Метастазы

Александр Андреевич Апосту, 2022

Главный герой обрывает связи и автостопом бесцельно уносится прочь . Но однажды при загадочных обстоятельствах его жизнь меняется, и в его голову проникают…Метастазы! Где молодость, путешествия и рейвы озаряют мрачную реальность хосписов и трагических судеб людей. Где свобода побеждает страх. Где идея подобна раку. Эти шалости, возвратят к жизни. Эти ступени приведут к счастью. Главному герою предстоит стать частью идеи. Пронестись по социальному дну на карете скорой помощи. Заглянуть в бездну человеческого сознания. Попробовать на вкус истину и подлинный смысл. А также вместе с единомышленниками устроить революцию и изменить мир. И если не весь, то конкретно отдельный…

Глава 3. Хоспис

Раздался будильник, рингтон которого уже играет в одно и то же время больше десяти лет. Семён Павлович Валдаев открыл глаза и для профилактики потер своей большущей рукой ещё вялые веки. На часах ровно 6:30. Жена Лариса уже должна была встать полчаса назад, чтобы не образовалась очередь в ванную комнату. Мужчина провел свободной рукой по второй половине кровати, и та оказалась, действительно, пустой. Прислушавшись, он услышал работающий фен.

— Лар, ты там скоро? — покашляв, четко задал он вопрос.

— Уже выхожу.

— Поторопись, мне сегодня пораньше надо на работу.

— Что — то случилось?

— Да местных хулиганов доставили.

— Что натворили?

— Да так. Приеду, будем выяснять.

— Все. Выхожу.

Семён направился в майке и семейниках в ванную, его жена предусмотрительно досушивала волосы возле зеркала в коридоре.

— Доброе утро! — он чмокнул её по пути в щеку.

— Доброе.

В ванной мужчина взглянул на себя в зеркало. Щетина ещё была не большой, но общей картине усов совсем не мешала. Зато на висках появились очередные седые волоски. Конечно, с такой работой неудивительно — подумал он про себя, как в принципе очень любил говорить. За дверью раздался крик:

— Пап, ты скоро?! Мне очень в туалет нужно!

— Потерпи. Я ведь только зашел.

— Но я не умею терпеть.

Семён недовольно вздохнул и поспешил выйти.

— Иди. Нельзя терпеть.

Мелкий забежал в туалет.

–Кира, после этого буди Лёшу.

— Хорошо! — отозвался мальчик, сидя на туалете.

Семён передумал и решил взять на себя эту миссию. Зашёл к старшему сыну в комнату и скомандовал:

— Сын, пора вставать!

Молчание.

— Чтобы через 5 минут была уже застелена кровать.

— Да пусть поваляется, — встала на защиту Лара, — у него вчера два репетитора было и сегодня ещё контрольная.

— По какому предмету?

— Профильной алгебре.

— Он готов?

— Да…

— Во сколько он вчера домой пришёл?

Жена замялась.

— Лёха! Ты меня слышишь?! Алексей!

— Ммм, — раздалось из-под одеяла.

— Во сколько вчера пришёл?! Честно!

— Часов в 10, пол 11.

— Почему так поздно?! Мы же договаривались, чтобы никаких долгих гулянок.

Сын сейчас туго соображал, да и с отцом было спорить бессмысленно.

— Я вовремя пришёл, — буркнул он.

— Вовремя это в 9 вечера. И то при условии, что все уроки и задания репетитора выполнены! — отцовский голос начал повышаться.

— Семён…, — встряла Лариса.

— Нет, Лара. У него 11 класс. Важный период в жизни. Если сейчас не научится нести за себя ответственность, то скатится рано или поздно на дно общества, которого у меня в отделении пруд пруди. Ты этого хочешь, а?!

— Нет, — сел с опущенной головой от утренней взбучки юноша.

— Конечно, нет. Ты не посмеешь отца опозорить.

Командир наконец-то дошёл до кухни. Там его ждал любимый завтрак. Разделённая яичница из двух яиц, две вареные сосиски, два тоста, которые он обязательно намажет джемом, и чашка крепкого кофе.

— Сахар клала?

— Нет. Сам по вкусу.

— Ты считаешь, что я не прав?

— Ты всегда прав.

— Я хочу, чтобы он вырос приличным уважаемым человеком, а не оболтусом.

— Я же сказала, что ты прав, — она тоже не видела смысла спорить с человеком такого темперамента. Раньше она пыталась бороться, потом смирилась и оставила в покое. Теперь они не ругаются, не мирятся, да и практически не разговаривают на провокационные темы. Всегда хватает одних бытовых обыденных диалогов.

— Леха, вставай! — заверещал на всю квартиру Кирилл настолько громко, что старый пёс Джек наконец проснулся и потопал на кухню.

— Да встал я, — пробурчал Леша, понимая, что весь день отправлен насмарку.

— О, старина Джек! — по своему обыкновению Семён Павлович потрепал своего пожилого лабрадора по твёрдой шерстке. — Скоро с тобой на пенсию отправимся.

— Пап, я хочу хомяка! — заявил Кирилл, весело налетая на свои хлопья.

— А я хочу повышения зарплаты. Но видишь, сынок, во взрослой жизни мечты не всегда сбываются.

— Может, на день рождения?

— Мы с твоей мамой решили тебе на день рождения подарить новые хорошие кроссовки, а то твои уже совсем порванные, — рассуждал Семён, расправляясь с сосиской.

— Да это ведь не подарок, — надул щеки Кирилл.

— Это очень полезный и нужный подарок. Совсем не ваши бесполезные игрушки. Сколько их вам там бабушки передарили?!

— Но это ведь хомяк!

— Тем более. Ты в курсе, что за ним ухаживать надо? Кормить?

— Да. Ещё колесо для бега ему потребуется.

— Ничего ты не знаешь. За собой ещё не научились убирать. Кстати. Где там старший обиженный сын? Лёха! Завтракать!

Леша зашел с тем же понурым лицом и уселся за стол.

— К алгебре готов? — спросил его отец, испепеляя взглядом.

— Да.

— Повтори на всякий случай. Я, надеюсь, ты вчера не пил?

— Нет, — сын уже сам был готов поверить в обратное под напором отца.

— Молодец, — потрепал того по голове, — ещё этого не хватало. Во сколько сегодня репетитор?

— В 7.

— Давай после этого сразу домой, ладно? Я постараюсь раньше освободиться с работы и вместе поужинаем? Окей?

— Окей.

— Окей, семья?!

— Окей.

Хоть Семен и не посмел дать передышку своему строгому виду, но внутри царила удовлетворенность. Домашний уют в его жизни являлся одним из самых главных пунктов.

— Ну всё, я побежал. Всем хорошего дня, — он допил свой кофе и рванул надевать обувь.

Лара должна как всегда его проводить.

— Всё взял? — произнесла она.

— Вроде да.

— Береги себя.

— И ты, дорогая.

Он накинул фуражку, униформу с двумя звездами на погонах и рванул на улицу. Жигуль завелся быстро. Всё-таки погода стояла отличная. Это зимой мужчина мог по два часа заводиться во дворе, чтобы потом еле тронуться. Старый автомобиль его вполне устраивал, другого он не желал, хоть средства с повышением звания у него имелись. К черному дню всегда нужно быть готовым, — считал Валдаев.

На работу он тоже ехал одним и тем же путём. Четыре квартала по одной улице, три по другой, всего в сумме пять светофоров и он на месте. Посигналив охране, он проезжал под поднятым шлагбаумом, парковал свою ласточку и с чёрной папкой в руках направлялся в отделение.

— Доброе утро, Семён Палыч, — повстречался прямо на пороге младший сотрудник и его верный помощник.

