Заклинатель книг. Роман для книгочеев

Александра Глазкина

Среди писателей есть такое понятие, как «синдром второй книги». Неважно, был ли дебютный роман успешным или провальным. Решиться на то, чтобы написать следующий, очень сложно. Так и в жизни, прошлое вынуждает нас осторожничать. Или мы боимся того, что новое не сравнится с прошлым счастьем, или боимся повторной неудачи. Но есть только один способ узнать, что будет – взять ручку и писать. Иначе на полке так и останется одна-единственная книга, которую придется перечитывать всю оставшуюся жизнь.

Глава 5

Моя душа, как старый исписанный дневник, была переполнена горечью. Теперь, подобно палимпсесту, ее наполняли вновь. Равновесием, умиротворением, уверенностью, что впереди ждет что-то чудесное. Может, я просто смирилась со своими потерями? Хотелось бы в это верить!

Каждый день, проснувшись, я лежала и слушала, как оживает дом. Как сад за окном наполняется птичьим щебетанием и тем, исполненным таинственной прелести, шорохом, что заставляет вновь почувствовать себя частью окружающего мира. Наблюдала за игрой солнца в кленовых листьях, пока мысли текли ленивым потоком. С удовольствием пила ароматный чай, приготовленный Милой Сергеевной по особому рецепту. Включалась в разговор за столом, не боясь выглядеть заумной или смешной. По дороге в город разглядывала окрестности.

Все чаще меня охватывало ощущение радостного возбуждения, неясного предвкушения, которое ускользало, как солнечные лучи, пропущенные сквозь пальцы. Моя душа вновь открылась красоте и очарованию мира, напоенного звуками, красками, запахами, улыбками и верой в завтрашний день.

За неделю я уже успела полюбить свой новый дом. Обстановка свидетельствовала, что здесь живут в достатке, но не кичатся этим. Кабинет Саймона произвел на меня впечатление еще в ходе нашего разговора об именах. Вот где суждено родиться очередному литературному шедевру! Обстановка полностью соответствовала его владельцу, насколько уж я осмеливалась об этом судить. Массивный стол с антикварной лампой, пепельницей и подставкой для бумаг. Удобное кожаное кресло, настоящий камин с ажурной кованой решеткой. По двум стенам — пустующие пока полки от пола до потолка. Меня удивило, что книги своего авторства Саймон держал не в кабинете, а в гостиной на первом этаже. Можно было бы счесть это возможностью похвастаться перед гостями, вот только, как я уже успела понять, семья Чармеров держалась замкнуто, и в поместье никто особо не приезжал.

Позже, когда наше общение с Саймоном станет более доверительным, он объяснит мне, почему его произведения отправлены в изгнание.

— Лучшая книга всегда та, что пишется сейчас, — скажет он, — Когда текст закончен, для меня это — пройденный этап, к которому не хочется возвращаться, как к изжившим себя отношениям. Можно с теплотой вспоминать прошлое, но нет ни малейшего желания вновь погружаться в эмоции. Мне всегда кажется, что книга могла выйти лучше, я нахожу нестыковки, опечатки, погрешности в сюжете. Мучительно и больно понимать, что произведение уже издано, и ничего не исправить. Поэтому я стараюсь убрать свои книги с глаз долой и сосредоточиться на новом тексте.

Но до увлекательных разговоров о творчестве было еще далеко, и пока я продолжала с интересом осваиваться в доме. На третьей стене кабинета висела картина, классический пейзаж, и многочисленные грамоты, свидетельства престижных литературных премий. В отличие от рядов изданных книг, документы, не раздражая, подпитывали писательскую веру Саймона.

Всю четвертую стену занимало окно с видом на реку. Все сдержанно, лаконично, выдержано в спокойных тонах. Не знаю, досталась ли Саймону эта обстановка от прежних хозяев или он переделывал все по своему вкусу, но кабинет как нельзя более подходил для сосредоточенной работы мысли.

Несмотря на то, что Мила Сергеевна производила впечатление фанатичного любителя чистоты и порядка, в доме царил живописный хаос, подчеркивающий полноту и насыщенность повседневности его обитателей. Личные вещи домочадцев жили своей жизнью и перемещались по комнатам. Дождевик Сабрины, небрежно переброшенный через перила лестницы. Семейство плюшевых медведей Илоны, устроившихся под столиком в гостиной. Стопка журналов, выписываемых Саймоном, на полу у кресла. Все убиралось лишь по доброй воле ее владельцев. Я знала, если вечером оставлю книгу на веранде, там же ее и найду утром.

