Спиной к тигру

Александр Ангаров

Произведения искусства не всегда являются культурным наследием минувших веков и поколений, но иногда и средством наживы, порой даже очень криминальным. Когда тебе в руки попадаются старые письма малоизвестного художника Оганова, то становится понятным, насколько дороги его картины. И дело даже не в искусстве. А в тайне, которую они хранят…

Глава 5

— Кто там, — раздался за дверью чей-то женский голос.

— Моя фамилия Ордынцев Сергей Павлович. Следователь. Я звонил вам полчаса назад.

Ордынцев развернул служебное удостоверение.

— Да. Проходите, — полноватая женщина средних лет, с заколотыми в тугой узел темными волосами, одетая в яркий атласный халат, указала рукой внутрь квартиры, — Знакомьтесь, мой муж, Джеймс Кларк. Он американец.

— Очень приятно, — Ордынцев пожал протянутую руку.

— Располагайтесь, — женщина провела следователя в гостиную, — присаживайтесь.

Американец предусмотрительно извинился и оставил их вдвоем.

— Вам стало что-нибудь известно об отце? — руки женщины нервно теребили носовой платок.

— Ольга Львовна, если не ошибаюсь? — уточнил Ордынцев.

— Да.

— Должен вас огорчить. Но пока о вашем отце нет никаких известий.

— Зачем же вы тогда пришли? — в словах Ольги Львовны чувствовалось разочарование.

— Органы склоняются, что у вашего отца произошла потеря памяти. И вероятно он где-то обитает, не помня, кто он и откуда.

— Чушь! — глаза женщины метали молнии, — проще всего сослаться на потерю памяти у пожилого человека. Но я никогда не поверю, чтобы отец ни с того ни с сего, вдруг потерял память. И то, что ему 73 года, ни о чем не говорит. Он писал статьи по искусству. Составлял каталоги. Знаете, какая нужна память, чтобы упомнить названия тысяч работ и почти столько же фамилий художников. У него переводы на восемнадцати языках мира. И вообще….

Ольга Львовна отвернулась, не желая показывать выступившие слезы.

«Не похоже, что она претворяется, — отметил про себя Ордынцев, — наверняка она не имеет отношения к исчезновению отца».

— А этот ваш муж, Джеймс, чем он занимается?

— Он дантист. В который раз приезжает, чтобы уговорить меня уехать в Америку.

— И что вас удерживает?

— Я не уеду, пока не разыщу отца. Живого или мертвого, — слова звучали твердо, не допуская никаких сомнений в своих намерениях.

— Но ведь на это, возможно, уйдут годы, — сочувственно произнес Ордынцев. Ему было искренне жаль женщину, хотя он как следователь не имел права на проявление чувств. Ольга Львовна не ответила.

— Скажите, Сергей Павлович, — после некоторой паузы, обратилась она к следователю, — есть ли вероятность.… Бывают ли случаи, когда люди все же находятся? Мы слышали, что таких людей направляют в институт имени Сербского. Но я наведываюсь туда каждую неделю.

— В год на территории России пропадает около двухсот тысяч человек. Примерно половина из них находится. Живыми или мертвыми. Так что шанс есть.

— А вы сами верите, что отец найдется?

— Скорее нет, чем да, — немного подумав, ответил Ордынцев.

— Тогда я не понимаю, что заставило вас сюда явиться.

— Скажите, вам известна фамилия Янгель?

Женщина задумалась.

— Вроде бы что-то было на слуху.

— Случайно не в криминальной хронике? — Ордынцев задал этот вопрос не случайно. Если женщина знает эту фамилию из сообщения по телевидению, это одно. Ну, а если Янгель бывал в их доме, это другое.

— Не думаю. Я не интересуюсь подобными программами.

— Может, он был знакомым вашего отца?

— Да. Что-то припоминаю. Как его зовут?

— Марк Давидович.

— Теперь вспомнила. Это один из приятелей отца. А почему вы спросили о криминальной хронике? С ним что-то случилось?

— Да. Он пропал. Неделю назад, при невыясненных обстоятельствах. Как и ваш отец.

— И вы, конечно, полагаете, что они где-то попивают пиво в укромном местечке, или у него, как и у папы отключилась память? В России что, началась эпидемия амнезии, — язвительно заметила Ольга Львовна.

— Многие именно так и считают.

— А вы?

— Я другого мнения.

— Ну, слава Богу, — всплеснула руками Ольга Львовна, — хоть у кого-то в МВД мнение, отличное от других.

— Да. И, по-моему, в МВД я единственный, у кого такое мнение.