— Привет, Игорь. Что там произошло вчера? — старший лейтенант привык переходить сразу к делу.

— Да ничего особенного. Накрыли вчера ночью очередную дискотеку в заброшке.

— Где на этот раз? — Валдаев достал ключи от своего кабинета.

— В бывшем театре «пионеров» на окраине.

— Вот паразиты. Когда уже прекратят свои гуляния. Много приняли?

— Да не особо. Двоих поймали на выходе, когда те хотели сбежать. Ещё одного прямо внутри здания.

— Организаторы есть?

— Да по ним поди определи… Все на одно лицо. Наркоманы гребанные!

— Старых знакомых нет?

— Вроде нет.

— Что-то запрещенное нашли при обыске? — уселся Валдаев за стол и потянулся за своими бумагами.

— У первых двух нет. Но шмалью от них пованивало знатно. Можно попробовать привлечь, у нас как раз тут пробел за прошлый месяц… А у третьего вообще ничего. Даже трезвый.

— Давайте, давайте. А этот третий… Очень странно. И не под кайфом даже?

— Вроде нет. Совершенно адекватный, молчаливый. Сидел спокойно до утра и глаз не сомкнул.

— Ничего себе. Что он тогда забыл на их тусовке?

— Не знаю, товарищ старший лейтенант. Его уже с утра мужик какой-то ждет снаружи…

— Ну, пусть ждёт. Все мы тут чего-то ждем. Хотя знаешь… Давай этого приличного первым ко мне. Какая-то должна ведь существовать справедливость.

— Слушаюсь.

Игорь вышел из кабинета. Семён Валдаев пошуршал немного бумагами в папках, затем перевел внимание на фотографию, вставленную в рамку. Та стояла всегда на рабочем столе и напоминала Валдаеву, как они с семьёй ездили прошлым летом к лесному озеру с палатками. От воспоминаний стало тепло на сердце. В тот день они наловили много гигантских окуней и сварили настоящую уху. Может, если дадут отпуск, в этом году поедут на юг. Снимут домик на две недели. Будут каждый день ходить на море купаться. Крабов у местных купят и наготовят… От нахлынувших мечтаний Семён Павлович поспешил оторваться и вернуться к реальности. Лейтенант поправил галстук и взялся с ручкой за протоколы.

…

— Калинин! — обратился Игорь ко всему обезьяннику.

Назар поднял сонные глаза на молодого парня. За всю ночь так и не удалось поспать. Мозги переваривали случившееся раннее. Встреча с Николаем, переезд, новый город, заброшка, рейв, исчезновение Егора.

— В кабинет к старшему лейтенанту Валдаеву.

Остальные нарушителя закона вмиг пробудились. Игорь закрыл за Назаром решетку и повёл молодого парня к старшему по званию. Прежде чем войти, постучался.

— Семён Палыч, привёл Калинина.

— Да, пусть заходит.

Парень вошёл в кабинет, осмотрел типичный полицейский интерьер и затем встретился глазами с Валдаевым.

— Присаживайся, — пригласил он того на свободный стул после небольшой паузы.

Назар послушно без какого-либо страху уселся перед лейтенантом.

— Итак, Назар Андреевич Калинин, 1995 года рождения… Родом с Приморского края… Красиво на Дальнем Востоке?

— Не помню. Я там рос маленьким.

— Потом переехал?

— Да.

— А здесь как оказался? Учиться приехал?

— Нет. Путешествую.

— Интересные у вас путешествия, Назар Андреевич! По галактикам путешествуете под психотропными веществами?

— Не понимаю о чем вы.

— Ну как же… Сегодня в… 00:50 вы были задержаны сотрудниками полиции за нарушение общественного порядка. Вы ворвались в охраняемый законом исторический монумент и устроили там дебош…

Назар молчал.

— Вы же понимаете, что у многих ваших друзей по интересам имелись при себе запрещённые вещества, за которые им грозит большой срок? — Валдаев вернул взгляд хищника. Зверь искал внутри любого человека жертву слабее его самого.

— Я с такими не связывался, — с тем же спокойствием ответил Назар.

— А что же вы забыли тогда в том месте?

— Случайно забрел.

Валдаев долго и пристально наблюдал за парнем, разыскивая в его душе слабинку.

— Хочется верить. Верить, что все вы не причастны и что проходили мимо.

Снова молчание.

— Думаете, не найдется на вас управы? — хитро задал вопрос лейтенант.

— Я не знаю, с чем вы боритесь, но те ребята, которых я вчера встретил, точно не представляют опасности. Они за мир и добро.

Усатый мужик в погонах рассмеялся. Получалось у него эффектно, так как позволял себе подобное не часто.

— Вроде взрослый парень, а ведёшься на всю эту брехню. Они ведь так и подсаживают на наркотики людей…

— Ну, — пожал плечами Назар, — как видите, я чист.

— Я очень рад. Правда. Это хорошо, когда человек видит и принимает жизнь с совершенно разных сторон, но грань очень тонкая. Главное, не заиграться.

— Я понимаю. Каждый человек это понимает.

— Важно, чтобы не стало поздно.

Снова гнетущая тишина.

— Ты мне сына напоминаешь. Тоже ветер в голове. — Сложил руки он на столе. — Сколько людей, столько и самых разных тараканов в их головах. Чтобы жить всем в гармонии и более менее умеренном благополучии, необходима норма. Именно её мы и преследуем. Самую банальную и простую норму.

— Согласен.

— И я здесь для того, чтобы обезопасить нормальных людей от диссидентов, у которых торчит шило в жопе из-за гормонов. Про самолюбие «выше крыши» я вообще молчу.

— Согласен, — повторил Назар, не опуская глаз.

— Так устроен мир. Никто изменить его не сможет, но испортить любой…

— Вы же отпустите тех ребят, — перебил он лейтенанта, — которых поймали вместе с мной?

Валдаев обомлел от беспардонного хамства, но, заметив в глазах парня честность и добропорядочность, смягчил нарастающий гнев.

— Всем воздаться по их заслугам. Если они не виноваты, то будут свободны. А ты давай, ступай домой. Ты хороший человек, но на этот раз тебе повезло. Не связывайся с теми людьми. Держись от таких подальше. Ты не представляешь, насколько они могут оказаться опасны для твоего будущего.

Назар поднялся со стула и встал боком к выходу.

— Игорь. Проведи молодого человека, — на команду откликнулся помощник и предоставил Назару путь к свободе, а Валдаев закончил с напутствием, — каждому это говорю и тебе скажу: надеюсь, больше не встретимся!

Семён Павлович остался один в кабинете.

— Тебя там ждут уже, — заверил Игорь.

— Кто? — удивился Назар.

— Сейчас увидишь, я откуда знаю.

За железной дверью ждал Николай. Улыбка его будто так и не покидала.

— Вижу, ты совсем не скучаешь в незнакомом городе.

— Как ты и приказал.

— В первый же день разбой, привод в полицию…, — махал с наигранным возмущением бородач головой.

— Не книжки же читать в каморке.

— А чем тебе книжки мои не угодили?

— Не было бы мозгов, не было бы своего мнения. Язык оставался бы за зубами, а личность в футляре. Книжки создают людей, не пригодных обществу.

— Хах! Правда. К сожалению, это так. Есть хочешь?

— Ужасно, — не стал скромничать Назар.

— Тут неподалёку есть как раз столовая, там делают отменный омлет.

— У меня денег нет с собой.

— Я угощаю. Надо же загладить вину, что позволил тебе попасть в передрягу.

Назар не стал спорить, а смело пошел на поводу у голодного желудка.

Кафе оказалось очень даже уютным. Утром здесь не было практически посетителей. Молодая официантка сразу любезно подошла принять заказ.