Мила Сергеевна заботилась об уюте. В каждой комнате в красивых вазах стояли свежие цветы, ковры регулярно пылесосились, посуда за стеклом старинного буфета сияла в лучах солнца. Буфет, наряду с плитой, занимал особое место на просторной кухне. Именно такой шкаф, должно быть, описывал Андерсен в своей сказке, с резными дверцами, украшенными изображениями птиц, веток и лесных зверей. На плите же вечно что-то булькало и кипело, распространяя вкуснейшие запахи по всему дому. Кстати, на отдельном кухонном столике всегда стояла корзинка со свежей сдобой и тарелочки с орешками и фруктами, так что желающие могли утолить голод между трапезами, не отвлекая Милу Сергеевну от готовки.

Не менее живописно выглядела и гостиная, отделенная от столовой лишь небольшой аркой. Вечерами здесь собиралась вся семья, чтобы посмотреть фильм или просто почитать, время от времени обмениваясь впечатлениями. Даже Мила Сергеевна оставляла недомытую посуду. Даже Анжела выбиралась из надежной уединенности своей спальни, хотя, в основном, молчала и слушала других.

Огромный угловой диван, весь закиданный пестрыми подушками, тянулся вдоль двух стен. Кресла в том же стиле, журнальный столик, телевизор, камин. На стенах висели прелестные вышитые картины в простых рамках. Те же цветочные мотивы были вышиты на фартучках и жилетках плюшевых медвежат. Я в вечерних чтениях участия не принимала, меня никто не пригласил, а напрашиваться было неловко. Пару раз мне показалось, что Саймон колеблется, сталкиваясь со мной в коридоре, но он ничего так и не сказал. Он вообще вел себя немного странно. Общаясь, шутил и с удовольствием размышлял о творчестве, а потом вдруг резко обрывал сам себя, будто спохватывался, что нарушил дистанцию. Я пока не очень понимала, с чем связано подобное поведение, поэтому решила не обращать внимания. Должны же быть у творческого человека странности?

Остальные комнаты, в которых мне удалось побывать, были устроены по вкусу хозяев: музыкальные постеры у Сабрины, лоскутное одеяло на кровати и вязаные салфетки на тумбочке в комнате Милы Сергеевны. В комнату Анжелы мне заглянуть пока не довелось, но я легко представила себе, что вместо книжных полок там вешалки с одеждой, столик уставлен духами и кремами. Впрочем, одергивала я себя, слишком мало я ее знаю, чтобы делать поспешные выводы. Просто не переставала удивляться, насколько не смотрится она рядом с Саймоном. Весьма странно, Саймон не был похож на человека, который выберет жену, польстившись лишь на эффектную внешность! Он любил, когда ему внимали, разделяли его пристрастия и увлекались тем, что ему интересно. Что связывало его с такой ограниченной особой, как Анжела (кроме плотского влечения, конечно) оставалось только гадать! И уж, конечно, моей главной претензией к этой тихой женщине было ее абсолютное равнодушие к дочери.

Владения самого юного члена семьи Черновых вызывали во мне одновременно и болезненные воспоминания, и восторг. Принцессе Илоне была выделена огромная комната, разделенная на две зоны, спальню и место для занятий и игровую, где безраздельно царствовали плюшевые медведи и куклы. Среди книг в ее уже внушительной библиотеке преобладали различные издания о растениях и животных. Как я узнала позже, Илона была большой любительницей живности. Помимо черепашки под ее опекой находились два кота, канарейка и собака, с которой я так удачно разминулась в первый вечер. Огромного черного пса звали Баск (сокращенно от Баскервилей). Днем он обитал во дворе, который, как выяснилось, принадлежал отсутствующему пока Матвею. На ночь калитку открывали, и пес свободно бегал по охраняемой территории. Именно Илона познакомила меня с псом, чтобы он привыкал и признал меня за свою. Глядя, как она кладет кусочки булочки прямо в его огромную пасть с внушительными клыками, я сдерживала порыв, чтобы не схватить девочку в охапку и не оттащить подальше. А малышка лишь смеялась.

— Ты не должна бояться, — назидательно говорила она мне, — собаки это понимают и сердятся.

