Спиной к тигру

Александр Ангаров

Произведения искусства не всегда являются культурным наследием минувших веков и поколений, но иногда и средством наживы, порой даже очень криминальным. Когда тебе в руки попадаются старые письма малоизвестного художника Оганова, то становится понятным, насколько дороги его картины. И дело даже не в искусстве. А в тайне, которую они хранят…

Глава 4

В этот день у Олега было приподнятое настроение. Ему удалось продать пару бокалов из венецианского стекла из имения графа Шереметьева и китайскую фарфоровую вазу конца 19 — го века. Помог их с Костей общий знакомый Стоцкий Альберт Леонидович. Он занимался тем, что находил богатых покупателей и имел от сделки свои комиссионные. Стоцкий уже не раз выручал их в этом плане. Еще утром он позвонил и поинтересовался, сможет ли Олег принять у себя одну важную особу. Вообще-то приводить к себе домой покупателей, было не в правилах Олега. Обычно в интересах безопасности встречу проводили на нейтральной территории, например у того же Стоцкого, но Альберту Леонидовичу можно было доверять. Если он кого-то и приводил, то это были очень надежные люди. В этот раз он приехал с дамой, лет пятидесяти на такси. Но неподалеку, метрах в тридцати от дома, Олег приметил пару Мерседесов с тонированными стеклами.

«Охрана, — догадался Олег, — ее оставили позади, чтоб не привлекать внимание».

Все-таки Стоцкому было ума не занимать. Женщина уже знала, за чем едет, и сделка состоялась довольно быстро. Дама действительно была очень состоятельной и даже не стала торговаться против названной суммы, как принято в подобных случаях. Что очень порадовало Олега. Обычно у них с Костей было правило немного завышать цену на товар и в результате торга, выходили на нужную сумму. Но в этот раз Олег заработал больше, нежели ожидал.

«Нужно обрадовать Костю, — подумал он, когда гости распрощались, — пусть приезжает за своей долей».

Олег вспомнил их последний разговор и почувствовал, что в душе все же остался неприятный осадок.

«Да и черт с ним, — подумал он про себя, — вот рассчитаюсь с ним полностью, ну а потом найду себе помощника. Не беда».

Олег набрал номер.

— Алло, — на другом конце послышался знакомый голос.

— Это Олег.

— Я слушаю. Только говори побыстрей, у меня мало времени.

В голосе Кости чувствовалось раздражение и Олегу захотелось вдруг послать его ко всем чертям.

— Сможешь подъехать? Дело есть.

— Послушай, Олег. Я очень занят. И если тебе что-то нужно….

— Это больше тебе нужно, — перебил его Олег.

— Мне?

— Да. Мне удалось продать несколько вещей из нашей коллекции. Можешь подъехать за своей долей.

— Да? — голос Лиговского смягчился. Раздражение исчезло, словно и не было, — И сколько же ты выручил?

Олег назвал сумму.

— О! Это даже больше, чем мы рассчитывали. Как это тебе удалось?

— Попался солидный клиент. Так ты едешь? — теперь уже раздражался Олег. Костина меркантильность его просто выводила из себя.

— Да. Конечно. Только…

— Что?

— Понимаешь, у меня тут одна проблема. Ты меня не выручишь?

— Что?

— Дело в том, что мне с минуты на минуту должны привезти мебель. Я не могу отлучиться. Вот, если бы ты сам смог ко мне подъехать…. Заодно и расставить поможешь.

— Ты приобрел мебель? — Олег никак не мог понять, зачем Косте обставлять квартиру, которую он снимает, — тебе что, нечего делать? А если сменишь квартиру, так и будешь таскать за собой все эти табуретки с диванами!

— Не собираюсь я никуда переезжать. Это моя квартира. Я ее купил.

Минут через сорок, Олег подъехал по указанному Костей адресу. Не центр, но все же не окраина. Обычный спальный район. Третий этаж девятиэтажки. Костя открыл дверь и широким жестом пригласил Олега в дом.