— Два ваших фирменных омлета, пожалуйста. Два кусочка шарлотки. Она же с корицей там? Я очень надеюсь на корицу…

— Да. С корицей.

— Прекрасно. Значит два кусочка десерта. Мне сок. А тебе, мой друг?

— Кофе.

— Спасибо за заказ, ожидайте.

Николай отложил меню и вернулся к Назару:

— Кто в отделении с тобой беседовал?

— Лейтенант какой-то. Усатый такой. Забыл, как звать.

— Семён Павлович? Валдаев?

— Да, вроде он.

— Непреклонный борец за справедливость.

— Знаешь его?

— Один из главных оперов нашего города. Тебе повезло, что так легко от него отделался.

— Прямо такой суровый?

— Работник своего дела. Не знает ни жалости, ни пощады. Всё за какой-то правдой гонится.

— Ты знаком с ним?

— Частично.

— Целую лекцию прочитал мне.

— Помешанный человек. В его возрасте относиться ко всему так однобоко — это маразм и кощунство. К средним годам в человеке должны остаться лишь всеобщее снисхождение и добрейшее безразличие.

— Но он мент. У него «норма».

— И всё же. Его норма становится личностным абсурдом, которая так же мешает другим.

— Зато она имеет массовость.

— Люди тупеют, чтобы выжить в обществе. Уподобляются другим. Есть какое-то бесформенное желе, которое якобы соответствует устоям. К нему люди и стараются стремиться.

— И что оно из себя представляет?

Принесли завтрак. Назар не удержался и сразу налетел на пищу, не прекращая слушать. Николай подождал и договорил.

— Массу несчастных, боязливых, стареющих, невменяемых клеток мозга, помешанных и обманутых своими внутренними процессами. Сложно и бессмысленно интерпретировать всю сущность человека.

— А какая норма правильная?

— Где человек счастлив.

— Она в принципе существует?

— Да.

— И как она достигается?

— Начинается у каждого глубоко внутри.

— Это понятно. Философия мира говорит о том, что всё начинается с себя самого, — пережевывая необыкновенно вкусный омлет, рассуждал Назар, — но существует ли верный способ обретения этого счастья?

— Согласен. У каждого своя дорога. Чужой компас — плохой ориентир, — Николай так и не притронулся к завтраку, — но способ есть.

— Какой? — даже Назар отвлекся от еды.

— Слышал что-нибудь о лестнице пяти измерений?

— Что-то с метафизикой и медитацией? — скептически отнесся Назар.

— Нет. Всё в рамках нашей жизни, нашей объективной реальности, — Николай взялся наконец за омлет.

— То есть, она состоит из пяти ступеней, по прохождению которых наступает счастье?

— Самое чистое и неподдельное. Позавидуют самые чокнутые психи и продвинутые буддийские монахи.

Назар заинтересовался, но ещё ожидал подвоха.

— А что человек будет испытывать?

— То, что он не испытывал ни под каким сильнейшим эйфоретиком, ни в каком гипнозе, ни в каком ментальном состоянии. Все чисто, легально, постоянно.

— И что за пять измерений или ступеней?

Николай улыбнулся и попросил нагнуться приятеля, дабы никто не услышал великую тайну:

— Наслаждаешься омлетом. Наслаждаешься шарлоткой. Наслаждаешься кофе или соком. Поглощаешь полученную энергию. Идёшь срать. Отдаешь энергию. И всё заново.

— Так и знал, что какая-нибудь шуточка очередная.

–А ты хотел, чтобы я рецепт счастья рассказал за пять минут?! — посмеялся Николай. — Такие вещи не объяснишь доступными человеческому лексикону словами. Это долгий, трудный путь действий и осознаний, который должен пройти каждый сам от начала до конца.

— Нужны ли действия? Разве не все прекрасное уже внутри нас?

— Конечно там. Но как найти то, что скрыто, и затем научиться управлять и пользоваться этим. Поэтому и существует лестница пяти измерений.

— Её же возможно пройти?

— Абсолютно каждому. Кому-то просто понадобится больше времени и терпения. Счастья штука дорогая.

— Какая плата за неё?

— Она невыносимо большая, но и одновременно ничтожно малая.

— Какая?

— Это твое прошлое, твое настоящее, твое будущее, твоя жизнь, твоя смерть, твое любимое «я», близкие тебе люди, устоявшиеся знания и понимания сущности.

— Но что же тогда останется?

— Счастье.

— И человек сохранит здравый рассудок?

— Я же сохранил.

Назар посмотрел с сомнением, на что Николай усмехнулся.

— Ты хочешь сказать, что ты достиг вершины?

— Вершина — растяжимое понятие в любой ситуации. Мне известен сам процесс достижения. Ведь всё самое прекрасное происходит в процессе. Окончание не несет в себе никакого результата.

— И ты можешь этот процесс показать?

— Я могу провести по нему.

— Меня?

— Конечно. Ведь ты меня спас тогда на водопаде, и я обещал вернуть долг.

Назар вспомнил тот самый момент, но поспешил вернуться к интересующей его теме:

— И как же начать?

— Скоро объясню. Не так быстро. Процесс состоит из многочисленных деталей, о которых так сразу не расскажешь. Путей много. В первую очередь нужно избрать для себя дорогу и идею, с которой ты отправишься наверх по лестнице. Я свои личные скрижали выбрал и могу на них полностью положиться.

— И что за скрижали?

— С чего хочешь начать: с дороги или идеи?

— Давай с первого.

— Дорога, — подвел черту Николай, — тогда доедай и отправляйся за мной.

Назар хотел задать еще много вопросов, но понял, что бородатый мудрец сильно сосредоточен на еде. Поэтому решил оставить его в покое и наконец-то доесть свою порцию. Он поглядывал на Николая и осознавал внутри себя, что как бы этот человек не смахивал на сумасшедшего, у него есть дар, которому начинаешь доверять. Непонятно, дарован тот был с рождения или приобрёл живой магнетизм, но в его существовании не возникает больше и доли сомнения. Мужик явно знает и имеет то, что пока не дано Назару. Плоды того самого пути и процесса, о которых он твердил, на лицо.

— Ну что, — вытер салфеткой уголки рта Николай, — готов?

— Да, — отодвинул от себя пустую тарелку парень, — спасибо за угощение.

— Теперь традиция — кормить тебя завтраком.

— Мне она очень даже нравится.

— Ещё бы. Спасибо большое вам, все было очень вкусно, — бросил он официантке, — я за всё заплатил.

Девушка улыбнулась, радуясь чаевым.

— Будем чаще к вам ходить, если так будете всегда улыбаться.

— Хорошо, — застенчиво прочирикала она.

— До свидания, — попрощался с улыбкой Назар и вышел следом.

— Никакую лестницу не преодолеть с таким набитым пузом, — пошутил он.

— Божественное чувство! — восхвалил обжорство Николай.

— Куда едем? — спросил парень, когда они вышли на улицу.

— Скоро узнаешь. Нам нужно поймать такси.

Остановив машину, они отправились на другой берег реки. В сторону района, где проживал Назар. Он внимательно изучал местность. Привычка закрепилась за годы путешествий. Покинув главную трассу, компания начала петлять среди дворов, пока не остановились у ржавого забора. За железным ограждением росли корявые деревья, похожие на фруктовые.

— Приехали, — объявил Николай и вышел из машины.

Сделав два шага в сторону, Назар разглядел полностью двухэтажное здание с входом посередине. Оно оказалось чуть менее старым, чем заброшенный театр, где проводилась прошлая экскурсия. Но это здание не выглядело необитаемым, потому что в окнах мелькали человеческие силуэты.

— Что это такое?

— Это моя, а теперь уже и твоя дорога. И по совместительству работа.