С каждым днем все больше привязываясь к девочке, я невольно обращала внимание на то, как ведут себя с ней родные. Мила Сергеевна, как я уже отметила, была слишком занята, чтобы уделять девочке много внимания. Но внучку она любила, всегда жалела и щедро снабжала плюшками. Анжела дочке внимания уделяла мало, лишь иногда позволяла той поиграть в своей комнате, но быстро провожала под предлогом головной боли, очевидно, надуманной. Ритуал же сказки на ночь принадлежал Саймону. Днем он был слишком занят творчеством, чтобы видеться с Илоной, но вечером всегда уделял ей время. Любимой игрушкой девочки была прелестная мышка явно ручной работы с вышитыми цветочками на ушках и подоле платья. С ней Илона не расставалась ни на минуту, и, как я узнала позже, именно мышка была главной героиней сказок, которые Саймон сочинял для дочери перед сном.

Иногда брал дочку с собой, если ехал в город по делам. Илона, хоть и была довольно шустрым ребенком, вела себя примерно, пока он решал дела. И, как мне довелось наблюдать, неизменно очаровывала всех жителей города, начиная от заправщиков и заканчивая банковскими служащими.

Сабрина тоже охотно возилась со сводной сестрой. Например, водила ее купаться, неизменно выслушивая бабушкины наставления. Мила Сергеевна беспокоилась, чтобы Илона не утонула, но ей было некогда отрываться от дел, чтобы проконтролировать ситуацию. Да и суставы болели, чтобы преодолевать крутой спуск и подъем. Так что, когда я присоединялась к девчонкам в их походах на реку, она, похоже, вздыхала с облегчением. Не то, чтобы она мне доверяла больше, чем Бри. Видимо, считала, что два человека, присматривающих за ребенком, все лучше, чем один.

Еще я часто заставала Бри и Илону в саду, где младшая проводила старшей экскурсию, рассказывая о разновидностях цветов. Сомневаюсь, что Бри подобные темы были интересны, но она покорно следовала за сестрой, иногда провоцируя игру в догонялки. По вечерам девчонки выходили на веранду, садились на нагретые солнцем ступеньки и устраивали «чаепитие» для плюшевых медвежат.

На фоне отцовского и сестринского внимания к Илоне материнское равнодушие смотрелось особенно неприятно. Не влезай, не думай, не беспокойся, уговаривала я себя. И целенаправленно переключалась на другие занятия, лишь бы не думать, как несправедливо устроена жизнь. Дарит счастье материнства тем, которым оно ненужно, и отнимает у тех, кому оно необходимо.

Из всех комнат дома мне особенно полюбилась веранда. Плетеные кресла, многочисленные кадки с цветущими растениями, прекрасный вид на цветник, чуть скрипящие деревянные полы, за день впитывающие солнечное тепло. Если все уходили в дом, я задерживалась здесь и читала, пока не спускались сумерки. Не то, чтобы я сознательно избегала людей, но мне нужно было время, чтобы привыкнуть к особенностям каждого члена семьи. В привычной обстановке, с чашечкой чая и книгой, я успокаивалась, перебирая многочисленные впечатления дня.

В магазине же, в отличие от дома, царили полный хаос и запустение. Уж не знаю, по какому принципу строилась торговля, но системы в местонахождении книг не было никакой. Любовные романы в дешевых обложках соседствовали здесь с учебниками по ядерной физике, а сборники классической поэзии — с детскими комиксами. Неудивительно, что магазин прогорел! Каким же терпением должны были обладать покупатели, чтобы найти среди этой путаницы желанную книгу? Таблички и алфавитные указатели отсутствовали, так что мне предстояло разгребать книжные завалы, не зная, что ждет меня на следующем стеллаже.

Я никогда не работала в торговле, но знала, что в любом бизнесе есть свои закономерности. Например, раздел детской литературы обычно размещают в глубине зала, чтобы по пути родители и себе парочку книг прихватили. Новинки и бестселлеры выкладывают на столе перед входом, а мелочевку, вроде закладок, ручек и календариков — на кассе. Здесь же никакой системы не наблюдалось вообще.

Ошибочность алфавитного метода, предложенного Саймоном, я поняла, когда столкнулась с собранием сочинений. Какие экземпляры оставлять, ведь бывает, что из тома в том переходят рассказы, а это тоже можно считать, как повторы. Были еще сезонные сборники разных авторов под одной обложкой, что вносило определенную путаницу. В итоге мне пришлось засесть за составление каталога, чтобы потом, уже на бумаге, сверять совпадения.

Наедине с Саймоном я держалась немного скованно. Не так-то просто привыкнуть к мысли, что этот обаятельный мужчина — автор моих любимых книг! Он, похоже, понимал причину моей зажатости, но не важничал и не насмешничал, а терпеливо пытался меня разговорить. Он быстро понял, что у меня нет ни малейшего желания обсуждать прежнюю жизнь и тактично переключился на нейтральную тему литературных пристрастий.

