Вниманию читателя, возможно, уже знакомого с героями и событиями романа «Могикане Парижа», предлагается продолжение – роман «Сальватор». В этой книге Дюма ярко и мастерски, в жанре «физиологического очерка», рисует портрет политической жизни Франции 1827 года. Король бессилен и равнодушен. Министры цепляются за власть. Полиция повсюду засылает своих провокаторов, затевает уголовные процессы против политических противников режима. Все эти события происходили на глазах Дюма в 1827—1830 годах. Впоследствии в своих «Мемуарах» он писал: «Я видел тех, которые совершали революцию 1830 года, и они видели меня в своих рядах… Люди, совершившие революцию 1830 года, олицетворяли собой пылкую юность героического пролетариата; они не только разжигали пожар, но и тушили пламя своей кровью».
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Сальватор. Книга III предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава LXXI
Улица Ульм
Апартаменты госпожи де Моранд, как мы уже знаем, находились на втором этаже главного жилого здания, составляющего правое крыло особняка, стоявшего на улице Лаффит, как она теперь называется, или Артуа, как ее называли раньше. Именно там мы и оставим Жана Робера и госпожу де Моранд под предлогом, который даже самому придирчивому из наших читателей не может показаться дурным. Итак, дверь апартаментов госпожи де Моранд была тщательно заперта на два оборота ключа, отделив нас от этих влюбленных.
Кстати, что бы нам было делать в комнате этой обожаемой госпожи де Моранд, которую мы любим всей душой? Ведь эту комнату мы очень хорошо знаем.
А посему давайте проследуем в менее аристократический квартал, в который сейчас направляется полный мечтаний, этот полностью закрытый для лучей любви поэт, известный нам под именем Людовик.
Он пришел на улицу Ульм.
Если бы кто-нибудь спросил у Людовика, как он сюда пришел и по каким улицам прошел, то этим своим вопросом он очень смутил бы нашего Людовика.
Сквозь небрежно закрытые ставни окон первого этажа квартиры, в которой проживали Броканта, Баболен, Фарес, Бабилас и его приятели, Людовик увидел свет. Свет этот становился то более, а то менее ярким, что свидетельствовало о том, что лампу переносили из одной комнаты в другую.
Людовик приблизился к окну и приложил глаз к знакомому отверстию в ставне. Но, несмотря на то что окно было приоткрыто, положение обитателей комнаты не позволило Людовику ничего увидеть.
Но он понял, что Рождественская Роза еще не поднялась в свою комнатку на антресолях. Ничто не указывало на присутствие там девочки: ни слабо горевший ночник, ни горшок с цветком, носящим ее имя, который она ставила на окно, возвращаясь к себе, поскольку Людовик строжайше запретил, чтобы в комнате во время ее сна находились какие бы то ни было цветы или растения.
Итак, не имея возможности ничего видеть, Людовик стал слушать.
Улица Ульм, бывшая даже днем такой же тихой, как улочка какого-нибудь провинциального городка, в этот час была безлюдной, как большая дорога. Поэтому, если слегка напрячь слух, можно было услышать почти весь разговор обитателей первого этажа.
— Да что с тобой, дорогой мой? — спросила Броканта.
Этот вопрос был, очевидно, продолжением разговора, начатого до прихода Людовика.
Ответом на этот вопрос было молчание.
— Ведь я же у тебя спрашиваю, что с тобой, мое сокровище! — повторила колдунья более обеспокоено.
Несмотря на изменение интонации вопроса, последовало все то же молчание.
— О! О! Дорогое создание и сокровище, к которому ты обращаешься, мамаша Броканта, этот проказник и недоучка тебе и не ответит, — подумал Людовик, полагая, что она обращалась, вероятно, к этому шалунишке Баболену, который капризничал или прикидывался больным.
Броканта продолжала задавать вопросы, по-прежнему не получая на них никакого ответа. Но было заметно, что голос ее из нежного постепенно перерастал в угрожающий.
— Если ты не ответишь, мсье Бабилас, — произнесла наконец цыганка, — обещаю тебе, мой милый, что я задам тебе хорошенькую трепку. Ты слышишь?
Лицо, или вернее животное, к которому были обращены все эти вопросы, которые мы услышали, видно решило, что дальнейшее молчание становится опасным для его шкуры, и ответило рычанием, продолжавшимся нескончаемо долго и перешедшим в жалобное скуление.
— Да что с тобой, мой бедный Бабилас? — вскричала Броканта таким тоном, в котором можно было уловить определенное сходство со скулением ее любимого пса.
Бабилас, который, казалось, отлично понял новый вопрос, ответил еще одним тявканьем, на сей раз более понятным, чем первое, поскольку Броканта воскликнула с неподдельным удивлением:
— Да возможно ли это, Бабилас?
