Спиной к тигру

Александр Ангаров

Произведения искусства не всегда являются культурным наследием минувших веков и поколений, но иногда и средством наживы, порой даже очень криминальным. Когда тебе в руки попадаются старые письма малоизвестного художника Оганова, то становится понятным, насколько дороги его картины. И дело даже не в искусстве. А в тайне, которую они хранят…

Глава 6

— Дядя Степа, открой, это я, Валек, — огромный, невысокого роста детина, с гладковыбритым черепом, барабанил в железную дверь. Через секунду послышался шум отпирающихся засовов. Слегка взмахнув рукой телохранителям, давая понять, чтоб оставались на месте, Валек протиснулся в приоткрывшуюся дверь.

— Здравствуй, Валентин! Какими судьбами, — Степан Никифорович Дайнеко, судорожно тряс руку парню.

— Не ожидал, дядя Степа? — здоровяк, небрежно скинул дорогие туфли и, пройдя в гостиную, по-хозяйски опустился в мягкое кресло. Движения его были привычны, словно это был его родной дом.

— Да ну, что ты, Валек. Ты же знаешь, я всегда рад тебя видеть. Просто что-то давно ты ко мне не заглядывал.

— Дела, дядя Степа, дела.

— Понимаю, — старик виновато улыбался, — чай, кофе?

— Ну, давай, что ли, кофе, — великодушно согласился парень, — коньяк ведь не предлагаешь.

— Что ты, Валек, откуда у бедного старика коньяк? — запричитал Дайнеко.

— Ладно, ладно, — отмахнулся здоровяк, — знаем, какие вы бедные. Кстати, это тебе.

Парень протянул пакет, набитый всякой снедью.

— Угощайся.

— Ну, что ты, Валентин, — закачал головой Степан Никифорович, — не стоило так беспокоиться.

— Бери, бери, дядя Степа, — Валек взял со стола пульт и включил телевизор, — сам себе, небось, такого не позволишь.

Дайнеко, продолжая причитать, поплелся в кухню.

Он знал Валентина Таранова еще с пеленок. А если быть точным, то он знал с пеленок еще его отца — Ивана. С Иваном они были одногодками и росли в одном дворе. Что такое расти в одном дворе, никому объяснять не нужно. Это и прятки, и футбол, и потасовки с соседскими мальчишками. В общем, все общее. До тех пор, пока они не стали взрослыми. Потом их пути разошлись. Степан поступил в ВУЗ, а Иван по этапу в тюрьму за хулиганство. Да так и оставался там, лишь изредка выходя на волю. В один из таких промежутков между ходками, Ивану удалось даже жениться и родить сына, которого и назвал Валентином. Но вырастить и воспитать сына ему не довелось. Пробыв с семьей всего год, полтора, он снова «загремел» на «зону», да так и сгинул где-то без вести на далекой колымской чужбине. К тому времени Степан Дайнеко уже выучился и потихоньку осваивал профессию отца. А именно скупать и продавать различного рода антиквариат. Он давно усвоил, что дело это очень прибыльное. Продав какую-нибудь старинную безделушку, можно было заработать столько, сколько на госпредприятии понадобилось бы несколько месяцев. Сын же Ивана, Валентин, рос без отца, бегая по двору полуголодным в рваных штанишках. Мать Валентина, работала то прачкой, то посудомойкой в столовой, и едва сводила концы с концами. Дайнеко же в память о былой дружбе с Иваном, жалел мальчишку и всячески старался хоть чем-то ему помочь. Иногда он приглашал его к себе домой в гости и потихоньку подкармливал. Либо подкладывал под дверь его квартиры игрушку и наблюдал издалека, как малыш радовался, воспринимая это не иначе, как чудо. А может он думал, что по ночам, когда он спит, к нему приходит его отец и оставляет подарки.