Каждое утро он высаживал меня у магазина и уезжал по своим делам, а я останавливалась на пороге со странным ощущением всемогущества. Да-да, можете смеяться, но обычная работа по приведению библиотеки в порядок вызывала во мне именно это чувство! Здесь я была на своем месте, и мне было подвластно все! Книги — благодарные существа, они могут стать верными соратниками, друзьями, слугами. Всем, чем угодно, стоит только захотеть!

Пока же я неторопливо ходила между стеллажами, поглаживая книжные корешки. С радостью узнавала знакомые издания, восторгалась, столкнувшись с редкими новинками. Частенько пренебрегала своими обязанностями, расположившись с интересной книгой где-нибудь в уголке.

Предвкушая работу по разбору изданий, я как-то упустила момент, что, прежде всего, это занятие требует немалых физических усилий. К концу первой недели у меня болели даже те мышцы, о существовании которых я раньше и не подозревала. Мне пришлось наклоняться и тянуться вверх, освобождать стеллажи и вновь заполнять их. Ну и, конечно, проводить элементарную уборку, так как пыли и мусора накопилось достаточно.

Но, как бы тяжело мне ни пришлось, душа пела от радости. Книжные полки — мой приют безопасности с самого детства. Ну, а наведение порядка придавало моему существованию иллюзию стабильности и того, что я контролирую все, что происходит в моей жизни. В пределах этих двух залов я чувствовала себя полновластной хозяйкой, вот откуда взялось это ощущение всемогущества!

Всем известно, что по ночам книги оживают, что бы там ни говорили скептики. Оживают и знакомятся с новичками, обсуждают, в каких домах им удалось побывать и кем быть прочитанными, читают себя вслух, в общем, ведут активную книгосветскую жизнь.

Я была уверена, что книги считают большой несправедливостью, что сюжеты в них написаны раз и навсегда, и ничего уже не изменить. Да, они гордятся своей уникальностью, но в то же время грустят, что их героям суждено путешествовать по одним и тем же местам, переживать одни и те же приключения и произносить одни и те же фразы. Но если одно и то же произведение читают разные люди, то оно зазвучит по-новому. Воображение-то у всех разное. И пусть написано, например, «голубоглазый блондин с усами». Все равно каждый будет представлять свое: старики — себя в юности, романтичные барышни — коллегу по работе. И Париж у каждого свой, и Земноморье. Даже вкус плюшек, которыми Карлсон с Малышом баловались, будет отличаться с каждым прочтением.

В детстве я играла не в принцессу и не в дочки-матери. Представляла, как в мантии со звездами и с волшебной палочкой в руке стою перед шкафом, произношу заклинания, и по мановению моей руки книги разлетаются к тем, кто в них нуждается. Маленьким плачущим девочкам отправляла волшебные сказки, несчастным влюбленным — истории любви со свадьбой на последних страницах, мечтателям — повести о путешествиях, захватывающих дух. А книги получали возможность прожить свой сюжет по-новому. Чем не волшебство?

Собственно, когда я выросла, мои фантазии стали реальностью. Никто не слышал моих заклинаний, но каждый получал книгу, милую сердцу. А систематические перемещения книг с полки на полку я, как и в детстве, объясняла не рассеянностью читателей, а желанием книг общаться друг с другом. И всегда радовалась, когда в доверительной беседе с кем-то узнавала, что я — не единственная, кто вносит в свою работу нотки детской беззаботности. Танцует в обнимку с мужскими рубашками, развешивая их в магазине. Заговаривает цифры, когда не сходится баланс. Рисует малярной кистью солнышко и цветы до того, как покрыть стену ровным слоем краски.

И сейчас, перебирая многочисленные тома, я с улыбкой вспоминала свои игры, понимая, что вновь получила шанс стать волшебницей. Еще немного, и книги разлетятся к тем, кому они нужны.

На новой работе был лишь один момент, который меня смущал. Почему Саймон выбрал именно меня? Неужели здесь, среди местных жителей, не нашлось человека, из той же библиотеки, способного выполнить поставленные задачи? Зачем приглашать кого-то из другого города, терпеть мое присутствие в доме? Я успела заметить, Саймон из тех, кто неохотно пускает посторонних в свой замкнутый семейный круг. Неужели главным аргументом было то, что я уеду, исчезну из его жизни, когда доведу дело до конца? Но что такого секретного в том, чем я занимаюсь?