— Да, — ответил пес на своем языке.
— Баболен! — закричала Броканта. — Баболен! Где же ты, маленький негодник?!
— Что случилось? Что надо? — спросил спросонья задремавший уже было Баболен.
— Подай карты, болван!
— Ох-ох-ох! Карты в такой-то час? Ну и ну, только этого мне еще недоставало!
— Подай карты, кому говорю!
Но Баболен ответил на это ворчанием, которое указывало на то, что родной язык Бабиласа был ему явно знаком.
— Не заставляй же меня повторять дважды, нехороший мальчишка! — сказала старуха.
— Да зачем вам вдруг понадобились карты в такое время? — сказал мальчуган тоном человека, начинающего убеждаться в бесполезности всех попыток образумить собеседника. — Ну, принесу я вам ваши карты! А если полиция узнает о том, что вы гадаете на картах в такое время? Ведь уже два часа ночи…
— О, господи, — раздался нежный голосок Рождественской Розы, — неужели сейчас и вправду уже два часа ночи?
— Да что ты, девочка, еще только около полуночи, — сказала Броканта.
— Ну, да, полночь, — сказал Баболен, — скажете тоже!
Тут, как бы для того, чтобы прекратить спор, часы ударили один раз.
— Ага! Слышали? Час ночи! — воскликнул Баболен.
— Нет, половина первого, — возразила Броканта, желая оставить последнее слово за собой.
— Ну, да, конечно, половина первого! Кто это вам сказал? Ваша чертова кукушка, которая умеет бить только одним крылом? Все, мамаша, спокойной ночи! И будьте любезны дать бедному Баболену спокойно поспать.
При этих словах мальчугана Броканта вскричала:
— Подожди же, сейчас я тебе дам поспать!
Баболен, безусловно, прекрасно понял, каким именно образом Броканта собиралась дать ему вздремнуть, а скорее поднять его на ноги. И он спрыгнул с кровати на пол и подскочил к плетке, к которой уже протянула руку Броканта.
— Я просила тебя подать мне не плетку, а карты, — сказала ему Броканта.
— Да вот ваши карты, — ответил Баболен, пододвигая к ней колоду и пряча плетку за спиной.
А затем в качестве комментария добавил:
— И как только может женщина в вашем возрасте заниматься подобными глупостями вместо того, чтобы лечь и спокойно заснуть!
— А как можно быть таким невежей в твоем возрасте! — спросила Броканта, пожимая плечами с явным презрением. — Ты, значит, ничего не видишь, ничего не слышишь и ничего не замечаешь?
— Вовсе нет! Я все вижу, все слышу, все замечаю. Вижу, что сейчас уже час ночи, слышу, как весь Париж храпит, и замечу вам, что теперь самая что ни на есть пора последовать примеру парижан.
Замечу вам, возможно, звучит несколько необычно для языка, но не надо забывать, что Баболен не получил блестящего образования.
— Что ж, шути, шути, несчастный! — воскликнула Броканта, выхватывая у него из рук свои карты.
— Но, господь с вами, мама, что я должен по-вашему заметить? — сказал Баболен, долго и протяжно зевая.
— Ты разве не слышал, что сказал Бабилас?
— Ах да, ваш любимчик… Не хватало еще, чтобы я был вынужден прислушиваться к тому, что соизволит сказать этот господин!
— Повторяю, ты не слышал, что он сказал?
— Ну, хорошо, слышал.
— Так что именно он сделал?
— Он пожаловался.
— И ты не сделал никакого вывода из его жалобы?
— Сделал.
— Слава богу! И какой же ты сделал вывод? Ну, говори!
— Если скажу, вы дадите мне поспать?
— Да, лентяй!
— Так вот, я сделал вывод, что у него несварение желудка. Сегодня вечером он поел за четверых и поэтому имеет полное право поскулить за двоих.
— Ладно, — сказала Броканта со злостью, — иди ложись спать, скверный мальчишка! Так ты дураком и помрешь, это я тебе предсказываю!
— Ну-ну, мамаша, успокойтесь. Вы же сами знаете, что ваши предсказания не являются словами из Евангелия. Раз уж вы меня разбудили, объясните мне, что означает рычание Бабиласа.
— Нам грозит несчастье, Баболен.
— Ах ты!
— Большое несчастье: Бабилас без причины скулить не станет.
— Я понимаю, Броканта, что Бабилас, у которого здесь все есть и который как сыр в масле катается, не станет скулить по поводу прусского короля. Но что же он предчувствует и что хочет сказать своим скулением? Ну-ка, Бабилас, скажи, почему ты скулишь?