— Привет, — Олег протянул руку, — не скрою, ты меня просто удивил. Твои успехи налицо.

— Да вот, решил покончить со своим жалким существованием и брать от жизни все и сразу.

Костя не скрывал пафоса. Они не виделись чуть больше месяца, а Олег уже не узнавал своего бывшего партнера. Внешне тот выглядел также, те же близорукие глаза за толстыми линзами очков, тот же ежик коротко стриженых волос, но вот взгляд и манеры уже были другими. Они приобрели какую-то значимость, важность, в них чувствовалась едва уловимая снисходительность и некое моральное превосходство.

— Ну, как тебе моя «берлога»? — Лиговский улыбался довольный произведенным эффектом.

С виду — обычная квартира, ничего особенного. Одна комната, кухня, санузел. Как говорят — стандарт. Но для многих эти несколько десятков метров из кирпича и бетона так и остаются несбыточной мечтой. Не говоря уже о том, сколько разбитых семей, и сколько разрушенных судеб кануло в борьбе за право обладать этими квадратными метрами. А вот Костя смог осуществить свою мечту, и, причем в кратчайшие сроки.

— Ты что, ограбил банк? — Олег с изумлением осматривал свежий ремонт.

— Шутишь. Я же тебе говорил, что играю на бирже. Не поверишь, так поперло, что дух захватывает! — глаза у Лиговского горели азартным огнем. Но вдруг, словно спохватившись, что сказал лишнее, быстро добавил, — Но ты извини. В партнеры взять не могу. На бирже играют одиночки.

— Да ладно, — махнул рукой Олег, — не парься. Мне и своего хватает. Кстати, держи свои деньги.

— А вот за это спасибо, — Костя стал пересчитывать свою долю, — Деньги хоть и небольшие, но на дороге не валяются.

«Небольшие деньги, — с грустью подумал Олег, — сильно же тебя занесло приятель, если эти деньги для тебя небольшие. Для некоторых за них полгода нужно корячиться. А чтоб купить такую квартиру, ему понадобиться года два, три упорного труда. И при том, во всем себе отказывая».

Купить квартиру, для Олега было делом принципа. Это было для него и мечтой и целью одновременно. Вырос он в небольшом рабочем поселке, где жизнь замерла, и стала потихоньку угасать еще в начале девяностых. Отец, потеряв работу, запил. И вскоре через год умер, отравившись каким-то суррогатом. Мать, едва он окончил десятилетку, продав все ценное в доме, собрала его в дорогу.

— Поезжай учиться, сынок. Станешь образованным, выбьешься в люди. А здесь тебе делать нечего. Здесь тупик.

Олег поклялся тогда, что обязательно получит образование и добьется в жизни всего. А главное, купит в городе квартиру и заберет к себе мать.

Следователь Ордынцев сидел в мягком кожаном кресле и пультом дистанционного управления беспорядочно переключал каналы на огромном, в полстены, телевизоре. Собственно ни одна программа его не интересовала. Просто сменяющиеся, словно в цветном калейдоскопе, картинки, как бы подталкивали мысли быстрей формироваться в определенный логически законченный вывод. Внутреннее чутье подсказывало ему, что ничего необычного они здесь не найдут. Он не участвовал в осмотре дома Марка Давидовича Янгеля. Специалисты знают свое дело и сделают это лучше. Ордынцев лишь мельком заглянул в пустующие комнаты дома и то лишь из чистого любопытства. Он не раз бывал в домах состоятельных людей, и каждый раз убеждался, что пределу человеческих желаний нет. Если есть деньги, конечно. Как только появляются деньги, квартира сменяется на дом. Дальше следуют бассейн, лужайка для гольфа, парк автомобилей. Собственные самолеты, вертолеты. Яхты огромных размеров. Некоторых уже в космос потянуло. Что дальше? И зачем? Чтоб только самоутвердиться и удовлетворить собственные амбиции? Или утереть нос соседу. Взять тех же коллекционеров. Всю жизнь только и делают, что скупают антиквариат. А спроси их, зачем они это делают, не ответят. Наверное, это болезнь. А возможно он и сам чего-то недопонимает. Скорее всего, это обусловлено природой человека, всю жизнь к чему-то стремиться, хотя заранее знаешь, что конца этого чего-то, не существует. И, наверное, прав наш президент, любящий повторять поговорку о том, что всех женщин любить невозможно, но стремиться к этому надо.