— Какая-то больница? — Назар подметил в окнах пожилого дедушку и женщину в медицинском халате.

— Это хоспис.

— Что это?

— Учреждение, где оказывается паллиативная помощь.

— Здесь люди умирают?

— Как и везде, — Николай пошел вперёд по аллее ко входу. По краям разместились белые лавочки. На подстриженном газоне, действительно, росли яблони. — Нет места на земле, которое бы так отчетливо и досконально не демонстрировало все проявления жизни человеческого существа.

— Я должен смотреть, как люди страдают?

— А ты веришь в добро?

— Хочу верить.

— Ты будешь помогать людям, зная, что это бессмысленно, — впервые за все время Николай говорил серьёзным тоном. — Помогать и понимать происходящее. Эта дорога, которая начнет с тобой совершать превращения и поведет тебя по лестнице пяти измерений наверх.

— А для какой внутренней цели? Люди ведь умирают каждый день. И я, и ты. Этого не избежать.

— Завтра ты поймешь это, — заключил спокойно Николай, — а сегодня ты познакомишься с той дорогой, которую избрал я.

Назар смиренно промолчал.

— Тем более тут очень вкусно кормят! — вернулся к своему оптимизму его друг и открыл перед гостем входную дверь.

Запахло больницей. Спиртом, лекарствами, бинтами, моющими средствами и старостью. Назару приходилось лежать в стационарах, и он знал специфичный запах, который вскоре уже не спутаешь ни с чем.

— Там столовая, там процедурная, там склад, там лестница на второй этаж. Тебе все еще должны будут показать.

— А тебя здесь не будет? — спросил удивлено Назар.

— Я вообще официально здесь не работаю.

— А где?

— На скорой помощи. Врачом бригады.

— Так ты врач? — такого поворота событий парень ожидал меньше всего.

— Да, всю свою жизнь. А что не похож? — посмеялся Николай.

— И очень да, и очень нет.

— Дело в голове. Для меня скорая — профессия, но помогал бы я людям и без неё.

— Почему?

— Мне кажется, из всеобщей бессмыслицы это самым осмысленным.

— Разумно.

— Скажу так, добро люди выбирают методом исключения. Ведь не существует на это никакой объективной причины, повода и цели. Как и во всем остальном.

Назар воспринимал всё, что он говорит.

— Мне скоро уже пора идти. Тобой займется Елена Ивановна. Покажет, научит. Как устанешь, можешь идти домой.

— Хорошо.

Они прошли по коридору в сестринскую комнату. Там им навстречу выбежала женщина лет пятидесяти. Короткие кудрявые бордового цвета волосы, яркая косметика, длинный маникюр, невысокого роста. Как только столкнулась с гостями, сразу затараторила:

— Ой, кто к нам пришёл! Николай Николаевич! Как я рада вас видеть! Столько к нам не заходили… Вы же уезжали в путешествие! Ну как?! Рассказывайте! Хотите чаю с пирожками?! Я сама напекла…

— Здравствуйте, Елена Ивановна! Милая, у меня сегодня смена на скорой, — он погладил её по плечу, — я к вам помощника привёл, как и обещал!

— О, это тот самый юноша, о котором вы рассказывали по телефону! Очень рада знакомству, меня можете звать Леной или Еленой… Как нравится, — посмеялась она смущенно.

Назару она показалось очень приятной и воспитанной женщиной. Хотя вряд ли бы другие работали с Николаем.

— Меня Назар, — ответил парень женщине.

— Пусть у нас работает, если понравится. Сегодня его особо не напрягайте, а то парень провёл ночь в отделении, — посмеялся Николай, тем самым загнав Назара в краску.

Но Елена звонко рассмеялась:

— У вас такой вкус!

— Что правда, то правда, — вздохнул Николай.

— Но ничего. Я всё покажу, всему научу! Сделаем из него настоящего доктора! — сжала она по-матерински запястье юноши в своей руке.

— Тогда оставляю вас и бегу на работу!

— Конечно, конечно. Там уже вызовов куча, наверное… Только подождите, я вам в дорогу пирожков дам…

— Да не надо…

— Надо, надо! Вам там целый день гонять…

Женщина суетливо бросилась в комнатушку, а Николай следом за ней. Назар остался один в коридоре. Любопытным взглядом он осматривал своё будущее место работы.

— Спасибо вам большое…

— Да не за что.

— Назар, подзаряди свой телефон и запиши контакты.

— Хорошо.

— А то мало ли ещё в какую беду попадешь! — Николай пожал приятелю руку.

— Не ругайте его, молодой же! — вдогонку крикнула Елена Ивановна.

— Ни в коем случае! — дверь за мужчиной закрылась.

— Ну что, пойдем быстренько чаек попьем? — с улыбкой предложила женщина.

— Можно, — не мог отказать Назар.

— Тебе уже что-то Николай Николаевич рассказал?

— Кроме того, что он здесь официально не работает — нет.

— Какой скромник. Он здесь занимает самую заслуженную должность.

— Какую?

— Он…, — она запнулась, — можно сказать, поставщик-организатор. Находит пациентов, лекарства, средства…

— Он привозит сюда людей?

— Да, на скорой помощи бывают разные случаи. Попадаются бездомные, совсем одинокие, беспомощные инвалиды. Так вот он их и забирает к себе, а мы общими силами выхаживаем.

— Я думал, здесь люди доживают свои последние дни.

— В том числе и так, — с грустью в глазах сказала Елена, — мы оказываем самую незначительную в большинстве случаев помощь. Многие в критическом возрасте, многие с раком на смертельных стадиях… Мы помогаем пожить ещё какое-то время и затем провожаем в последний путь.

Назар промолчал.

— В своём роде это медвежья услуга. Люди находятся одной ногой в гробу и лишь только мучаются… Но мы им пытаемся помочь. Заботой, покоем, кровом, вниманием, обезболиванием, успокоением…

Назар вопросительно взглянул на Елену.

— Сам можешь представить, какие боли на терминальных стадиях рака… Вот Николай Николаевич какими-то своими махинациями и достает из государственной казны наркотические анальгетики.

— И получается?

— Часто возникают проблемы с законом. Всякие проверки, недостачи, подозрения. Но этого человека хранит Господь Бог. Всевышний всё видит, понимает и всегда остаётся рядом с Николаем Николаевичем.

Она налила чай и угостила пирожками.

— Эти с вареньем, эти с капустой, эти с картошкой.

— Спасибо.

— Мы с Аллой Петровной по очереди работаем. Николай Николаевич приходит периодически. Волонтеры иногда помогают. Так, конечно, трудная работа. Никто здесь надолго не остаётся.

— Случаи страшные?

— Привязанность. За ними пока ухаживаешь, они ведь как родные становятся. Кушай, кушай.

— Очень вкусно.

— Все домашнее, с огорода. — Улыбнулась она, — Можешь обосноваться в соседней комнате. Там есть кровать, зарядка…

— А что я должен делать?

— Да просто помогать. Основную работу я буду делать сама. А так, всё как за маленькими. Покормить, убрать, переодеть, помыть. С лекарствами я тебя потом познакомлю. И уколы делать научишься, и капельницы ставить, и клизму, если потребуется. Боишься клизмы? — посмеялась она.

Назар покачал отрицательно головой.

— Это самое главное. Ну что ж, — она тяжело поднялась со стула, — мне пока надо в журнале покопаться. Ты можешь сходить со всеми познакомиться. К обеду встретимся, там твоя помощь понадобится.

— А много лежит человек?

— Пока шесть. Но тут текучка страшная… Могут и привезти нового, а могут в любой момент и уйти нынешние.

— Пожилые?

— Три бабушки, один дедушка, один мужчина — инвалид и девочка.