— Вот это мы сейчас и увидим, — сказала Броканта, начав мешать карты. — Иди-ка сюда, Фарес!
Фарес на призыв никак не отреагировала.
Броканта снова позвала ворону, но та не сдвинулась с места.
— Черт побери! В этом нет ничего удивительного, — сказал Баболен. — Ведь уже поздно, и бедная птица спит. И она права. Я лично ее за это осуждать не могу.
— Роза, — произнесла Броканта.
— Да, мама, — ответила девочка, которую во второй раз оторвали от чтения.
— Отложи книгу, малышка, и позови Фарес.
— Фарес! Фарес! — пропела девочка своим удивительно нежным голоском, который отозвался в сердце Людовика трелью соловья.
Ворона тут же вылезла из-под своего колпака, сделала пять-шесть кругов под потолком и уселась на плечо девушки точно так же, как она сделала это, когда мы в первый раз описали читателям жилище Броканты.
— Но что с вами, мама? — спросила девочка. — Вы выглядите очень взволнованной!
— У меня тяжелые предчувствия, моя маленькая Роза, — ответила Броканта, — посмотри, как обеспокоен Бабилас, взгляни, как испугана Фарес. Если еще и карты покажут что-нибудь нехорошее, нам надо будет быть готовыми ко всему на свете.
— Вы пугаете меня, мама! — сказала Рождественская Роза.
— Да что же это она делает, старая колдунья? — прошептал Людовик. — Зачем так пугать бедную девочку? Черт возьми, ведь она этим кормится, и поэтому уж кто-кто, а она-то прекрасно знает, что гадание на картах — это самое настоящее шарлатанство. Так и хочется задушить ее вместе с вороной и собаками.
Карты легли плохо.
— Приготовимся же к самому худшему, Роза! — горестно произнесла колдунья, которая вопреки словам Людовика к своей профессии относилась совершенно серьезно.
— Но, милая мама, — сказала Роза, — если Провидению угодно предупредить вас о том, что с нами может случиться несчастье, оно должно подсказать вам одновременно и как его можно предотвратить.
— Милое дитя! — пробормотал Людовик.
— Нет, — ответила Броканта. — Нет, и в этом-то вся моя беда: я вижу зло, но не знаю, как его избежать.
— Отличное предсказание! — сказал Баболен.
— О, господи! господи! — прошептала Броканта, подняв глаза к небу.
— Милая мама! Милая мама! — произнесла Роза. — Может быть, ничего и не случится. Не стоит так тревожиться заранее! Сами подумайте, ну какое с нами может приключиться несчастье? Мы ведь никому не причинили зла! Мы никогда не были так счастливы. Нас опекает мсье Сальватор… Я люблю…
Она остановилась, едва не произнеся слова: «Я люблю Людовика!» Это казалось ей вершиной человеческого счастья.
— Что же ты любишь? — спросила Броканта.
— О! Так что ты любишь? — подхватил Баболен.
И вполголоса добавил:
— Слушай, Розетта, Броканта думает, что ты любишь сахар, мелассу или изюм! О, до чего же мила Броканта, наша славная Броканта!
И Баболен принялся напевать на известный мотив следующие слова:
Предмет нашей любви, это всем уже известно,
Господин Лю, лю, лю,
Господин До, до, до.
Господин Лю,
Господин До,
Господин Людовик, ой, как интересно…
Но Рождественская Роза бросила на несносного мальчишку такой кроткий взгляд, что тот разом умолк и сказал:
— Хорошо, хорошо, ты его не любишь! Довольна ли ты теперь? Сделай довольное личико, моя милая сестричка!. Послушай-ка, Броканта, мне кажется, что сочинять стишки, как это делает мсье Жан Робер, довольно просто: видишь, я срифмовал их не задумываясь… Ну, решено, я стану поэтом.
Но все слова, которые произнесли Рождественская Роза и Баболен, не смогли вывести Броканту из задумчивости.
И она снова произнесла мрачным голосом:
— Иди к себе, милое дитя. И ты, лодырь, тоже ложись-ка спать! — добавила она, повернувшись к Баболену, зевавшему с таким наслаждением, что можно было опасаться за сохранность его рта. — А я пока поразмышляю и попробую найти способ отвести беду. Иди ложись спать, дитя мое.
— Ах! — вздохнул с облегчением Людовик. — Впервые за целый час ты произнесла что-то разумное, старая ведьма!
Рождественская Роза поднялась в свою комнатку на антресолях. Баболен снова улегся на свою кровать. А Броканта, вероятно, для того, чтобы лучше думалось, закрыла окно.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Сальватор. Книга III предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других