Его размышления прервал мелодичный звонок мобильного телефона. Звонили из архива и сообщили, что в течение двух лет, в разных районах города, пропало трое мужчин. Всем за шестьдесят. Все они известные в определенных кругах состоятельные люди. Коллекционеры. Их розыск положительных результатов не дал и местонахождение их в данный момент неизвестно. Во всех случаях, по заверению родственников, из их коллекций ничего не пропало. А, следовательно, и криминала в их исчезновениях не усматривалось. Все сводилось к тому, что пожилые люди, возможно выйдя из дома, по каким-то причинам теряли память. Со стариками это, к сожалению, часто случается. Ордынцев убрал телефон в карман и провел рукой по подбородку, словно проверяя, насколько пробилась щетина. Но движение было чисто машинальным. С ним это происходило, когда нужно что-то понять или глубоко осмыслить. В том, что пропадают старики, конечно же нет ничего необычного. За свой многолетний опыт, он не раз сталкивался с подобными случаями. Но настораживало другое. Уж больно все случаи были похожи друг на друга. Куда же пропадают богатые коллекционеры, оставляя нетронутыми все нажитые годами ценности. Случай с Янгелем был четвертым по счету за последние два года. По заверению охранника, в доме все осталось на своих местах. Но Петраков не мог знать всего, тем более обо всех ценностях, хранящихся в доме. Возможно, это может знать лишь сын Марка Давидовича. Кстати он уже сообщил, что прилетает на днях из США. Ордынцев взглянул на часы. Пошел второй час, как его группа находилась в доме. Но торопить их, следователь не хотел. Пусть досконально все проверят. Авось, глядишь, и всплывет какая-нибудь зацепка. Так случалось не раз. Следы, как бы их тщательно не скрывали, все одно остаются. Все зависит от того, как искать. Сзади послышались приглушенные шаги. К нему уже направлялся его помощник, стажер Андрей Лисицын.

— Сергей Павлович, — обратился он к своему старшему товарищу, — вроде все осмотрели. Следов взлома нигде не обнаружено. На ограбление тоже не похоже. Все вещи в полном порядке. Сейчас эксперт закончит работу и можно ехать.

— Вот это и плохо, — угрюмо заметил Ордынцев.

— Что плохо, — не понял Лисицын, — что можно ехать?

— Плохо, что все в полном порядке.

— А, — растерянно протянул стажер.

— Ну, и что ты обо всем этом думаешь? — следователь, словно невзначай задал вопрос, продолжая нажимать на кнопки пульта. Хотя он уже знал наверняка, что ответит его помощник.

— Мне кажется, что мы здесь умываем руки, — развел руками Андрей, — Конечно, антиквар пропал, но и трупа-то нет. В доме вроде бы ничего не тронуто. Разумеется, последнее слово за экспертами, но, по-моему, и они ничего нового не скажут. Если бы еще знать — что искать. В доме, как утверждает охранник, бывали люди. Естественно они оставляли следы. И если даже допустить, что мы разыщем всех этих людей, предъявить им нечего. Да и с чего весь сыр-бор, Сергей Павлович? Ну, пропал себе человек и пропал. Сами знаете, что таких случаев по несколько раз на день случается. А дело заводить, себе лишний геморрой на голову. У нас и так этих дел, воз и маленькая тележка.

— Геморрой на голову, говоришь? — следователь хмуро посмотрел на помощника, — новинка в медицине. Нужно запомнить.

Андрей смутился. Его шеф почти никогда не улыбался, даже если шутил. И этим приводил в замешательство своих подчиненных.