— А у девочки что?

— Рак головного мозга, — долго под напором своих каких-то мыслей кивала Елена Ивановна.

Назар оставил остальные вопросы.

— Сходи на разведку, — вернула она свою добрую независимую улыбку, — а я подойду позже. Больные у нас пока на втором этаже.

Женщина убежала по делам в процедурную, Назар развернулся и пошел по коридору. Вокруг пустые палаты с застеленными койками. Возле каждой стояли тумбочки. Окна смотрели на зелёный сад. Комнаты одно-двух — местные. Стены зелёного цвета, видимо, совсем недавно отделанные ремонтом. Тупик заканчивался кладовкой и туалетом. Парень отправился на второй этаж. Поднявшись наверх, он оказался в общей комнате, где имелись диваны, телевизор, столы и стулья для принятия пищи. По обе стороны коридора так же располагались палаты. Приблизившись, Назар заметил сидящую в кресле белокурую девочку. Та что-то сосредоточенно рисовала. Ему не хотелось её пугать, поэтому он тихо поздоровался:

— Привет.

Она отвлеклась от рисунка и обратила на незнакомца внимание. Её лицо было очень худощавое. Кожа казалась натянутой на скулы. Под зелёными с примесью жёлтого оттенка глазами огромные чёрные мешки. Но, несмотря на последствия, заболевания девочка оставалась очень миловидной.

— Здравствуйте. Вы новый пациент?

— Нет… Я, — замешкался парень, — я здесь буду работать… Подрабатывать.

Ребенок задумался.

— Друг Николай Николаевича?

— Да. Меня зовут Назар.

— А меня Лиля.

— Тебе сколько лет?

— Тринадцать.

Молчание.

— Но я люблю говорить, что мне уже за восемьдесят и что мне пора умирать.

— Почему? — испуганно спросил Назар.

— Потому что это говорят мои подружки, которые тут находятся.

Назар улыбнулся, вспомнив про старушек.

— Одной 70, другой 89, третьей 93. Раньше все разговаривали, но потом состояние ухудшилось…

— Они ведь старенькие совсем.

— А тебе сколько? Ты выглядишь как сын Елены Ивановны.

— Откормила она меня точно, как сына. Мне 25.

— Такое она любит, — Лиля немного посмеялась, — 25 лет — это много уже.

— Да.

— Но ещё и не совсем. Хотя для всех по-разному.

— Что ты рисуешь? — посмотрел Назар на рисунок.

— Коалу. Мое любимое животное.

— Почему?

— Не знаю. В детстве у меня была мягкая игрушка. Такой кругляшок, наподобие смешарика. Вот я его рисовала постоянно, игралась с ним.

— А сейчас она где?

— Не помню. Наверное, дома осталась.

— Её никак не забрать оттуда?

— Скорее всего, нет.

— Покажешь рисунок?

— Конечно, вот, — она продемонстрировала своё творчество. Выглядело неплохо.

— Ты хорошо рисуешь.

— Спасибо. У меня просто рука уже набита на этих животных. Над моей кроватью сотни рисунков коал. Я всегда дарю по одному Николай Николаевичу, Олесе, Елене Ивановне, Алле Петровне… Могу и тебе подарить.

— Если можно.

— Только давай я этот дорисую. Сделаю лучше, — глаза заискрились, они были наполнены жизнью несмотря ни на что, — я просто ведь не знала, что у меня так неожиданно новые друзья появятся.

— И я не знал.

— А ты в курсе, что они в Австралии только живут?

— Мне казалось, что ещё где-то.

— Нет. Они прямо как кенгуру. Вообще все сумчатые только в Австралии обитают. Я это по телевизору услышала.

— Я знаю, что кенгуру очень драчливые.

— Правда?

— Да. Видел пару видео, где они дерутся, как настоящие рестлеры.

— Это кто?

— Дядьки, которые в клетке борются.

— А. Илья такое любит смотреть. Ты кстати бывал в Австралии?

— Нет. Но хотел бы.

— Я тоже, — улыбнулась она. — Работала бы в приюте для коал и панд. Перекладывала их бы с одного места на другое.

— Интересно.

— А ты почему?

— Там большой риф, — вспоминал Назар, — самый длинные по протяженности заросли подводных кораллов. Там много различных рыб, медуз, осьминогов. Хотелось бы там поплавать с маской и трубкой, поглядеть на них.

— А как бы ты туда добрался?

— Можно было бы нанять лодку. Или самому доплыть.

— Там есть акулы?

— Наверное.

— Хотя конечно они там есть. Везде, где красиво,очень опасно.

— Точно. А еще там волны достигают самой большой высоты на планете. Почти как цунами.

— А как же тогда на кораллы смотрят?

— Там же волны не всегда, — заверил Назар, — только в какое-то особое время года.

— Зимой, наверное.

— Наверное.

— Может, когда-нибудь удастся съездить, — подбодрила Лиля.

Назар замолчал, ему стало не по себе. Мало людей он встречал, которым не мог смотреть долго в глаза, но эта девочка оказалась одной из тех.

— Хочешь я проведу тебе экскурсию? — пришла она сама ему же на помощь.

— Хотелось бы. А то я совсем тут ничего не знаю. Елена Ивановна меня бросила и убежала.

— Тогда возьму на себе на недолго её обязанности. Пойдём.

Она резко вскочила, но затем остепенилась и замедлила темп. Быстрые движения, видимо, ей были противопоказаны. Лиля совсем выглядела худой, её нога была толщиной с руку Назара. Но активности при всём этом ей было не занимать.

–Пойдём сначала к нашим бабушкам, — взяв роль гида, гордо заявила Лиля.

Они зашли в двухместную палату. На одной лежала женщина моложе, на другой старенькая маленькая старушка.

— Вот у неё Паркинсон и полная амнезия, — присела Лиля к женщине, — нашли на улице во время приступа судорог. Не знаю, может, в тот момент она ударилась головой или уже прежде ничего не помнила… Имени своего не знает, документов при себе не имела. Вначале ещё разговаривала, сейчас вообще ни на что практически не реагирует. Мы её прозвали Соня, потому что постоянно спит… Но с открытыми глазами.

Женщина лежала с открытым ртом буквой «о». Губы запали и по краям засохли слюни. Глаза смотрели в пустоту. Конечности выглядели хаотично перекрученными: руки в запястьях смахивали на куриные лапки, ноги в коленях были обращены в противоположные друг от друга стороны. Женщина почти сваливалась с кровати. Назар попробовал её передвинуть, но её тело оказалось каменным. Члены были словно загипсованы в одном положении. Пациентка никак не отреагировала на прикосновения. Она издавала слабый стонущий звук, который, кажется, являлся её единственной возможной речью.

— Она не подвижна, — подметила Лиля, но все равно своей хилой помощью посодействовала Назару. Вместе у них получилось передвинуть больную на середину.

Парень ничего не мог сказать. В носу стояла вонь от засохшей мочи и памперсов. Душа испытывала страх и жалость. Назар мог долго глядеть на неё и ужасаться. Конечно, он много читал и был знаком с такими формами болезни, но для того, чтобы вживую столкнуться с незавидной судьбой другого человека, никто не может быть до конца морально подготовлен.

–А это Никитишна, — перешла к другой койке Лиля, — она глухая, слепая и тоже не особо общительна. Вчера или позавчера прекратила есть и вот так вот теперь постоянно лежит.

Крохотная бабушка свернулась в позу эмбриона, подложив дряблые руки под длинные седые волосы. Иногда она поднимала тяжелые морщинистые веки, но затем вновь безразлично их опускала.

