жизнь обойдется с ними по-другому. Так и вышло: полная нищета, зима в деревне на чердаке около электрической плитки, решительное отсутствие продюсера. А музыка, между тем, у них была неплохая.

Кстати, «Кэр-Пэр-Вэлл» были прекрасно знакомы с Натальей, они приехали в ПУНК практически одновременно. (Кого только туда не приносило!) Присутствие блондинистой Натальи и ее стройных ножек прекрасно действовало на творчество. И вскоре они так же, как и мы, вовсю зажигали в «Там-Таме».

Естественно, мы все очень дружили. Наша музыка несла социальный протест, и это немало сближало. Я больше общался с их светловолосым гитаристом Костей Ширяевым. Костя слегка напоминал Брайана Джонса из Sex Pistols. Я всегда ладил с панками и эту музыку слушал. Да и мы с Дроздовым играли что-то похожее, но с элементами модного тогда брит-попа, а то и вовсе непонятную психоделию.

И хотя я дружил в основном с Костиком, все «Кэр-Пэр-Вэлл» были симпатичные ребята. Тексты у них писал Дима Бунтиков, как выяснилось впоследствии, вполне серьезный поэт. Жаль, у него был не совсем эстрадный вокал, если такое вообще можно назвать вокалом. Ржавый, скрипучий голос, идущий не то чтобы мимо, но как-то сквозь ноты. Ну и, конечно, басист медиатором Юра Банишев, это вообще отдельная история.

Все они прекрасно относились к Наталье (и это был совсем коммунизм), но полюбили и Наташу, которая уже была сплошной капитализм. Если не его оскал, то мелодичное мурлыканье. У нас с Наташей постоянно пропадал Ширяев. Мы не особо парились по поводу своего вечернего досуга, если не было репетиций. В ту осень в продаже появилась непаленая водочка в небольших жестяных банках. Присутствовали и разные коварные злаки. Больше всего долбили мы с Юрой Семеном и любили при этом слушать какую-нибудь расовую черную музыку.

Наташа тоже покуривала, чем заслужила всеобщее уважение. В самом деле никто, никогда не умирал от марихуаны. Подумайте сами. Люди умирают от водки, сигарет, неправильного питания, которое незаметно накапливает изъяны в человеческом организме и умножает мировую поебень. Умирают от несчастной любви, войн и смертной казни. От передозировок, наконец. А от марихуаны не умирают никогда. Это святая правда, так необходимая людям. Тому даже существует некоторое медицинское подтверждение. Я согласен, слегка тупеешь, если употребляешь в большом количестве. Но это далеко не единственный источник тупизны. С этим в России вряд ли бывают проблемы. Не будь я садово-парковая рысь.

Мы даже как-то попробовали с Наташей поебаться под марихуаной. Но ведь травка сама по себе женщина особая и с характером. Кончилось тем, что мы, абсолютно голые, хотя и слегка возбужденные, лишь обхихикались.

Веселая тогда выдалась зима.