Время шло и мальчик подрастал. И вскоре из угловатого заморыша, тот вдруг превратился в крепкого здорового парня, точной копией своего отца. Но к огорчению не только Степана, но и всех жителей округи, Валентин перенял от отца не только внешний вид, но и его буйный нрав, и неукротимый характер. За что и получил созвучную своей фамилии Таранов, кличку Таран. Одно его упоминание, приводило в трепет все законопослушное население не только их района, но и почти всего города. Иногда, встречая Тарана в окружении своих дружков — приятелей, Степан Дайнеко вежливо здоровался с ним, стараясь побыстрее прошмыгнуть мимо и мысленно прикидывая в уме, когда же Валентин отправится по местам былых сидок своего отца. Но он ошибся. В начале девяностых все будто перевернулось с ног на голову. И бывшие бандиты, вдруг стали уважаемыми людьми. Их даже стала побаиваться милиция. Вернее милиция стала с ними дружить. Таран был не исключением. Сколотив вокруг себя банду, он подмял под себя весь бизнес в округе. Слово «рэкет», наводившее поначалу на коммерсантов ужас, прочно вошло в лексикон и его перестали бояться. То есть все стали платить дань. И платить естественно Тарану. Единственным человеком, которого все же не тронули бандиты, был Степан Никифорович Дайнеко. Толи из-за давней дружбы дяди Степы с его отцом, толи он помнил хорошее к себе отношение, но Валентин словно взял шефство над антикваром. Хотя конечно наверняка знал, что Дайнеко, человек далеко небедный. Прошли годы. Минули громкие кровавые разборки между враждующими бандитскими группировками, в которых полегло народу не меньше, чем в какой-нибудь локальной междоусобной войне. И оставшиеся в живых бывшие авторитеты, воры в законе с традиционными татуировками на различных частях тела, перевоплотились в разного рода преуспевающих людей. Они стали банкирами, владельцами гостиниц, ресторанов, казино. Многие даже пошли в политику и стали видными деятелями. Единственное, от чего не могли никак избавиться бывшие бандиты, и что выдавало их с головой, так это была их хамская манера поведения, сопровождаемая тюремным жаргоном и распальцовкой на руках. Валентин Таран также сменив спортивный костюм «Адидас» на дорогую тройку и 99-ю модель Жигулей на Мерседес, выглядел теперь не хуже тех респектабельных мужчин, ослепительно улыбающихся с обложек журнала «Бизнес и люди». Хотя так и остался с уголовным нутром. Не забывал он и про дядю Степу, как он называл Дайнеко и частенько к нему наведывался. Не сказать, что Степан Никифорович был рад этим визитам Тарана, но встречал его приветливо, как старого приятеля, едва скрывая предательскую дрожь в коленках. Ему все время казалось, что Валек явится однажды к нему и предложит «„поделиться“» нажитым добром, якобы в счет его многолетнего покровительства. А то и просто придушит. По глазам видно, ему это ничего не стоило.

— Как жизнь, дядя Степа? — Валек, развалившись в кресле, медленно отхлебывал парящий кофе.

— Да как у всех в моем возрасте. Ха! По-стариковски. Что нам остается? Постель, аптека, телевизор.

— Да брось ты, дядя Степа, — Таранов хитро улыбаясь, подмигнул глазом, — Ты еще крепкий для старика. Небось, по девкам-то еще бегаешь?

— Бог с тобой, Валентин, — засмущался старик, — какие девки?

— Да шучу я, шучу, — рассмеялся парень, — ты мне вот что лучше скажи. Никто тебя здесь не обижает?

— Да кому мы старики нужны. Кто нас может обидеть, разве что наше любимое государство.

— Ну не скажи, дядя Степа, — Валек лениво потянулся и, достав из вазы самое крупное яблоко, смачно откусил, — времена нынче лихие. Старого и слабого всяк норовит обидеть. Вон у тебя в доме картинок понавешано. Небось, недешевые, а?

Дайнеко напрягся, лихорадочно соображая, куда клонит Валек.

— А у меня телефон под рукой, — поспешил ответить он, — если кто сунется, сразу полицию вызову.

— Хм! Полицию, — усмехнулся Таран, — да что может эта полиция. Бабушек на рынке пугать, да водку жрать на халяву. Тьфу. Ты лучше, дядя Степа вот что скажи. Я ведь знаю, еще папашка твой, царствие ему небесное, собирал всякие там дорогие безделушки. Ну а ты его дело продолжил. Ведь так?

«Вот оно, началось» Степан Никифорович побледнел, чувствуя, как затряслись колени. Чашка с кофе едва не вывалилась из рук. Но Таран, словно не замечал этого.

— За всю жизнь, небось, немало добра скопил? А?

— Да какое там добро, ха, ха, — Дайнеко пытался унять дрожь, — так, ерунда. Есть, конечно, кое-что фамильное. Из поколение в поколение, так сказать. Ну и так, на черный день немного…

— Я так думаю, что твое «немного» на несколько «лимонов» баксов потянет.

— Да что ты, Валек, я…

— Я к тебе с дельным предложением, дядя Степа. Если хочешь спать спокойно, доверь свое добро мне. И я тебя уверяю, у меня оно будет надежней, чем в швейцарском банке.

Вот так. Отдай все и можешь спать спокойно. Вечным сном. Лицо Дайнеки покрылось испариной. Он не знал, как воспринимать слова Валентина, толи как предложение, толи как приказ.

— Ну что ты, Валек. Зачем все эти хлопоты. Да и не столько у меня добра, сколько ты думаешь. Сплетни завистников.

— Ну, как знаешь, дядя Степа, — Таран бросил огрызок в хрустальную пепельницу, — тогда может к тебе пару моих парней приставить. Для охраны?

«Еще лучше, — со страхом подумал Дайнеко, — Пусти козла в огород. Опомниться не успеешь, как эти бандюгаи свернут тебе шею».

— Н… нет. Спасибо. Я уж как-нибудь сам за себя постою. Еще кофе? — Степан Никифорович всячески старался побыстрей сменить тему.

— Ну, нет, так нет, дядя Степа, — Таран тяжело поднялся с кресла, — мое дело предложить.

После ухода Таранова, Дайнеко подошел к шкафчику, где хранились лекарства.

«Ничего, — думал он, принимая валидол, — никто ничего не найдет. Уж он-то об этом позаботится».