— С ней и до этого тяжело было беседовать. Она помнила только моменты из своего далекого прошлого. Как жила в деревне, доила корову, ухаживала за детьми и за мамой, пока муж работал в колхозе. Но в настоящем времени очень путается. К ней иногда заходят её сыновья, но она их даже не узнаёт или называет именами своих братьев.

— Сколько ей лет?

— 93.

Так выглядела угасающая жизнь. Жизнь, которая как и текла незаметно, так и исчезнет бесследно. Никто уже не вспомнит её детали, её яркие моменты, её воспоминания, даже сам хозяин этой жизни их окончательно позабыл. Всё стерлось, перемешалось и стало ничем.

— Здесь иногда понимаешь, как хорошо, что ты не доживешь до старости, — усмехнулась Лиля.

Назар подумал, что если бы захватил с собой сейчас дневник, то обязательно бы записал следующее:

«У тебя имеется всегда повод стараться быть счастливым. Ведь всегда есть жизни хуже, чем твоя».

— Пойдём дальше.

Девочка поднялась и направилась к выходу.

— Тут вот лежит наш Ворчун, — она не стала заходить в следующую палату, — дедушка очень злой и вредный. Я с ним никогда даже не разговаривала.

— А он может говорить?

— Да, но в основном, лишь бранится. Никого к себе не желает подпускать, всех отталкивает. Как мне известно, его Николай Николаевич нашел дождливой холодной осенью возле канализационных труб. Знаешь… Из которых пар выходит… На них ещё обычно кошки сидят…

Назар кивнул.

— Так вот он там лежал, завернутый в дубленку. А до этого он жил то в подвале, то в канализации. В общем, бездомный.

Парень заглянул в дверную щель и увидел бородатого старика. Тот сидел, свесив ноги с кровати, и смотрел через оконное стекло на улицу.

— А вот тут, — сменила девочка голос на более веселый, — живёт Алексеевна. Она хорошая. Стихи любит рассказывать наизусть. У неё такой же диагноз, как и у меня.

Ребята зашли в одноместную палату. Старушка лежала под капельницей. Особой массой тела, как и все, не обладала, но выглядела активной. Несмотря на морщины и седину было очевидно, что являлась красавицей в молодости.

— Ой, Лилечка, привет, — она хотела бы от радости говорить больше, но становилось тяжело, — как ты?

— Здрасте, — обняла девочка бабушку как родную, — у меня всё хорошо. Я к вам привела познакомиться нового врача.

— Ой, да ты что! Вот теперь заживем, как на самом настоящем курорте с таким обслуживанием, — пошутила Алексеевна, но затем с болью закашляла. Лицо вмиг сменилось на страдальческое.

— Меня Назар зовут.

— А по имени отчеству? А то я так не могу с врачами.

— Да я не врач.

— Но все же.

— Андреевич.

— А я Маргарита Алексеевна. Теперь будем знакомы, — она с трудом протянула руку и легонько, на сколько позволяли силы, пожала пальцы парня. — Ты бы предупредила, Лиль, я бы хоть в порядок себя привела…

— Вы и так что надо выглядите! — подбодрила Лиля.

— Скоро с тобой обязательно на танцы пойдём. Как я в свои молодые годы. Все кавалеры будут наши. Платье тебе подберем. Знаешь, какое?

— Какое?

— Такое вульгарное, экспрессивное! — В красках описывала старушка. — Как на лучших карнавал Рио! Возьмем с тобой дорогущее каберне и отправимся в кабак танцевать всю ночь танго.

— Мне нравится, — захихикала девочка.

— Ещё бы. Жизнь для того и дана. Надо пользоваться каждым моментом. Это одно из точных убеждений за всю мою жизнь, в котором я уверена на сто процентов. Ни о чем не жалеть. Всё — полная фигня. Важно лишь веселиться и нести радость. Всё в итоге со временем отправится в помойку…

Ей вновь тяжело стало разговаривать, но она повторила:

— Только вино и танцы. Истина в вине. А вы, молодой человек, каких поэтов предпочитаете?

— Мне нравятся Маяковский, Пастернак, Бродский.

— Ой, как чудесно. Я в прошлом работала учительницей русского языка и литературы, даже Евгения Онегина знала наизусть. Сейчас уже мозг отмирает, не смогу исполнить…

— Да вы и сейчас прекрасно помните, — не согласилась Лиля.

— Стараюсь не забывать прекрасное. Это моя борьба с поганой болезнью. А в своей молодости мне даже удалось побывать на выступлениях Цоя.

— Правда? — улыбнулся Назар.

— Да. Мы с мужем обожали подобные вещи. Готовы были все сбережения потратить на квартирники.

Она мечтательно окунулась в воспоминания и на миг забыла о боли.

— Ещё спектакли обожали. Каждую субботу наряжались в новые тряпки и шли в театр. Вы любите театр, Назар Андреевич?

— Да, очень.

— Значит, вместе когда-нибудь сходим. Я бы продала всё — квартиру, дачу, драгоценности, чтобы приобрести билеты, купить роскошные вещи, сходить на мюзикл, а потом сразу улететь на танцы в Бразилию.

Девочка посмеялась.

— Да, — пропела старушка, — что полутрупы обожают делать, так это мечтать…

— Зато можно не переживать, что мечта осуществится и её не станет, — раздался незнакомый мужской голос.

В дверях появился мужчина около 30 лет. Он был заключён в коляску, так как ноги ему ампутировали. Черноволосый, гладковыбритый, худой как и все, но с более уставшим и поникшим взглядом.

— А это Илья, знакомьтесь.

— Назар.

Илья с улыбкой пожал ему руку.

— Возиться с нами будете?

— Да. Николай пристроил.

— Вы, видимо, хороший человек, раз он к вам обратился.

Назар промолчал.

— Николай Николаевич разглядывает сразу. У него встроенный рентген на подлинное добро.

— Внутренний свет, — поправила Алексеевна.

— Да, против жизненной тьмы… Вы с ним на скорой познакомились?

— Нет, — ответил Назар, — в путешествии.

— А, да. Он же ездил за шишками на варенье для Олеси.

— Меня она обещала угостить. — Похвасталась Лиля. — Кстати, Илья, знаешь, где мечтает побывать Назар?

— Где? — с любопытством спросил он.

— В Австралии. На кораллы посмотреть хочет и на волнах покататься.

— На сёрфе? — заискрились глаза инвалида.

— Я не умею, но очень хотелось бы научиться.

— Обязательно научись. Это же прекрасно. Можно всю жизнь этим заниматься и больше никогда ни о чем не думать. Это же океан. Кто связывает с ним жизнь, автоматически попадает в рай. Рыбаки, сёрферы, моряки…

— Мой муж рыбачил на Волге… Это считается? — пошутила Алексеевн, а и все посмеялись.

— Если он только любил купаться!

— Конечно.

— Тогда да. Все, кто любил жизнь, попадают в рай. А вообще где ты еще путешествовал? Я обожаю просто слушать подобные истории.

— На Алтае… Байкале… Камчатке.

— И в гейзерах купался?

— На Курилах.

— И как?

— Потом неделю вонял сероводородом.

Илья громко рассмеялся.

— А так, мне сейчас без разницы где странствовать. Главное — дорога.

— Почему?

— Она лечит.

— Ты в ней что-то находишь, пока идешь?

— Забираю скорее и накапливаю в себе.

— Что именно?

— Свободу и легкость в отношении ко всему. Доброжелательность от людей. Красоту от природы. Принятие от самого себя.

— Интересно. Я тебе завидую. Ты автостопом?

— Да.

Компания смотрела завороженно на юношу.

— А хотел бы побывать на малазийских островах? Это просто моя самая заветная мечта.

— Да, там очень красиво, — Назару было тяжело говорить и впадать в грёзы перед пациентами.

