Гнев Тоурба

Агнес Хоуп (2024)

Внезапное известие о помолвке с ноаром из высшего рода переворачивает всю жизнь Амалы и вынуждает податься в бега, бросив всё: дом, отца и близкого друга. Но есть ли такое место в землях Тоурба, где она может укрыться от всемогущего семейства жениха? Путь Амалы лежит в отдалённую крепость «Чёрное кольцо», таинственные предания о тех местах с детства манили её. Мистическое исчезновение жителей древнего города фарухов. Лес-убийца и неизведанные дикие земли за ним. Где-то там сокрыта разгадка главной тайны всей её жизни, и Амала должна докопаться до неё прежде, чем её поймают и казнят. Неожиданные встречи, пугающие открытия, обретения и потери — лишь часть хитросплетений судьбы, поджидающих Амалу впереди.

Глава 1

— Амала!

Я обернулась на тихий зов Джаи. Он застыл в паре шагов позади, сведённые на переносице чёрные брови и прищуренные светло-голубые глаза без слов сказали о его нежелании входить в маленькую чайную лавку, которая втиснулась в узкий проулок между двумя каменными стенами соседних магазинов.

— Можешь подождать меня здесь, — предложила я и медленно обвела взглядом оживлённую торговую улицу.

Джая, не поворачивая головы, скосил глаза на снующих туда-сюда горожан. Послеполуденная жара спала, и народ высыпал наружу, гонимый делами, которые требовалось завершить до наступления сумерек. Джая тяжко вздохнул, даже скорее обречённо. Я пожала плечами в ответ на проскользнувший укор в его глазах и, развернувшись, преодолела две ступеньки перед дверью. Уголки губ дрогнули в лёгкой улыбке, я точно знала, что Джая ненавидел оставаться один среди толпы гораздо больше, чем наведываться к старику Вахину.

Звякнул дверной колокольчик, оповещая хозяина лавки о нашем визите. Нос сразу же наполнился душистым букетом чаёв: цветочных, фруктовых, пряных и смолистых. Всякий раз переступая порог этого места, я погружалась с головой в море ароматов: свежих ягод и весеннего луга после дождя, сладости орхидеи и древесной коры, кожи и дымка от костра, орехов и чернослива, влаги лесного тумана и торфяных болот и ещё десятки, а может быть и сотни тонких ноток, названия которых я не знала.

Я открыла рот, чтобы позвать Вахина, уже привыкшая к тому, что он постоянно торчал в подсобке в задней части лавки, но не успела произнести ни звука.

— Добро пожаловать, — раздался скрипучий голос хозяина совсем рядом, так внезапно, что я вздрогнула от неожиданности. — Прошу осмотритесь пока. Как только освобожусь, сразу же обслужу вас, достопочтенная ноа.

Вскинув в изумлении брови, я повернулась лицом к Вахину и тут же увидела причину, почему обычно сварливый и грубый старик вдруг встречает меня учтивыми и услужливыми словами. Эта «причина» коротко глянула в мою сторону, затем на вошедшего следом Джаю, и снова на меня, но теперь уже с любопытством.

Я тут же пришла в себя и, растянув губы в вежливой улыбке, кивнула головой в знак приветствия, как того требовали правила приличия. Женщина повторила за мной, опустив озадаченный взгляд на мою одежду. Мужские штаны, заправленные в невысокие сапоги, и рубаха, подпоясанная кожаным ремнём, видимо никак не складывались в её голове с образом представительницы знатного рода, к которому она меня несомненно приписала из-за употреблённого стариком обращения «ноа» и присутствия рядом со мной фаруха-раба.

Густые с проседью брови Вахина многозначительно изогнулись, я резко заозиралась по сторонам с, как мне казалось, интересующимся выражением лица и отошла в противоположный угол лавки. Джая, подобно тени, бесшумно последовал за мной и остановился чуть позади, заслонив своим телом от женщины, пока я делала вид, что изучаю холщовые мешочки, наполненные разнообразными сушёными листьями, стебельками и соцветиями.

Вахин втянул посетительницу в обсуждение сорта чая, который он ей предлагал купить вместо того, что она изначально хотела приобрести.

Я же с нарастающим нетерпением ждала, когда женщина, оказавшаяся невероятно привередливой и дотошной, всё же определится с выбором и наконец уберётся из чайной лавки, и поэтому невольно прислушивалась к их разговору.

— Не думаю, что мне это подойдёт. Всё же может у вас где-то остались запасы Берчурского чая? Если вы уже для кого-то отложили его, то я заплачу двойную цену, — заискивающим голоском увещевала женщина и, понизив голос, добавила. — Вы же понимаете, что ноар Фурош пьёт только этот чай и не приемлет никакого другого.

При упоминании имени самого высокородного семейства на всех землях Паскума я обернулась и, осторожно высунувшись из-за Джаи, с интересом взглянула на женщину. Опрятное платье без изысков, отсутствие каких-либо украшений и гладко зачесанные в тугой пучок волосы.