«Конечно, для сотрудников его отдела, случай с Янгелем, это действительно лишняя головная боль. Хотя тот же Лисицын наверняка понимает, что здесь не все гладко. Конечно, люди пропадают. Но когда начинают пропадать богатые коллекционеры…. Здесь следует задуматься. Но ребят можно понять. Просто они не хотят себе лишних хлопот. А их и без этого антиквара хватает. Действительно, уголовных дел накопилось воз и маленькая тележка.

— Хорошо. Заканчивайте осмотр. Едем в отдел.

Ордынцев выпрямился и одернул пиджак. Решение было принято. Уголовное дело он заводить не будет. Нет оснований. Но расследование он все же проведет. И будет вести его сам, никого не привлекая. Так сказать, по собственной инициативе.

Олег вот уже несколько дней не мог выспаться. Сказывалось отсутствие помощника и ночные бдения за компьютером, давали о себе знать. Дневное же время было заполнено встречами и разного рода переговорами.

— Все-таки, помощник в таком деле необходим, — в который раз он напомнил сам себе и в который раз сам себе задал вопрос — как это сделать. Не станешь же ты кричать на всех углах, что тебе необходим помощник. Теперь он понимал Костю Лиговского. Видимо тот долго присматривался, прежде чем сделать ему предложение о партнерстве.

Олег взглянул на часы. Еще только полдень, а так хочется спать! Он все же решил дать себе часок расслабиться. Но только он прилег на диван, зазвонил телефон.

— Стоцкий беспокоит, — голос у Альберта Леонидовича был бархатистый, словно мурлыканье кота.

— Да, я слушаю, — Олег нервно сжал трубку. Он знал, что по пустякам тот звонить не станет.

— Ну и задачку ты мне задал, Олег. Я по поводу твоей картины, вернее картины Оганова.

— А что такое?

— Малоизвестный художник. На любителя. Понимаешь? Нынешний бомонд предпочитает известные фамилии. Им Шагала подавай, Врубеля. Или Малевича. А кто такой этот Дмитрий Оганов? Да, возможно, он как художник, неплох. И это подтверждают искусствоведы. Но сам знаешь, люди гоняются не за мастерством, а за именем.

— Альберт Леонидович, вы же прекрасно знаете, что имя человека прославляет ни что иное, как реклама, то бишь пиар. В какой бы форме это ни было. Будь то высказывания критиков, либо отзывы известных людей. Сделать человека известным, это значит искусно его прорекламировать. Ведь все эти черные квадраты, ромбы и круги, нарисует любой мальчишка на заборе, не хуже Малевича, но, к сожалению, никто эти рисунки покупать не станет. Потому что под ними нет подписи «Малевич».

— Все это так. Но реклама, как вы говорите, удовольствие недешевое. И ради одной, двух картин, никто этого Оганова раскручивать не станет.

— Я это понимаю, — со вздохом произнес Олег, — одна надежда, как вы говорите, на любителей.

— И на меня, — добавил Стоцкий.

— И на вас, Альберт Леонидович.

— Ну, так вот. Кажется, я смогу вам помочь.

— Я весь во внимании.

— Есть один человек. Вернее это дама. Она вдова. Покойный муж оставил ей большую коллекцию картин и не только. В общем, она богатая наследница. Но в вопросах искусства, как бы это сказать, полный дилетант.

— Она что, распродает шедевры?

— Ну, нет. Ничего она не распродает. Наоборот. Очень дорожит всем тем, что оставил муж. Но вот скупает все подряд, что ей приглянется.

— Все подряд? — переспросил Олег.

— Ну не совсем. Только те, что производят на нее впечатление. И платит, за это весьма неплохие деньги. Так что я, помогая вам, иду на должностное преступление. Если можно так выразиться.

— Ну и?

— Я показал ей фото «„Скорбных проводов“», что вы мне дали, и картина ей понравилась.

— О! Вы просто гений.

