ASAP. Дело срочное

Акси О (2022)

Сори всю свою жизнь тренировалась, чтобы стать K-pop айдолом, пока не поняла, что не хочет вечно быть в центре внимания. Но на самом деле выбора у нее нет — она разрывается между работой в развлекательной компании своей требовательной матери и стремлениями ее отца. По мере того, как у Сори растет необходимость поддерживать ее безупречный общественный имидж, последний человек, о котором ей следует думать — это ее бывший парень. Натаниэль для нее недоступен — она это знает. Он участник одной из крупнейших K-pop групп в мире, с ребятами которой запрещено встречаться. Но тем не менее, Сори не может забыть о том, что их бурный роман был последним моментом, когда она была по-настоящему счастлива. Ведь однажды его семья приняла Сори в свой дом, когда она больше всего в этом нуждалась… Поэтому, когда Натаниэль оказывается в центре скандала, девушка предлагает укрыться в ее квартире. Они снова оказываются в тесном кругу и уже становится трудно отрицать их прежние чувства. Наконец, у Сори появится возможность освободиться от родительских ожиданий. Теперь перед ней стоит выбор: стоит ли жертвовать своим будущим ради второго шанса на любовь?

Глава четвертая

— Это Мишутка Бэггинс? — спрашивает Натаниэль, указывая на плюшевого мишку, которого я прижимаю к груди.

— Я его в шкафу нашла, — защищаюсь я.

У меня немного кружится голова, не уверена, от чего именно — от того, что меня резко разбудили, или от присутствия Натаниэля. Не помню, когда мы в последний раз оставались наедине. Наверное, еще когда встречались. Я пытаюсь сопоставить шестнадцатилетнего мальчишку, которым он тогда был, с восемнадцатилетним парнем, который стоит передо мной сейчас, но это попросту невозможно. Он сильно изменился — по крайней мере, внешне. Он всегда был хорошо сложен, но теперь разросся, а мальчишеская пухлость исчезла. На нем несколько слоев одежды, но рубашка и свитер не скрывают широкие плечи, сильный поджарый торс. Я отчаянно цепляюсь за Мишутку Бэггинса.

— Что ты здесь делаешь? — наконец спрашивает он, и я набираю в легкие побольше воздуха.

— Не могла заснуть и решила пойти поесть пиццы, вспомнила название пиццерии «У Джо», куда мы ходили, когда я приезжала к тебе тем летом, в пиццерии столкнулась с Надин, а она не позволила мне сесть в такси и вернуться на Манхэттен, сказала, уже поздно, так что я оказалась у тебя дома.

Я таращусь на него. Он — на меня.

— Тебе ведь даже не нравится нью-йоркская пицца, — говорит он. Конечно, из моего многословного рассказа он уловил именно это.

— Неправильная какая-то пицца, — объясняю я. — Они не кладут в тесто ни кукурузу, ни сладкий картофель.

— Сори, это же хорошо.

В коридоре раздается какой-то звук, и Натаниэль, оглянувшись, торопливо заходит в комнату, закрыв за собой дверь.

И теперь мы оказались наедине за закрытой дверью. Он, должно быть, тоже сообразил, что натворил, поскольку быстро отводит взгляд — и тут же пораженно застывает.

Оказывается, ему на глаза попался мой бесшовный бюстгальтер, свисающий со спинки его стула, куда я его, не подумав, бросила, когда раздевалась. Все мое тело охватывает жар. Натаниэль резко поворачивается ко мне, а потом мы оба отводим взгляд. Часы с Пикачу на полке тикают слишком громко, отмеряют каждую секунду. Хотелось бы надеяться, что все это — лишь кошмарный сон, но даже мое подсознание не способно на такую жестокость.

Тут мой телефон, лежащий на тумбочке, пиликает, и я практически бросаюсь к нему.

Пришло сообщение от отцовского секретаря — ужасно длинное и с кучей подробностей.

— Все в порядке? — спрашивает Натаниэль, когда я закончила читать. Голос у него ровный, спокойный.

— У меня запланирован обед с бабушкой. У нее дома.

— Вот как, — Натаниэль кивает и вежливо добавляет: — Звучит… занятно? — должно быть, вспомнил, что мать моего отца — не самая добрая и не самая любящая бабушка.