— И вы начнете расследование?

— Да. Собственно я уже его начал. Только… Неофициально.

— Что?

— И я хотел бы просить вас, Ольга Львовна, чтобы наш с вами разговор, остался между нами.

— Но почему, — искренне удивилась женщина, — разве нельзя провести официальное расследование?

— Формально — нет оснований. А потом, если все же есть этот кто-то, кто помог вашему отцу и Янгелю исчезнуть, то не хотелось бы этого кто-то спугнуть.

— Понимаю, — задумчиво произнесла женщина, — может быть кофе?

— Не откажусь.

— Ну, тогда продолжим нашу беседу в столовой.

— У меня к вам необычная просьба, Ольга Львовна, — обратился Ордынцев к женщине, смакуя мелкими глотками ароматный напиток. Они сидели в столовой в обществе Джеймса, который, ломая русскую речь, пытался рассказать анекдот.

— Да, я слушаю.

— Не могли бы вы мне показать, что есть самое ценное в коллекции вашего отца.

Ольга Львовна посмотрела на Кларка, словно ищи у того поддержки.

— Я понимаю, поднял вверх руки следователь, — просьба необычная. И вы вправе мне отказать.

— Это связано с расследованием?

— В общем — да.

— Но я не знаю. Каждая вещь из коллекции папы по-своему бесценна.

— Давайте на время оставим духовную оценку вещам и будем оценивать их реальную стоимость.

— Ну, хорошо. Только поймите меня правильно, некоторые вещи держаться в секрете и о них знает лишь ограниченный круг лиц. Поэтому…

— Я все понимаю. Можете не волноваться.

— Идемте за мной.

Ордынцев плохо разбирался в искусстве. Для него было все равно, что Ван Дейк, что Ван Гог. Брюлов или Тициан. Ольга Львовна пыталась как-то хотя бы немного просветить следователя, но потом, когда Ордынцев поинтересовался, кто же из них дороже, все же оставила эту затею.

— А вот это и есть самое ценное в коллекции, — Ольга Львовна подвела следователя к небольшой, в золоченой рамке, картине, — это Рембрандт. «Портрет мальчика».

Ордынцев подошел поближе и скептическим взглядом окинул картину. Полотно его разочаровало. Картина была небольшой, величиной с небольшую книгу, и была выполнена в темных тонах. Поэтому лицо мальчика едва проглядывалось на темном фоне. По правде сказать, другие картины произвели на него большее впечатление.

— Ну и…. Сколько, по-вашему, она может стоить?

— Если продавать в частные руки, то не менее десяти миллионов. А если через какой-нибудь известный аукцион, то на порядок выше.

Ордынцев присвистнул.

— Скажите, а Янгель, например, мог знать содержимое вашей коллекции?

— Я думаю, да. Обычно коллекционеры не скрывают друг от друга такие вещи. Ведь должен же кто-то видеть эти шедевры, кроме их хозяев.

— Понятно. И все же я вам удивляюсь. Вы держите дома такие сокровища, и у вас нет охраны.

— Папа считал, что охрана лишь привлекает к себе внимание преступников. Да и за самой охраной нужен глаз да глаз. Ну а потом, у нас самые современные замки, и самая совершенная сигнализация.

— Ну, хорошо, — Ордынцев прошел на выход, но вдруг, что-то вспомнив, задержался, — скажите, а вы уверены, что картина этого вашего Рембрандта, подлинник?

— Ну что вы! — Ольга Львовна недоуменно посмотрела на следователя, словно перед ней было неразумное дитя, — мой отец не разменивался на копии.

— А вы уверены в этом? То есть, что это не копия.

— Ну конечно. Есть официальное заключение компетентной экспертной комиссии. А почему вы спрашиваете?

Ордынцев и сам не мог ответить на этот вопрос. Но ему казалось, что чего-то в этих историях он недопонимает. За два года бесследно пропадают четверо коллекционеров и все их коллекции остаются нетронутыми. Здесь нет логики. Или он ее не замечает. Но должен же он найти хоть какую-то зацепку, какое-то несоответствие.

— И когда?

— Что? — не поняла Ольга Львовна.

— Когда проводилась экспертиза?

— А. Ну, точно не помню. Лет пятнадцать назад. Может раньше. Можно посмотреть документы в папином архиве, и я скажу вам точно.

— Нет. Не нужно, — Ордынцев хмурил брови, что-то обдумывая, — Скажите, а возможно отличить подлинник от подделки невооруженным взглядом? Без проведения экспертизы.