— Погоди радоваться. Она готова купить эту картину. Но с условием, что вы найдете еще хотя бы одну работу этого автора. А лучше, если две, три. В общем, она хочет, чтобы эта картина не выглядела одиноко среди остального собрания. Вы сможете это сделать?

— О, Альберт Леонидович. Если бы вы сказали мне об этом раньше, я бы предоставил бы ей не одну, а сразу три работы.

— Ну, знаете ли! Если бы бабушка была дедушкой….

— Хорошо. Я попробую. Если их еще не продали.

Через минуту, он уже набирал номер телефона.

Олег нервно вслушивался в длинные монотонные гудки, мысленно умоляя старушку подойти к телефону.

«Не слышит, — с досадой подумал Олег, бросая трубку, — спит, наверное, или вышла куда-нибудь. Но может это и к лучшему. Поеду прямо к ней домой и выкуплю все оставшиеся у нее картины».

Олег быстро оделся и выскочил на улицу.

— А вам кого?

Олег обернулся на голос и убрал онемевший палец с кнопки звонка. Из полуоткрытой соседней двери выглядывала женщина средних лет.

— Мне нужно увидеть Маргариту Дмитриевну Оганову.

— А вы кто ей будете? — снова поинтересовалась соседка.

— Я к ней по делу.

— А. Так вы, наверное, еще не знаете. Померла Маргарита Дмитриевна. Неделю назад как схоронили.

— Вот тебе раз, — растерянно произнес Олег, — А на вид была еще крепкой бабушка.

— Была-то, была. Да умерла от отравления газом. Вот так. Хорошо, что еще дом на воздух не подняла. Царствие ей небесное, — женщина поспешно перекрестилась, — Вообще я так думаю, за одинокими стариками уход нужен и присмотр. А у нас что? Старые люди никому не нужны.

— А что же родственники. Или их нет? — поинтересовался Олег.

— Ну почему же. Внук есть. Да и зять тоже. А дочка уже давно померла. Внук Маргариту-то и схоронил. Дай Бог ему здоровья.

— Ну, а что ж внук-то недоглядел?

— А, — махнула рукой женщина, — старушка эта, Маргарита Дмитриевна, еще та штучка была. С характером. Не признавала она ни зятя своего, ни внука. Дочь-то против воли ее замуж вышла. Ну, та и прокляла ее. Наотрез отказалась общаться. Ну, дочь, правда, недолго прожила после замужества. Может проклятие, подействовало, кто знает.

— А вы не знаете случайно, где живут ее внук зять? — поинтересовался Олег. Он все же не терял надежду, что еще не все работы Оганова разошлись по рукам.

— Живут где, не знаю. А вот внук работает автослесарем в мастерской. Это в двух кварталах отсюда. Толиком его зовут.

— Не подскажете, где мне найти Оганова Анатолия, — поинтересовался Олег у первого попавшегося рабочего, вышедшего покурить из душного бокса.

— Оганова? — пожал плечами тот, — Толик один есть. Но он не Оганов, а Ильин.

— Ах да! — понял свою оплошность Олег, — это он по матери Оганов. А Ильин по отцу. Так, где мне его найти?

— Он в яме. С подвеской возится, — с удовольствием выдыхая дым, ответил рабочий, — крикните, он услышит.

В боксе царил полумрак. На стенной побелке повсюду были видны отпечатки засаленных рук. Лампы дневного света, перемаргиваясь и треща, едва отбрасывали тусклый свет на закопченный от выхлопных газов потолок. Между полок с инструментами, были расклеены плакаты полуобнаженных девиц. Из-под днища, стоявшего в глубине автомобиля, пробивался яркий луч света. Олег громко позвал по имени, как советовал ему рабочий. В ответ услышал звон металла и чью-то приглушенную ругань.

— Кого еще черт принес.

— Мне нужно поговорить с Анатолием, — снова прокричал Олег. Из ямы под автомобилем показалось чье-то перепачканное мазутом лицо. Это был молодой парень лет двадцати с небольшим.

— Вы ко мне?