— Отцовский секретарь прислал подробные указания относительно того, что мне надеть. Что-нибудь элегантное и, цитирую, «подходящее единственному ребенку будущего кандидата в президенты». В особняк пригласят фотографа, чтобы он сделал снимки для статьи, которую опубликуют в рамках новой рекламной кампании отца.

Натаниэль присвистывает.

— Вы с Суном как богачи из сериала, — усмехается он, пытаясь разрядить обстановку.

Я качаю головой.

— Сун — другое дело. Он — чеболь^[24].

Натаниэль вздергивает бровь.

— А ты нет?

— Мой отец — член Национального собрания^[25], а мать — генеральный директор «Джоа Энтертейнмент». Ни тот ни другой не владеют собственными конгломератами.

— И всего-то? — сухо откликается Натаниэль. На лице у него усмешка, но он не смотрит мне в глаза, и улыбка его гаснет.

Вот я молодец: спорю о том, в чем разница между корейскими богачами, и жалуюсь на свою богатую семью, а его родители держат химчистку. Это, конечно, вполне уважаемый бизнес, но до мультимиллионеров его семье далеко. Тем не менее они сумели выучить в колледже всех трех его сестер — еще до того, как Натаниэль стал зарабатывать в составе ХОХО, и я знаю, что даже потом они отказывались брать у него деньги.

Он прочищает горло.

— Я пойду. А тебе надо поспать. Ты ведь завтра утром летишь назад в Корею, правильно?

— Клянусь, я не знала, что ты сегодня зайдешь домой. — Меня мучает чувство вины, настолько, что голос слегка дрожит. — Если бы я знала, ни за что не пошла бы с Надин.

— Сори, все нормально. — У Натаниэля добрый, ласковый голос.

Точно таким же тоном он говорил сегодня вечером, сажая меня в такси. Он столько для меня делает, а я вечно врываюсь в его жизнь, когда не просят. Даже тем летом он пригласил меня домой, когда мне надо было на несколько недель сбежать от привычной жизни, сбежать из Кореи. Он привык отдавать, а я ничего не даю взамен. Именно я тут вроде как богачка, но щедрость проявляет именно он.

— Разумеется, Надин заставила тебя переночевать, — улыбается Натаниэль. — Ни одна моя сестра не позволила бы тебе так поздно возвращаться в отель. — В его голосе звучит такая гордость, что я не могу сдержать улыбку. — Да и откуда тебе знать, что я зайду сегодня? Я и сам об этом узнал полчаса назад, подумал, забавно будет удивить сестер. Думал устроить сюрприз, а в итоге сам себе вырыл яму.

— Тогда позволь я хотя бы переночую на диване. — Я откидываю простыню.

Однако он уже у двери и берется за ручку.

— Если я позволю тебе спать не диване, сестры меня убьют. В любом случае ты уже присвоила себе мои вещи. — Я хмурюсь, не понимая, о чем он, и Натаниэль кивает на Мишутку Бэггинса, которого я до сих пор прижимаю к груди. — Доброй ночи, Сори.

Он выключает свет и закрывает за собой дверь. Я лежу, прислушиваясь к его шагам в коридоре, к скрипу ступенек, когда он спускается по лестнице. Я уже думала, что сна мне сегодня не видать, но все-таки засыпаю.

На следующее утро меня будят голоса, доносящиеся с кухни. Мой телефон полностью разрядился. Освежившись в ванной, я спускаюсь по лестнице и замираю на полпути, услышав хриплый со сна голос Натаниэля.

— Где мама с папой?

Заглянув за угол, вижу, что он сидит на диване. Синие волосы взлохмачены и торчат в разные стороны.

— Поехали навестить хальмони и харабоджи^[26] в Торонто, — отвечает Ноэми, вторая по старшинству сестра. Она уже облачилась в яркую медицинскую форму и пристроилась на одном из двух кресел напротив дивана. — Мама расстроится, когда узнает, что разминулась с тобой.

Они говорят по-английски, так что мне приходится сосредоточиться, чтобы уловить каждое слово. С кухни доносятся звуки приготовления пищи и сильный аромат жареного бекона.

— Ты сказал, что не сможешь нас навестить в этот раз, — журит брата Ноэми.

— Мне так льстит, что вы все явились на концерт своего единственного братика, — громогласно жалуется Натаниэль.

— Да пожалуйста. — А это уже Натали, третий по старшинству ребенок и еще одна старшая сестра Натаниэля. Она сидит, закинув ноги на кресло, и читает книгу.