— Ну, я думаю, что если подделка выполнена на низком профессиональном уровне, специалист определит это сразу.

— У вас есть такой человек?

— Да, конечно. И не один. Только я не могу понять, зачем вам все это? Постойте…, — Ольга Львовна вдруг побледнела, — Куда вы клоните. Не хотите ли вы сказать, что картины…

— Я только предполагаю. Посмотрим, что скажет эксперт.

Олег, стоя перед дверью, сверился с адресом, указанном на клочке бумаги. Так и есть, все совпадает. Он заранее договорился о встрече и уже по дороге обдумывал предстоящий разговор. Подойдя к лифту, он едва не столкнулся лицом к лицу с каким-то парнишкой в кожаной куртке и мотоциклетном шлеме, закрывающем бо́льшую часть лица. Лишь глаза, словно с усмешкой, лишь на мгновение скользнули по Олегу. Парнишка почти бегом выскочил из подъезда. Олег вспомнил, что заметил около дома чей-то красивый спортивный мотоцикл. И через секунду, словно в подтверждение этого, раздался рев мотоциклетного двигателя. Он невольно позавидовал парню. В свое время он и мечтать не мог о таком мотоцикле. Да и другие мальчишки в его поселке тоже.

Дверь открыл молодой парень, лет двадцати, в спортивном костюме. Он приветливо поздоровался и пригласил в комнату.

— Вы сказали, что у вас есть некое предложение, по поводу работ Оганова. Я вас слушаю, — молодой человек, которого звали Виктор, уселся в кресло, напротив Олега.

— Да. Дело в том, что у меня есть одна из картин Оганова.

— Да? И сколько же вы за нее хотите? — парень подался вперед.

— Извините, но я хотел бы просить вас продать мне вашу картину.

— Постойте. Я не пойму. Так вы пришли сюда купить картину, а не продать?

— Совершенно верно.

— Интересно, — Виктор минуту помолчав, вдруг поднялся и скрылся в другой комнате. Через несколько секунд он вернулся, держа в руках картину. Это был пейзаж, который он уже видел у покойной старушки. Поле, речка, облака.

— И сколько вы готовы мне за нее заплатить?

— Я могу лишь предложить вам телефон одного человека. Думаю, он хорошо вам заплатит.

— Хорошо — это примерно сколько?

— Ну не знаю. Тысячу, полторы. Долларов.

— Так, так, — Виктор, улыбаясь, откинулся назад в кресле, — значит, вы тоже читали эту статью.

— Какую статью? — не понял Олег.

— Да бросьте, — парень положил картину на стол, — После опубликования писем Оганова в журнале «Мир искусства», все словно с ума сошли, охотясь на его работы. А еще месяц назад о нем и слыхом ни слыхивали.

— Каких писем? Я ничего не знаю, — Олег удивленно пожал плечами.

— Ну, как же, — Виктор встал с кресла и взял с полки для книг, иллюстрированный журнал, — Скажете, что первый раз об этом слышите?

Олег взял в руки журнал и стал вглядываться в напечатанные строки.

— Что это?

— Письма художника Оганова своей жене. Написаны в форме дневника.

— Ну и что? Какая связь между опубликованием его писем и спросом на его работы?

— Вы действительно не читали?

Олег отрицательно покачал головой.

— В письмах сам Оганов пишет, что его работы стоят целого состояния.

— Ах, вот вы про что! — Олег облегченно вздохнул, — и вы попались на эту удочку.

— А вы разве нет? — с ухмылкой парировал Виктор, — вы ведь тоже скупаете его картины.

— Не совсем так. У меня немного другой случай.

— В каком смысле — другой?

— Ну, хорошо. Я скажу. Просто я нашел солидного клиента, который хорошо платит. Но ему для коллекции нужно хотя бы еще одна работа Оганова. Вот я и ищу.

— Это еще раз подтверждает то, что на Оганова растет спрос. Мне также уже звонили и предлагали за него немалые деньги.

— Вот как? И почему вы ее не продали?

— Хм. Я жду, когда за нее предложат действительно хорошую цену.

— И сколько, по-вашему, реальная цена вашей картины?

— Пятьдесят тысяч. Как минимум.

— Долларов?

— Евро конечно, — Виктор усмехнулся.

— Круто, — Олег присвистнул, неужели вы думаете, что кто-то даст вам за нее такие деньги?

— Уверен.

— Ну, не знаю.

— И вам советую не продешевить. Я верю в то, о чем писал в дневниках Оганов. Его работы стоят дорого. Так что передайте вашему клиенту, что дешевле я ее не продам.

