Бремя версий

Александр Муромцев, 2019

Герой книги Игорь Климов делает первые шаги на профессиональном поприще. Он наш современник и мог бы быть российским инженером, врачом или учителем, но стал обычным рядовым российским следователем. Постигая азы следственной работы, он сталкивается не только с порядочными людьми, но не опускает руки и не изменяет избранному пути.

20

Расположившись в полупустом вагоне, Игорь для верности разместил рюкзачок с материалами дела у себя под боком, прижав к стене.

Он с детства любил такие железнодорожные путешествия, когда всей семьёй ездили на дачу или просто гулять в лес или на реку. Вот и сейчас можно не думать ни о чём, просто глазеть на пробегающие за стеклом перелески и шестисоточные посёлки.

Путь был долог, ехать предстояло около двух часов. Для Игоря вообще любая поездка на электричке представлялась длительным приключением. Это даже сыграло с ним злую шутку, когда он ещё учился в институте. Тогда отцу дали долгожданную трехкомнатную квартиру на окраине Москвы, и после переезда выяснилось, что до центра удобнее всего добираться на электричке. Железнодорожная платформа была в пятнадцати минутах ходьбы. Игорь пробегал этот отрезок пути утром даже быстрее, потому что дорога шла под горку. Но потом, втиснувшись в переполненный вагон, предстояло терпеть две остановки до Киевского вокзала. Хотя это и продолжалось не больше десяти минут, но для Игоря, по ассоциации с детскими поездками, с навязчивыми путейскими запахами мазута, креозота и раскалённого металла, это составляло целое железнодорожное путешествие, и по ощущениям он будто проделывал дальний путь и от этого сразу уставал.

Потом неподалёку от их улицы прорыли метро, а составы метропоездов, как известно, совсем другое дело.

В вагон с разных концов вошли контролёры. Игорь сидел примерно посередине и стал загадывать, кто из них первый доберётся до него. Женщина, наступавшая против хода состава, или мужчина, приближающийся с тыла. Опередил мужчина, и Игорь не угадал. Женщина увлеклась разборками с пожилой четой, билеты которых никак не отыскивались, и затормозила метрах в двух от Игоря.

Он предъявил свой билет и подивился в очередной раз, что прогресс проник и в такое рутинное занятие, как проверка проездных документов. Знакомые многим клацающие щипцы контролёров заменил портативный сканер, который мигнув на штрихкод билета красной амбразурой, удовлетворённо пискнул. Можно было ехать дальше. Игорь вспомнил байки Белова про былые годы со сказочными подробностями, что, мол, раньше следователи разъезжали на электричках, просто показав удостоверение, да и пистолеты им якобы выдавались для постоянного ношения. Уважаемый, конечно, Белов человек, но приврать любит.

Между тем начинались пригороды Москвы. Дачные поселки сменились бетонными заборами, сплошь испещрёнными рисунками и надписями, которые, в свою очередь, накрывали новые слои краски. Сколько аэрозольных баллончиков израсходовали старательные подростки, не поддавалось воображению. Толкаемые первобытными инстинктами, эти гомо сапиенс фиксировали своё представление об окружающем мире ровно таким же способом, как их предки, десятки тысяч лет назад раскрасившие охрой стены своих пещер.

Только пращуры, прилагая немалый труд, и то, что мы теперь называем художественным вкусом, посильно украшали свои укромные жилища. А современные троглодиты, вооружившись банкой пива и пульверизатором, марают плоскости заборов, формулируя этим свой вызов обществу, явно не стремясь доставить приятное ближнему. Людей они заставляют вынужденно любоваться аршинными лозунгами и корявыми рисунками, ведь сидя у окна электрички нужно либо зажмуриться, либо отвернуться, чтобы не увидеть их творчество.

Самостийные бетонные вернисажи уступили место в придорожном строю приземистым рядам частных гаражей. Эта примета ушедшей эпохи значила многое. Иметь автомобиль могла далеко не каждая советская семья, и ещё меньше счастливцев обладали стенами и крышей, в которых четырехколёсное чудо отечественного автопрома укрывалось от посторонних завистливых глаз. Этот особый гаражный мирок, где, как в бане, все были равны: и работяга, и профессор, сформировался и жил по собственным законам. Постоянная необходимость мелкого ремонта, хлопоты с подзарядкой аккумуляторов и заклейкой пробитых автомобильных камер объединяли и сплачивали ряды гаражевладельцев. Чего греха таить, укреплялось братство и распитой в тиши гаражных боксов бутылочкой водочки, тем более что закуску, в виде домашних закруток, многие хранили тут же.

Распалась гаражная идиллия вместе с распадом Советского Союза. Поток сначала подержанных, а потом и новёхоньких иномарок хлынул в Россию. Такие аппараты на колене в гараже не вылечишь. Да и парковать машинки начали просто во дворах и на улицах. На разные лады стали завывать по ночам сирены сигнализаций, да и они как-то стихли, уступив место более совершенным системам электронной защиты. Главное в том, что машина перестала быть фетишем, на который обычная семья копила долгие годы. Автомобиль, по смелому предначертанию классиков сатиры, стал не роскошью, а средством передвижения. Причём ежедневного. Вышел из подъезда, сел и поехал, ну разве зимой снежок смахнешь. Не то, что раньше: аккумулятор в морозы не садится, никакие жидкости не замерзают и сидения тебя подогревают, а не ты их. Удобно же. А гаражные бараки меж тем ветшают, превращаясь в склады ненужного барахла или, в лучшем случае, в сомнительные автосервисы, обслуживаемые ушлыми выходцами с юга.

В полосе отчуждения железной дороги потянулись товарные дворы предприятий с подъездными путями, а потом и стеклянные параллелепипеды офисных центров и торговых комплексов. Разноцветными переливами отражались в двойном вагонном стекле их рекламные транспаранты.

Совсем стемнело. В вагоне давно включили освещение. За окном под яркими прожекторами переплетались и ныряли во тьму рельсовые колеи. Подъезжали к вокзалу. Пневматические двери дружно открылись, выпустив пассажиров. Выйдя с платформы Игорь, привычно срезая путь, через небольшой сквер устремился к метро. Теперь можно считать, что дома.