Как Саймон и говорил, пустующее просторное здание в центре города для многих стало приманкой. Все мало-мальски подходящие дома здесь выкупались или сдавались в аренду под магазины и офисы. Я постоянно наталкивалась на осторожные расспросы торговцев, но ограничивалась вежливой улыбкой и уходила.

Любому другому пришлось бы встретиться с давлением со стороны власти или мафии, но я уже знала, что появление Саймон в городе весной произвело фурор! Ему тут же присвоили звание почетного горожанина, заручились его поддержкой и быстренько назначили на осень литературную конференцию, пригласили читать курс лекций в местный колледж. Громкое имя — реклама городу, а, значит, новые финансовые потоки. Именно это оградило Саймона от неприятных посягательств на его новоиспеченную собственность. В данном случае главной «мафией» в городе были сами представители власти, и он попал под их покровительство, а потому мог не беспокоиться о своей судьбе.

Все это были лишь мои досужие домыслы, но именно они помогли мне успокоиться и не вздрагивать каждый раз, как в магазин заходил новый человек. А посетителей, к слову сказать, было немало. За несколько дней, что я обосновалась в магазине, сюда заглянуло человек тридцать. Кто-то, конечно, из праздного любопытства. Но каждый второй заходил с вопросом: «А что, вы опять работаете?» И искренне огорчался, услышав отрицательный ответ.

Я потихоньку завязывала знакомства. Но больше всего общалась с Витой, хозяйкой соседнего магазина, с которой познакомилась в день приезда. Она оказалась не только милой и приветливой, но еще и страстной книгочейкой, поэтому теперь, несмотря на плотный завтрак в поместье, каждое мое утро начиналось с того, что я шла к Вите. Мы пили чай, и она понемногу рассказывала мне о городе и его жителях, делилась подробностями своей жизни и своими книжными предпочтениями.

Она же предупредила меня про Эдика, нахрапистого дельца, который не оставлял надежды арендовать или выкупить магазин. Если представители власти смирились с прихотью Саймона, то Эдик жаждал провернуть выгодную сделку.

— Это же центр, — объяснила Вита, — самое оживленное и выгодное для торговли место. Он аж пену пускает, так его бесит, что здесь какие-то книжки.

— С меня-то какой спрос?

— Не скажи. У Эдика логика проста. Если Саймон подпустил тебя к семье, значит, считается с тобой. А вдруг ты можешь повлиять на него? Значит, можно попробовать воздействовать на Саймона через тебя. Эдик, он такой, лазейки ищет. Хотя, если честно, я тоже не совсем понимаю Саймона.

— Почему?

— Ну, он сразу всем объявил, что восстанавливать торговлю не собирается. Вроде как планирует свой офис устроить. В самом людном месте, но при этом по максимуму избегает контактов. Нелогично как-то. Эдик несколько раз к нему подкатывал с предложениями, такую огромную сумму предлагал! А Саймон ни в какую. Непонятно, почему он так держится за это помещение. Вывез бы книги к себе домой, и дело с концом.

Я тоже думала об этом, но сочла неудобным обсуждать это с Витой. А она рассмеялась:

— Слушай, здание-то, хоть и отреставрированное, но еще дореволюционной постройки. Может, в его стенах клад замурован, и Саймон надеется его найти?

Я улыбнулась в ответ и поспешила вернуться к делам. Размеренная работа отвлекала меня от непонятной тревоги, которая появлялась каждый раз, когда я задумывалась о Саймоне и магазине. Эдик и впрямь появлялся несколько раз, но, спасибо Вите, я изображала простодушную дурочку, механически выполняющую свою работу и на вопросы о Саймоне отвечала односложно. Так что Эдик исчез, решив, что с меня толку не будет.

Вздохнув с облегчением, я сосредоточилась на формировании книжного фонда для отправки в библиотеки. И, как бы мне ни хотелось обсуждать со случайными посетителями любимых авторов и персонажей, заперла дверь и повесила табличку «закрыто». Так быстрее доделаю срочные дела, освобожу место в зале для следующих стопок, а тогда уже вновь распахну двери.

Книги для тех, кто влюблен в книги

1. Сеттерфилд Д. «Тринадцатая сказка»

2. Пахарес С. «Без обратного адреса»

3. Фурнье П. «Читалка»

4. Сафон К. «Кладбище забытых книг»

5. Шеффер М., Берроуз Э. «Клуб любителей книг и пирогов из картофельных очистков»

6. Брэдбери Р. «451 градус по Фаренгейту»

7. Стругацкие А.и Б. «Хромая судьба»

8. Функе К. «Чернильное сердце»

9. Гейман Н. «Океан в конце дороги»

10. Байетт А. С. «Обладать»