–Но туда на самолёте, скорее всего, надо… Или ты бы тоже автостопом?

Его глаза горели. Дайте дневник, и Назар бы записал одно:

«Даже своими действиями ты можешь другим людям дать возможность почувствовать жизнь».

— Я бы вообще на товарняках поехал.

— Ого, — воскликнул радостно Илья и подтянул своё тело повыше, оперевшись руками на поручни.

— А что это? — спросила Лиля.

— Товарняки? — решил взять на себе пояснение Илья. — Это товарные поезда. Некоторые путешественники цепляются за один из вагонов такой махины и едут, куда взбредет в голову.

— А так можно?

— Нет, конечно. Это строго запрещено. Но можно укрыться где-то внутри вагона.

— В какой-нибудь куче каменного угля, — посмеялся Назар, и все залились хохотом.

— Зато, какая романтика! — заявила Алексеевна.

— Это точно, — выдохнул Илья с улыбкой.

— Я вижу, вы тут уже познакомились! — пожаловал ещё один гость.

— Я бы даже сказал — подружились! — поправил Илья. — Какого вы интересного парнишку к нам привели, Елена Ивановна.

— Да сами знаете кто постарался! — отмахнулась медсестра.

— Ему бы с девчонками гулять сейчас, а он тут с нами возиться будет, — возмущалась Алексеевна.

— Я сам же захотел, — заверил Назар.

— Мы будем стараться не сильно докучать, — пришла Лиля на помощь, — сохранять своё здоровье в стабильности.

— Это правильно. Давайте пока по палатам, сейчас обед. А я украду Назара и всё ему как раз покажу, — засуетилась Елена Ивановна.

— Сегодня, значит, будет особенный обед! — заявила старушка под капельницей.

— Новые таблеточки и укольчики, — пошутил Илья, направляя коляску к выходу, — у меня уже задница, как бетон.

— А у меня рак уже как омар, — добавила Лиля и сразу дернулась к себе в палату.

— Я тебе говорила так не шутить! — получила девочка вслед грозное замечание от Елены Ивановны, которая действительно изменилась в лице. Эмоции чередовались одна за другой в турборежиме.

— Только шутки сейчас как раз и спасают, — безмятежно крикнула Лиля.

— Засранка. Ладно… Пошли.

Назар с Еленой направились на первый этаж.

— Со всеми познакомился?

— С дедушкой только нет.

— А наш Ворчун ни с кем не знакомится. Вечно злой. Николай Николаевич нашел его в подвортне. Пропил, небось, всё, а сейчас расплачивается…

— Он ничем не болеет?

— У него гипертония. Смотри, тут запомнить не сложно, — спускаясь аккуратно по лестнице, начала объяснять женщина, — он пьет свои таблетки. Если будет давление подниматься, пусть дополнительные выпьет. У бабушки с Паркинсоном наоборот оно пониженное, поэтому ей колем Дексаметазон, но это я сама сделаю. Твоя задача будет мне помогать её перекладывать. Там, знаешь, подгузники или постельное белье поменять… Старенькую бабушку надо просто кормить. Прямо заставлять и заставлять. Она сама уже понимаешь… Илюше инсулин делаем два раза в день, но он и сам умеет.

— У него сахарный диабет? — спросил Назар.

— Да. Страшной формы. Сахар больше 20 может зашкаливать, если вовремя не уколоть.

— И ноги из — за болезни ампутированы?

— Да. Начали гнить и вот… Оперировали года три назад. После этого ушёл в себя и пытался передознуться инсулином. Тогда Николай Николаевич и повстречался с ним на вызове. Ещё чуть — чуть и гипогликемическая кома…

— А Лиля?

— Лиля из интерната. Уже полгода у нас. Как определился диагноз, и начались осложнения, Николай Николаевич её к нам забрал. Очень привязан доктор к этой девочке.

— Долго уже здесь, — заключил Назар.

— Да. Много смертей повидала. Позавчера только похоронили бабушку с раком желудка. Началось внутреннее кровотечение и не успели спасти.

— Лиля не говорила.

— Девочка отходчивая. Уже привыкла. Даже со своей смертью смирилась.

— Ей действительно всего лишь 13?

— Да.

Назар много хотел сказать, но понимал, насколько в словах нет смысла.

— Ей и Алексеевне прописаны наркотики с химиотерапией, которая проводится по вторникам и четвергам. А из препаратов: девочке мы даем Феназепама половину дозы, а бабушке наоборот двойную. При сильных болях используем Морфин.

— Часто бывают такие боли?

— У бабушки практически каждый вечер. Но уколами в основном пока буду заниматься я, а ты пока запоминай. Сейчас в процедурной покажу что где находится.

Через час Назар знал обстановку процедурной. Елена показала как менять капельницы, мерить давление и делать элементарные уколы.

— В вену научишься со временем, — заверила она.

Они вместе заполняли бумаги, а потом Назару было доверено первое самостоятельное дежурство. Решил начать с дедушки. Он подошёл к его койке, пока тот лежал, читая газету.

— Можно ваше давление померить.

Ворчун никак не среагировал, делая вид, что парня не существует.

— Давайте померяем.

— Не надо, — злобно огрызнулся тот.

Назар растерялся.

— А если высокое?

— Я мерил, в норме. Иди на других учись.

Старик всем видом показывал, что больше не скажет ни слова. Назару ничего не оставалось, как оставить его и пойти дальше.

Он зашел в двухместную палату, где лежали две бабушки. Обе не желали принимать пищу, их порции так и остались стоять на тумбочке. Парень подошёл к Соне. По запаху стало понятно, что она испражнилась. Рот так и оставался открытым, издающим стонущие звуки.

— Придется вам немножко потерпеть, — пробубнил Назар.

Он перевернул медленно её набок и увидел что пролежни на ягодицах начали кровоточить. Парень сходил за Хлоргексидином, стерильными салфетками и тщательно обработал раны. Вторая бабушка безэмоционально наблюдала за манипуляциями. Юноша поменял памперс и еле справился с заменой белья.

— Вот видите и гимнастикой с вами позанимались, — с глубокой одышкой закончил медработник.

Теперь женщина лежала по центру и выглядела чище. Стон не прекращался. По её пересохшим губам Назар решил, что она хочет пить. Пришлось намочить салфетку и аккуратно смочить ротовую полость, так как глотками воды она могла подавиться. Затем медбрат направился к соседней койке.

— Давайте поедим! — первые минут десять он пробовал до Никитичны докричаться, следующие двадцать уговаривал её взять ложку с кашей в рот.

Бабушка то бессмысленно смотрела на парня своими пустыми глазами, то просто их устало закрывала. Один раз удалось открыть рот. Правда, затем содержимое ложки вывалилось на подушку. Парень вытер кашу и предложил пациентке попить через трубочку компот. На это она согласилась. Выпила целых пол стакана.

— Не старайся, — раздался голос в дверях, пока Назар стоял на корточках возле койки, — она очень привередливая к еде.

Это оказалась Лиля. Девочка стояла на пороге, пряча руки за спиной.

— Я уже понял, — усмехнулся Назар и сдался окончательно.

— Я тут тебе кое-что принесла, — девочка зашла в палату и протянула подарок, который так усердно прятала.

Им являлся тот самый рисунок коалы, только уже доработанный и разукрашенный.

— Ничего себе! Очень красиво!

— Может, когда-нибудь привезешь мне с Австралии, — покраснел ребёнок.

— Я могу это у себя повесить?

— Да где хочешь. Он твой.

— Спасибо, мне очень приятно.

— Да не за что.

Лиля начала очень смущаться, поэтому мигом зашагала ребяческим шагом к выходу.

— Я таблетки выпила и всё съела. Можешь проверить!