Проводив Олега, Виктор снова вернулся в комнату.

«Я был прав, — размышлял он, — на Оганова повышен спрос. Возможно и та цена, которую он называл Олегу, не окончательна». Он задумчиво улыбнулся. Мечта купить себе автомобиль, почти сбылась. Нужно лишь немного подождать. В этот момент в квартиру снова позвонили.

— Кто там?

— Я по объявлению. Вы продаете картину?

На площадке стоял худощавого вида мужчина, с кожаным портфелем в руке.

«Ну, вот и начало аукциона», — подумал довольный Виктор и открыл дверь.

— Только предупреждаю вас заранее, — обратился он к мужчине, приглашая его в комнату, — эта картина стоит дорого.

— Я знаю об этом, — мужчина посмотрела на Виктора в упор, и от этого взгляда парню почему-то стало не по себе.

Олег покидал квартиру с растерянным видом. Неужели Виктор прав и картины действительно имеют цену. И ему вовсе не стоит торопиться с продажей. Вот так дилемма. Вроде бы на картину уже есть покупатель, но цена, о которой упоминал Виктор, и та, которую ему предлагали, была просто несопоставима.

Олег набрал телефон Стоцкого

— Алло, Альберт Леонидович?

— Да, Олег, я слушаю. Вы хотите меня чем-то порадовать?

— В общем, и, да и нет

— То есть?

— Я нашел еще одного Оганова.

— Это хорошо. Я вас поздравляю.

— Но ее владелец просит за нее кругленькую сумму.

— Да? И сколько?

— Пятьдесят тысяч. Евро.

— Что? Он, наверное, сумасшедший.

— По виду не скажешь. Более того. Он утверждает, что спрос на Оганова растет. Ему уже предлагают за нее хорошие деньги. Так что и эта цена не окончательная.

— Теперь я точно уверен, что он сумасшедший. Он блефует. Таких денег ему никто не даст.

— А что делать мне?

— Ну не знаю. Попробуйте поискать еще. Может быть, удастся найти кого-то менее амбициозного.

Олег задумался. Хорошенькое дело, найти картину. И как это сделать, если нет информации о владельце. Но даже, если он его найдет, где гарантия, что он захочет ее продать. Получается какой-то тупик. Олег прошел в свою комнату и включил автоответчик. Ничего интересного на записи не было, кроме одного звонка. Звонивший сообщал, что интересуется Огановым и перезвонит после пяти часов вечера. Олег взглянул на часы и в этот момент раздался телефонный звонок.

— Алло, я могу поговорить с Олегом Азаровым?

Голос был хриплым, толи от простуды, толи от чрезмерного воздействия алкоголя и табака, и принадлежал мужчине, чей возраст трудно было определить.

— Да, я слушаю.

— Я звоню вам по объявлению. Меня интересует картина. Вы догадываетесь, о чем идет речь?

— Вы имеете в виду «Скорбные проводы»? — Олег не сомневался, что речь идет именно о ней. Других картин у него не было. Не считая копии «Черной купальщицы» конечно.

— Вот именно. Я хотел бы ее приобрести.

— Да, но…. На нее уже есть покупатель. Извините.

— Да? И кто же он.

— Еще раз простите, но информацию о своих клиентах, я не даю, — Олег уже собрался положить трубку, но собеседник его остановил.

— Хорошо. Поставим вопрос по-другому. Сколько предложил вам за полотно ваш клиент?

— Это уже не важно.

— Ну, скажите. Разве это тайна? — упорствовал мужчина.

— Мне дают за нее пятьдесят тысяч. Рублей, — уступил Олег.

— Даю вам за нее семьдесят.

— Но я уже…

— Сто, — не давая опомниться, напирал незнакомец, — причем расчет мгновенный. Вы мне картину, я вам деньги. Или даже так. Я вам деньги, вы мне картину. Как говорится, утром стулья, вечером деньги. Только деньги вперед. Можно прямо сейчас, не откладывая. Ну, так как, договорились?

Олег был в замешательстве. С одной стороны у него уже договор со Стоцким. Тут ему светит пятьдесят тысяч, минус процент Альберту Леонидовичу. Здесь же целых сто, и никаких процентов. Явный выигрыш в деньгах, но потеря доверия Стоцкого и его клиента.

— Мне нужно подумать.

— Могу дать вам сутки.

— Хотя бы двое, — Олегу нужно было выиграть время. Ставки на картину действительно росли.

— Хорошо, — ответил незнакомец и положил трубку.