— Если у вашей матери девичья фамилия Оганова, то я к вам.

— Ну, предположим. И что?

— Есть разговор. Отойдем.

Парень выбрался из ямы, на ходу вытирая ветошью руки.

— Вы извините, — парень развел руками, — присесть негде. Везде грязь.

— Ничего, я постою.

— Я вас слушаю.

— Меня зовут Олег. Я занимаюсь тем, что скупаю разного рода произведения искусств, антиквариат и тому подобное. Недавно, около месяца назад, я приобрел у вашей бабушки картину.

— И что? Вы хотите вернуть ее назад? Она вам не понравилась или вы сомневаетесь в ее подлинности? Могу вас заверить картина подлинная.

— Нет. Не в этом дело. Меня все устраивает. Я хотел бы приобрести оставшиеся две картины. Но соседка сказала, что Маргарита Дмитриевна трагически скончалась.

— Да. Бабушка оставила на плите молоко, а сама уснула. Хотя по ней нельзя было сказать, что у нее были проблемы с памятью. Она помнила любую мелочь.

— Скажите, Анатолий, может у вас есть что-нибудь из работ вашего прадедушки?

— Нет. Ничего нет. Бабушка, царствие ей небесное, ничего нам не оставила.

— У вас были сложные отношения?

— Не то слово. После того, как моя мама вышла замуж, бабушка прекратила с ней всякие отношения.

— Но почему?

— Понимаете, Маргарита Дмитриевна по матери принадлежала к какому-то старинному знатному роду. Ну, а моя мать, то есть ее дочь, вышла замуж за простого рабочего, каким был мой отец. Правда, позже он получил образование и стал первоклассным специалистом. Сейчас он руководит строительством мостов на сибирских реках.

— А кроме вас, у вашей бабушки есть еще наследники?

— Нет. Только мы с отцом.

— Значит, все ее имущество по закону перейдет к вам?

— Выходит так. Я понимаю, куда вы клоните. Но я точно знаю, что бабушка продала все картины.

— Все? — огорченно переспросил Олег.

— Все. Даже прадедушкины письма, и те продала. Правда однажды позвонила и как-то странно стала уговаривать меня забрать эти письма. Говорила, что в них есть что-то важное. Но зачем они мне. Это чужая история. Чужая жизнь. Хотя они и были моими родственниками. Она обиделась и пригрозила продать письма какому-то журналу.

— А как вы узнали, что письма и картины проданы?

— Незадолго до смерти, она сообщила нам об этом по телефону. Я думаю это была такая своеобразная месть кота Леопольда.

— Странно. И за что такая нелюбовь.

— Это старая история. Мать Маргариты Дмитриевны, Елизавета, то есть моя прабабка, утверждала, что картины, хранившиеся в их доме, стоят целого состояния. И ни в коем случае их нельзя продавать. Мой прадед, Дмитрий Оганов, велел хранить их до своего возвращения из эмиграции. Вот и перешла от прабабки Елизаветы, к Маргарите Дмитриевне эта бредовая мысль о бесценных шедеврах, хранившихся в их доме. Только мне кажется, что мой предок слишком преувеличил свой талант. А его жена и дочь, просто свихнулись на этих картинах.

— Но, возможно, ваш прадед смотрел в будущее и предвидел, что его работы будут стоить больших денег.

— Да, но почему в своих письмах он утверждал, что скоро они станут владельцами огромного состояния, которое воплощено в его работах.

— Но возможно, что….

— Нет, — словно предвидя вопрос, заговорил Анатолий, — отец говорил, что картины уже показывали специалистам. Не смотря на хорошее исполнение работ, большой художественной ценности они не представляют. По крайней мере на сегодняшний день.

— И все-таки непонятно, — пожал плечами Олег, — почему тогда сам Дмитрий Оганов не приехал на родину. И распоряжался бы тогда своими произведениями, — Олег вдруг почувствовал, что невольно поддался рассказу Анатолия. Эта непростая история с картинами так затянула его, что ему вдруг захотелось узнать больше о судьбе этого художника.