— Молодец.

Девочка засмеялась. Вдруг по коридору раздался крик Елены Ивановны:

— Назар!

Парень мигом кинулся в коридор. Лиля уже как будто знала, что происходит и сразу направила его:

— К Алексеевне!

Они оба кинулись в нужную палату. Елена уже находилась там и держала бабушку за голову. У той внезапно начались судороги.

— Снова боли, — прокомментировала старшая медсестра, — набирай в шприц морфин, а в другой Конвулекс. Всё лежит на столе. Конвулекс разведи на десять физраствора. Я пока капельницу поставлю.

Назар замешкался, но всё сделал, как ему велели. В один набрал противосудорожный, который Елена сразу ввела в вену. В другой чистый наркотик, который отправился в банку физраствором. С закатившимися глазами Алексеевна держала челюсти плотно сомкнутыми. Елена старалась оказывать помощь быстро и, даже несмотря на склерозированные вены, иглой попала молниеносно. Лекарство пошло.

— Сейчас должна боль немного утихнуть, — обливаясь потом, выдохнула Елена.

— Ей станет легче? — от волнения речь парня стала сбивчивой.

— Должно. Опухоль большая, поэтому с каждым разом сложнее купируется.

Назар глянул в проход, Лиля стояла на том же месте и наблюдала за происходящим.

— Надо будет с ней посидеть рядом, пока не станет лучше.

— Я останусь, — сразу вызвался Назар.

— Хорошо. Если что, зови. Я пока остальных ещё разок проверю. Пошли, Лиля, хватит смотреть, — Елена поднялась со стула и прихватила на выходе с собой девочку. Та успела попрощаться взглядом с новым другом.

Назар сидел и внимательно смотрел на старушку, моментально реагируя на каждое её движение. Судороги, действительно, быстро прекратились, и бабушка пришла в себя. Хоть она и узнала Назара своим пустым взглядом, но все равно ничего не смогла ни сказать, ни сделать. Тело оставалось в одном положении. Назар надеялся, что ей станет лучше. Больше всего сейчас он боялся, что судороги вновь повторятся.

— Вам лучше? — пытался он у неё удостовериться. Пациентка лишь кивнула слегка головой.

Парень взял её вторую повисшую руку и сжал своей. На лице старушки возникла слабая улыбка.

— Как она? — донесся звук колес кресла — каталки.

Назар обернулся и увидел Илью, который своими мрачными глазами наблюдал развёрнутую картину.

— Вроде лучше уже.

— Да, — мужчина заехал внутрь, — Лекарство быстро действует. Правда, у неё эти приступы случаются чаще и чаще.

— Мне сказали, что каждый вечер.

— Организм пожирает сам себя.

Назар промолчал.

— Насколько мы всё-таки беспомощны в его делах и задумках. Убивает, когда хочет. Ломает и радует, когда хочет.

— Здесь будто живет что-то, помимо неё, — высказался про опухоль с бледным лицом Назар.

— Да. Но она молодец. Держится стойко.

— Очень. Такая веселая.

— Всё, что остаётся — это быть сильным. На другое люди повлиять не могут.

— Не всегда хватает сил.

— Надо вечный источник найти.

— Вера?

— Хотя бы.

— Ты сам веришь?

Илья задумался.

— Да. Я верю. На моем месте это трудно, но я верю.

Его круги под глазами становились темнее, а кожа на теле прозрачнее.

— Когда тебя лишают тела, молодости, возможностей, дружбы, любви, справедливости, понимания, тогда ничего не остаётся, кроме как черпать счастье и надежду из Бога. Ты просто начинаешь верить и всё. Насрать, что ты обманываешь самого себя. Насрать, что Бога то, может, и нет. И вообще ничего нет. Насрать, потому что, когда ты исчезнешь и исчезнет всё, что ты любил, уже точно будет абсолютно ничто не важно.

— И ты счастлив?

— Да. Я нашел свой путь. Банальный, самый используемый. Знаешь, ещё по какой причине я верю, что Бог есть?

— Почему?

— Чтобы при встрече плюнуть ему в лицо. И заставить перед людьми извиниться.

Назар усмехнулся:

— Думаешь, он это сделает? Ему либо всё равно, либо мы для него в роли игрушек на детской песочнице.

— Думаю, если он хороший человек, как о нём все говорят, то он обязательно извинится.

— В том то и дело, — положив аккуратно руку Алексеевны на кровать, сказал Назар, — что он не человек.

— То, что каждый человек здесь переживает, ему в его радужных снах не приснится.

Тут неожиданно Маргарита Алексеевна начала петь. Сначала тихим хриплым голосом, а потом громче и чётче. Глаза глядели на мужчин, их не покидало опустошенное выражение. Назар забеспокоился, но Илья улыбнулся и шепотом произнёс:

— Она всегда начинает петь, когда начинаются сильные боли. Опухоль шевелится, а она поет ей назло. Так борется.

Назар, замерев, слушал прекрасное и одновременно самое что ни на есть грустное пение. Прекраснее и грустнее всего, что есть на этом свете.

— Человек намного сильнее бога, — подтвердил слова Илья, развернулся и уехал.

…

Парень вышел из палаты, когда Алексеевна закрыла глаза. Капельница медленно капала, её должно было хватить надолго. За окнами уже стемнело. На часах 11 вечера. Хоспис погрузился в сон. Назар шёл вдоль палат. Илья лег в койку прямо в одежде. Лиля, свернувшись калачиком, сопела под одеялом. Старик, услышав, что к нему пожаловали гости, отвернулся и уперся лицом к стене.

Медбрат проходил мимо заключительной двухместной палаты. Соня спала, а вот Никитична нет. Она смотрела куда-то в сторону, всё так же не шевелясь. Еда оставалась не тронутой на тумбочке. Назар зашел в палату и, чтобы не разбудить вторую женщину, начал говорить в пол-голоса:

— Надо все-таки добить эту кашу, а то вы совсем ничего не едите.

Он взял в руки тарелку и не спеша, без торопливой настойчивости принялся подносить ложку ко рту старушки.

— Давайте. Надо есть. Думаете, мало причин, чтобы есть? Надо обязательно. Надо кушать, чтобы лучше себя чувствовать. Чтобы порадовать своих детей. Всех родных и любимых, — медленно начал перечислять Назар, — Чтобы Николай Николаевич не расстраивался. Чтобы ваша соседка пришла в себя. Чтобы у вашего соседа по палате перестало повышаться давление. Чтобы Алексеевну оставила боль, и она отправилась на спектакль, а затем в Рио-де-Жанейро. Чтобы Илья смог попасть на тропические острова и остаться там жить. Чтобы Лиля выздоровела и прожила долгую счастливую жизнь, как вы.

Или произошло чудо, или старушка каким-то образом услышала и поняла, но она пошла навстречу. Две или три ложки все таки съела.

— Вот видите, как много причин, чтобы вы ели.

Назар ещё долго сидел около бабушки, пока та не закрыла глаза и не погрузилась в сон. Становилось ясно, что ей недолго осталось. Смерть уже парила над её душой и медленно забирала последние крупицы жизни. Бабушка уже не сопротивлялась и встречала дорогую гостью, как давнего друга. Не было ни сожалений, ни страха, ни ожиданий. Здесь её больше ничего не держит. Она понимала, что просто пройден какой-то этап. Но, а сейчас ещё пока впереди череда красочных сновидений.

У Назара не осталось сил возвращаться в свою каморку. Он просто зашел в соседнюю свободную палату, на случай если кому-то понадобится, и изнеможенный завалился на койку. Но прежде чем окончательно уснуть, записал в свой дневник:

«Больше всего хочу, чтобы никто никого никогда не терял в этой жизни».