— Если хотел, чтобы мы пришли, надо было прислать билеты, — произносит Надин прямо у меня за спиной. — Доброе утро, Сори.

Мне приходится, потупившись, спуститься в гостиную.

— Мы тебя разбудили? — спрашивает Ноэми, оживившись при виде меня. — По утрам нас бывает непросто выносить. Как спала? — Она перешла с английского на корейский, чтобы мне было удобно.

— Спала хорошо, — уверяю я ее, и это чистая правда. Пусть сегодня я проспала всего несколько часов, зато крепче, чем за всю поездку.

— А как спал Мишутка Бэггинс? — тянет Натаниэль. — Не погиб от удушения, надеюсь?

— Ты позволил Сори спать с Мишуткой? — Натали даже оторвалась от книги. — Когда мы росли, ты не позволял мне и пальцем к нему притронуться!

— Ты до сих пор растешь, — замечает Натаниэль, запустив в нее диванной подушкой, которую она тут же отбивает книгой.

— Что на завтрак? — спрашиваю я, заглянув в кухню. — Пахнет просто потрясающе.

Заметив у стены универсальную зарядную станцию, я тут же подключаю телефон и кладу рядом с остальными устройствами.

— Блинчики! — объявляет Надин, проследовав за мной на кухню. — А также яйца, бекон, сосиски и картофель.

— Сори привыкла есть на завтрак корейскую еду, — замечает Натаниэль. — Рис. Суп. Овощи.

Надин открывает холодильник.

— У нас есть кимчхи^[27], но к блинам, наверное, не пойдет.

Я только смеюсь в ответ:

— Не надо кимчхи. Я обожаю блинчики.

— Доброе утро, Сори, — улыбается мне Николь, самая старшая сестра Натаниэля. Она готовит, стоя у плиты, и я быстро кланяюсь ей.

— А вот я буду кимчхи, — говорит Натали, усаживаясь за стол.

Сестры следуют ее примеру, а мы с Натаниэлем занимаем места на противоположных концах прямоугольного стола, где обычно сидят его родители. Я переживаю, что всем будет неловко — в конце концов, среди них оказалась бывшая девушка их брата, но такое ощущение, что меня и за столом-то нет, так что я несколько расслабляюсь. Они оживленно болтают — то по-английски, то по-корейски: говорят одновременно, смеются, перебивают, подначивают. Сложно вставить хоть слово, но я совсем не против, даже благодарна, что они пытаются вовлечь меня в разговор.

— Онни, передай, пожалуйста, яйца.

Я обращалась к Ноэми, поскольку ближе всего к тарелке с ними сидит именно она, но все четыре сестры Натаниэля поворачиваются ко мне и тут же начинают угощать всем, чем можно.

— Может, еще блинчик, Сори? — спрашивает Надин по-английски.

— Возьми еще бекон, Сори-я^[28], — подхватывает Николь по-корейски.

Ноэми, встав, начинает накладывать мне на тарелку яичницу, а Натали предлагает кимчхи.

— Как приятно почувствовать себя невидимкой, — жалуется Натаниэль по-английски, но тут же переходит на корейский. — Сори, виноградный сок будешь? — Он со скрежетом отодвигает стул и направляется к холодильнику. — А где виноградный сок, кстати?

— В том холодильнике, который на улице, — откликается Надин, даже не повернувшись.

Натаниэль отправляется в гараж, и на кухне воцаряется молчание — пока не хлопает задняя дверь. Тут все четыре сестры начинают галдеть наперебой.

— Сори, я так рада, что ты пришла.

— Мы и не думали, что снова тебя увидим после…

— Тем летом, когда ты у нас гостила, все было просто идеально.

— Надин весной поедет учиться за границу, в Сеул. Как хорошо, что у нее будут знакомые в городе помимо Натаниэля.

Последние слова принадлежат Николь. Я поворачиваюсь сначала к ней, потом к Надин.

— Ты ничего не сказала вчера вечером! Пожалуйста, свяжись со мной, как только приедешь. Поведу тебя по магазинам.

Это меньшее, что я могу сделать в благодарность за их доброту.

Надин ухмыляется:

— С удовольствием. Какой у тебя номер? — Она как раз вбивает его, когда возвращается Натаниэль с виноградным соком.