— Тут другая история, — оживился Анатолий, — мой прадед бежал из России вместе с отступающей армией Деникина.

— Он был военным?

— Нет. Просто тогда очень боялись большевиков. Особенно интеллигенция. Так он и оказался во Франции. Прадед все время хотел вернуться в Россию. Об этом он писал почти в каждом письме. Но боялся. В конце двадцатых, вплоть до войны с немцами, шли репрессии. Под корень уничтожалась интеллигенция старой формации. Мою прабабку заставили отречься от мужа публично под страхом смерти. И она это сделала.

— Вот как? — рассказ увлекал Олега все больше и больше.

— Да. Она ведь была из дворянской семьи, а в то время это было очень серьезной проблемой.

— Понимаю. Но как же тогда появилась дочь, Маргарита Дмитриевна, если Дмитрий Оганов был в эмиграции?

— Помните из истории, в начале двадцатых, объявили НЭП? Так вот в то время многие поверили в перемены к лучшему и вернулись на родину. В том числе вернулся и мой прадед. Кстати тогда же он и привез с собой эти картины. Только пробыл он в России не долго. Всего года два, три. А как только снова начались гонения, он тут же уехал во Францию. Он хотел забрать с собой и жену с дочкой, но их не выпустили из страны. Именно тогда и заставили мою прабабку отречься.

— И как он к этому отнесся?

— С пониманием. Уже тогда стало понятно, что СССР это большой тюремный лагерь.

— Но если я не ошибаюсь, он умер в конце восьмидесятых. Уже в то время он мог хотя бы приехать навестить своих родственников.

— Да, и это еще одна драматическая история моей семьи. Это было, если не ошибаюсь, в году так шестьдесят пятом. Известная вам Маргарита Дмитриевна в то время преподавала в университете политэкономию и чтобы полностью искоренить прошлое, ну и, разумеется, чтобы сделать карьеру, отреклась от живущего заграницей отца. В то время все, проживающие за бугром, автоматически причислялись к стану врага. Тем более, что Дмитрий Оганов никогда не скрывал своего негативного отношения к советскому строю. Об этом печатали французские газеты. А за ее поступок, Маргариту Дмитриевну конечно похвалили. Даже превозносили ее, словно она совершила подвиг. В общем, Павлик Морозов, только в юбке. Поэтому прадед и не приехал.

— Вот тебе раз. Выходит, от него отреклись дважды. Вначале жена, затем и дочь. Тогда непонятно неприятие твоего отца, как выходца из народа. Почему вдруг вспомнила о своей родословной. Голубая кровь взыграла?

— Не знаю. Но мне кажется, она поняла, что совершила чудовищную ошибку в своей жизни. И отрекаясь от нас, она словно обрекала себя на одиночество. А одиночество это очень серьезное испытание. Но ни у меня, ни у отца на нее обиды не было. Просто было по-человечески ее жаль. Она была несчастным человеком.

— Может быть, может быть, — задумчиво произнес Олег. Эта история не оставила его равнодушным, — И что, он больше не давал о себе знать?

— Было одно письмо. Незадолго до смерти. Прадед писал о превратностях судьбы, о жизненных круговоротах, в которые попадают люди. О том, что все могло бы быть иначе, если бы не гражданская война и тому подобное. В конце же была приписка, что они (то есть его родственники), обретут богатство, если правильно распорядятся его картинами. В общем, полный бред. Картины проданы. Богатство — сами видите, — Анатолий грустно усмехнулся.

— Да, наверное, — Олег хотел попрощаться.

— Кстати, пару дней назад приходил один молодой человек. Также интересовался картинами Оганова. Оставил свой телефон. На всякий случай. Если хотите, я вам его отдам.

— Но зачем? Я ведь хочу купить, а не продать картину.

— У него, как и у вас, одна картина. Он ищет пару. Возможно, вы договоритесь.

Олег взял бумажку и, поблагодарив, направился к выходу.