Точно не из знати. Что её связывает с родом Фурош?

— К сожалению, ничем не могу вам помочь. Всё продано без остатка, а новые поставки задерживаются из-за независящих от меня обстоятельств, — Вахин качнул головой, вроде как сожалеюще, но я заметила, как уголок его губ нервно дёрнулся.

Я знакома со стариком уже достаточно давно и научилась считывать сигналы его мимики: назойливая клиентка его уже порядком раздражала, и он из последних сил сдерживался, чтобы не отправить её куда подальше парочкой хлёстких бранных словечек.

— Как же быть? Что же мне делать? Ноар неизменно каждый вечер после ужина выпивает чашку чая, наших запасов хватит ещё на три-четыре дня. Но что мне делать потом? Что делать? — запричитала женщина, раскачивая головой и в задумчивости постукивая пальцами по губам.

Наверное, она прислуживает в доме Фурош, раз в её заботы входило пополнять запасы чая. Удивительно, как Вахин обзавёлся подобной клиенткой. В Вошасе были и другие чайные лавки, более презентабельные и именитые, в которых предпочитало закупаться большинство знатных семейств. Как же Вахину удалось заманить в свою внешне непримечательную, затесавшуюся в узком проулке лавку такую крупную рыбу?

Старик тяжело вздохнул и, сжав губы, потёр пальцами подбородок, будто тоже размышлял над решением невзгод покупательницы. Я тихо усмехнулась, видя, как он из последних сил старается сохранять самообладание. Порой я удивлялась, как он вообще додумался податься в торговцы с его-то скверным характером и отсутствием какой-либо терпимости в отношении окружающих его людей. Хотя до сегодняшнего дня я думала, что продажа чая лишь своего рода прикрытие для настоящего промысла, происходящего в стенах этой лавки.

Вахин заметил моё любопытство и стрельнул в мою сторону колючим взглядом.

Чтобы не подливать масла в пылающий очаг его раздражения, я скрылась за высокой фигурой Джаи. Вскинула голову и, заглянув в голубые глаза, изобразила кислую мину. Так же, как мой друг ненавидел оставаться один в толпе людей, я ненавидела томительные и бесполезные ожидания. В ответ его брови взметнулись вверх, чёрные бархатные волоски коснулись края обмотанной вокруг головы белой фисы, как бы спрашивая меня “хочешь уйти?”. Я закатила глаза — “ни за что!”, отвернулась к прилавку и, взяв в руки один из мешочков, вдохнула густой пряный запах сушёных листьев, пытаясь разобрать тонкие нотки аромата, чтобы хоть чем-то себя занять.

— А когда ожидается следующая поставка? Возможно ли, что обоз из Берчура прибудет в ближайшие дни? — в голосе женщины натянутой струной звенела последняя надежда.

Вахин прочистил горло, прежде чем ответить:

— Не могу знать. Я отправил почтовым дилижансом письмо в Берчур, но всё ещё не получил ответ, поэтому не имею никакого представления, когда обоз прибудет в столицу.

Сначала раздался обречённый вздох, а через мгновение возмущённый возглас:

— Да что могло их так задержать? Они должны понести ответственность. Из-за их нерасторопности будет нарушен привычный распорядок дня ноара Фурош. Что вы будете с этим делать?

Не ожидав столь резкого перехода от робких увещеваний к громким обвинениям, я вздрогнула и резко развернулась, уже не таясь. Женщина уловила движение, глянула в мою сторону и, должно быть смутившись собственной вспышки в присутствии ноа, быстро отвела глаза и торопливо закопошилась в кошеле, висящем на поясе.

— Просто невообразимо, — достав несколько монет, она вручила их Вахину. — Как только прибудет обоз, незамедлительно пришли кого-нибудь с сообщением.

Оставив указание, с раскрасневшимся не то от негодования, не то от смущения лицом, а может и от того, и от другого вместе, “крупная рыба” не оборачиваясь стремительно выплыла прочь из лавки Вахина.

Сжимая кулаки, старик проводил её хмурым взглядом и, выждав, когда она удалится на достаточное расстояние, выругался самыми забористыми словечками, которые я когда-либо слышала от него. Затем прошёл за прилавок и с размаху хлопнул по нему ладонью, припечатав монеты к отшлифованной поверхности.

Ругательства продолжали изливаться из него тихим бормотанием, но запал негодования постепенно ослаб, я осмелилась подойти ближе и облокотиться на высокую продолговатую столешницу.

— Она правда из дома Фурош? Как ты её заманил сюда? — почему-то первым делом спросила я, хотя мгновение назад изнывала от нетерпения побыстрее получить то, за чем пришла. Всё же отец прав, порой он ругал меня за чрезмерное любопытство, но я не в состоянии избавиться от зудящего ощущения в голове, вынуждающего искать ответы на зарождающиеся там же вопросы.