После завтрака меня выгоняют из кухни, чтобы Натаниэль с Натали могли убраться. Николь и Ноэми, быстренько попрощавшись, торопятся на выход: Николь надо забросить Ноэми в клинику, а потом и самой ехать на работу в начальную школу. Надин плюхается на диван рядом со мной и начинает щелкать пультом, перебирая каналы. Я устроилась по-турецки. Ноэми перед уходом набросила мне на плечи одеяло, я попиваю виноградный сок из стакана и чувствую себя вполне довольной жизнью.

На душе тепло. Скоро придется уехать — мне надо вовремя вернуться в отель, но так хочется задержаться еще ненадолго. Точно так же я чувствовала себя, когда была здесь в прошлый раз. Пусть и ненадолго я стала частью семьи, обрела дом.

— О, корейский канал! — говорит вдруг Надин. — Когда бабушка с дедушкой приезжают в гости, они смотрят его каждое утро.

На экране ведущий новостей сидит за столом на фоне туманного изображения корейской столицы — Сеула.

«Вчера около шести вечера члена Национального собрания Мина заметили выходящим из номера отеля…»

Я так резко выпрямляюсь на диване, что одеяло падает с плеч. Картинка на экране меняется: теперь мы видим видео, явно снятое поздно вечером. Мужчина в темных очках выходит из лобби отеля.

— Это же… это же мой отец.

— Погоди, серьезно? — Надин прибавляет звук.

«Он находился в компании неизвестной женщины. Доподлинно известно, что это не его жена Сео Мин Хи, генеральный директор “Джоа Энтертейнмент”».

— Сори…

Будто в тумане я ставлю стакан на журнальный столик и вытаскиваю зарядку из телефона. Едва я его включаю, на меня обрушивается поток сообщений и пропущенных вызовов от секретарей обоих родителей. У меня так трясутся руки, что телефон выскальзывает и с дребезгом падает на кухонный пол. Поднять его я не успеваю — меня опережает Натаниэль.

— Ты как? — тихо спрашивает он, протягивая мне телефон.

Я даже не знаю, что на это ответить. Я расстроена. Я поражена. Мне стыдно.

— Я… мне надо вернуться в отель. Надо собрать вещи.

— Я тебя отвезу, — тут же реагирует Надин. — Натали, принеси остальные вещи Сори.

— Мне очень жаль, — говорит Натаниэль, когда мы остаемся наедине, и я понимаю, что он вспоминает, из-за чего я оказалась у него дома тем летом.

Из-за отцовских интрижек меня травили в школе, я превратилась в изгоя. Мать не могла развестись с отцом — ему принадлежало слишком много акций ее компании, а он не мог развестись с ней, потому что однажды хотел стать президентом. И неважно, что они друг друга ненавидели, неважно, что перестали спать в одной комнате. К тому моменту отец уже съехал и стал жить в пентхаусе отеля. Однако все быстро распространилось, людям стало известно о личной жизни нашей семьи, и об этом, разумеется, узнала вся школа.

В то утро, когда нам предстояло вернуться в Сеул, я разрыдалась в этой самой гостиной. Я не хотела возвращаться в Корею. Я хотела остаться здесь, с его семьей, с ним.

Теперь, глядя на Натаниэля, я понимаю, что наши жизни практически до смешного далеки друг от друга. Когда я увидела отца в новостях, меня будто ледяной водой окатили — реальный мир напомнил о себе. До чего глупо было сюда приходить. Надо убираться. Чем дольше длится приятный сон, тем сложнее просыпаться.

Я успокаиваюсь. Руки перестают дрожать. Такова моя жизнь — да, отчасти это судьба, но отчасти — мой собственный выбор. Снаружи сигналит машина — Надин готова.

— Пока, Натаниэль. — Я отворачиваюсь. На выходе Натали подает мне пальто, открывает дверь. На сей раз, выходя из этого дома, я точно знаю, что не вернусь.

Примечания

24

Чеболь — группа формально самостоятельных фирм, находящихся в собственности определенных семей и под единым административным и финансовым контролем. Также на сленге так называют наследников крупных компаний, обладающих огромным богатством и влиянием.

25

Национальное собрание Республики Корея — однопалатный законодательный орган (парламент) Республики Корея.

26

Хальмони — бабушка, харабоджи — дедушка (кор.).

27

Блюдо корейской кухни, представляющее собой остро приправленные квашеные овощи, в первую очередь пекинскую капусту.

28

Если имя заканчивается на согласную, используется вариант «-а». И то и другое — обращение к человеку, ставится после имени. Более вежливый аналог русскоязычного «эй!».