Доказательство существования

Александр Павлович Зубков, 2020

Борьба за диссертацию включает множество приемов и встречает сопротивление на многих уровнях социальной жизни. Ведь ее успешная защита предполагает в дальнейшем серьезное улучшение материального благополучия и административный рост молодого ученого. У Сергея вроде бы все неплохо с научными изысканиями, но к защите дело никак не продвигается. И героя накрывает ностальгия – тоска по малой родине, покинутой им навсегда.

7

Приближаются праздники — Седьмое ноября, а мне необходимо ехать, искать капусту. Инна заквашивает ее в белом ведре, процедура длится три дня, каждый день капуста освобождается от гнета (Георгий Петрович придумал — на вертикально установленную палочку надевается веревка). Затем содержимое ведра многократно протыкается длинной палкой, это надо проделывать в закрытой кухне, но и оттуда запах просачивается во все комнаты. Только когда шипение капусты прекращается, возобновляется гнет, то есть устанавливается палочка; на третий день капуста готова, очень вкусна и переносится в холодильник.

Утро. Холодрыга! Суббота (после пятницы, то есть дня усталости); не хочется заниматься этим делом. Но ничего, еду, на ближайшей станции метро капусты мало — по два кочана в руки. Еду в ближайший универсам; сначала захожу внутрь, но это надо делать снаружи. Подкатывают тележки, половина капусты разбитая; ждущий народ моментально разбирает хорошую, потом долго роется в плохой, и продавщица не подвозит новую партию. По ложке в час. Холодно. Кругом голо, серые панельные громадины домов, машины частные. Старичок: «Кинь камень — и попадешь в машину торгаша. Семьдесят пять процентов машин — у торговли». Замерзаю, дрожу; ну и жизнь, думается. В универсаме толпы народу, сумрачно, покупатели из очереди лопатами подгребают мусор, чистят, сами подвозят очередные тележки. Энергичный крупный человек атлетического сложения, в кроссовках, спортивных штанах, куртке, на голове — шапочка; работает лопатой, улыбается. Вот, думаю, пример современного интеллигента-молодца; и я стараюсь настроиться на оптимистический лад, посмотреть юмористически. Наконец — очередь; спортивный интеллигент-оптимист сноровисто набивает два мешка капусты. Мешками нагребает молодая пара — женщина в очках, чрезвычайно интеллигентного и приятного вида, муж ее, парень крепкий и симпатичный, немного дородный. Еще в очереди — девушка в джинсах, с пуделем; передо мною пара колхозного вида набирает три мешка. Я наполняю сетки — шесть кочанов. «Рубль пятьдесят», — говорит продавщица. Чувствую: не может быть здесь двадцать пять килограммов, но мне стыдно усомниться в честности продавщицы, я наверняка знаю, что она надувает меня нагло, отлично поняв по моему виду мою психологию. Холодно, замаялся совершенно; все, и я в том числе, внутренне заискиваем перед продавщицей, хотя та ведет себя не лучшим образом. Еду домой в набитом автобусе; дома (может, не надо, мелькнула мысль) взвешиваем с Инной, оказывается, меня обманули более чем в два раза. Всю дорогу я об этом думал, и тяжелое, неприятное чувство было; и теперь, только что Инна говорит единственное ироничное словцо, я взрываюсь.

— Почему тебя всегда обманывают? Надо быть взрослее.

— Бог мой, откуда я мог определить, сколько там?! Сама покупай! Мне эта капуста совершенно ни к чему!

— Да! Тогда иди и гуляй. Совсем иди!

— С удовольствием! — говорю я, продолжая сидеть с жутким чувством ненависти ко всему.

— Разве так можно? — слезы. — Ты пришел, тебя обманули, ты виноват и начинаешь орать на жену. Ты совсем потерял совесть!

— У тебя ее никогда не было! Попробуй когда-нибудь прийти из магазина и пожаловаться, что ты обманута!

— Меня не обманывают в два раза!

Я одеваюсь и иду покупать кисть для крашения стен. Муторно до безобразия, до умопомрачения, я чувствую себя непригодным к жизни дурачком-интеллигентом, которого можно нагло, в глаза надуть. Надо было спросить у продавщицы, какой вес, и уличить эту негодяйку.

Суббота все такая же сумрачная и холодная; надо покупать кисть и красить стены. Дни уходят, улетают; боже, что за жизнь! Как бездарно, в бесконечной хозяйственной толчее проходят суббота, воскресенье; как я ненавижу выходные! Все: весь мир, вся жизнь — воспринимается как нечто ужасное, нелепое, тюрьма души; душевная боль, самая настоящая, как будто душу давят, гнут, выкручивают.

А потом все прошло.