— Не твоего ума дело, девчонка, — Вахин предупреждающе зыркнул на меня, с лёгкостью отбросив былое почтение. Я помнила о договорённости при нашей первой встрече: не лезть в дела друг друга. По большей части у меня получалось её выполнять, ведь обычно в мои короткие визиты в чайной лавке абсолютно ничего не происходило, но не в этот раз. Старик перевёл взгляд на Джаю и недовольно буркнул: — Кажется, я много раз велел тебе оставлять свою псину у входа.

— А я тебе ни единожды отвечала, что куда я — туда и он, — я скривилась от использованного им обращения, но всё же оглянулась и кивнула другу в сторону порога, туда где обычно он оставался ждать, чтобы меньше раздражать вредного старика. На лице Джаи не проскользнуло ни намёка на недовольство, он сохранил безэмоциональное выражение и молча прошагал к двери.

Когда я вновь посмотрела на Вахина, он наблюдал за мной, сощурившись, но уже в следующий миг, смахнув в ладонь несчастные монеты, отвернулся, чтобы спрятать их в резную шкатулку.

— Чего надобно? — спросил он так, словно не знал о единственной и неизменной цели моих визитов.

— Хочу купить столь знаменитый чай из Берчура, — растягивая слова произнесла я, поддавшись острому желанию уколоть Вахина.

Старик фыркнул и процедил бранное словечко сквозь стиснутые зубы, мне с трудом удалось удержаться от злорадной усмешки. Затем он обернулся и, насупив брови, грозно потряс пальцем.

— Будешь совать нос, куда не следует, его тебе однажды прищёлкнут.

С моих губ всё же сорвался тихий смешок, когда рот Вахина дословно произнёс предостережение, которое я постоянно слышала от отца. Брови старика грозно сошлись на переносице, видимо он принял мою реакцию за несерьёзное отношение к его словам. Я наклонилась ближе и полушёпотом проговорила:

— Я же не прошу раскрывать выведанные тобой через эту женщину секреты дома Фурош, всего лишь хочу распробовать вкус чая, без которого аж сам ноар ни дня не может обойтись.

Желваки задвигались на лице Вахина, а в глазах загорелся предостерегающий огонёк. В моей голове жужжащим роем вертелись вопросы, но я конечно же не стала их озвучивать. Старик вышвырнет меня из лавки прежде, чем я вытяну из него даже слово в ответ. Злить его чревато.

Я благоразумно отклонилась назад и вскинула руки в примирительном жесте.

— Хорошо-хорошо, на самом деле чай и всё с ним связанное меня мало интересует, а вот… — я сделала недолгую паузу и, растянув губы в заговорщицкой улыбке, снова перешла на полушёпот, — копия записей Белиоза Раута была бы желанным приобретением.

Несколько долгих мгновений Вахин смотрел на меня недобрым взглядом. Затем выплюнул хлёсткое ругательство и скрылся в подсобном помещении, хлопнув за собой дверью.

Он не прогнал меня — это хороший знак.

Я позволила себе облегчённо выдохнуть, затем обернулась к Джаю и, слегка постучав ладонью по груди, показала ему, насколько на самом деле перепугалась, пусть даже всего на краткий миг. Друг поднял глаза к потолку и покачал головой, ему не терпелось поскорее убраться отсюда. С самого первого нашего визита в чайную лавку он невзлюбил старика, я догадывалась, что причина его неприязни скрывалась в том, что Вахин открыто выказывал своё презрение к нему из-за принадлежности к расе фарухов. Хозяин лавки всякий раз пытался выставить Джаю за порог, словно мой друг одним своим присутствием отравлял ему воздух.

В груди неприятно сдавило, из-за меня Джае каждый раз приходилось терпеть выходки Вахина, а я не могла вступиться за него. До скрипа зубов порой хотелось обласкать старика его же неприглядными эпитетами, но не могла этого сделать.

Нас с Джаей разделяла огромная пропасть неравенства, под пристальным взором других людей мы должны поддерживать видимость чёткого разделения между нами: я — ноа из рода Сибоа, а Джая — из покорённой расы фарухов и раб, принадлежащий моему отцу. Поэтому окружающие нас люди, включая Вахина, должны видеть только взаимоотношения хозяйки и раба, и ничего больше.

Послышались шаги, и я сосредоточила всё внимание на появившемся из подсобки старике. В руках он нёс свёрток, обёрнутый в серую ткань, который по формам напоминал книгу, и деревянный цилиндрический футляр, покрытый тёмным лаком. Я поджала пальцы ног от радостного предвкушения и, не сдерживая довольной улыбки, пробормотала:

— Чудесно!

Вахин положил свёрток на прилавок передо мной и глянул на Джаю.

— Запри дверь, — велел он ему, неприязненно скривив губы, словно обращался к мерзкому насекомому.

Я сцепила зубы, серая суконная материя передо мной сдержала порыв выругаться вслух. Под ней скрывались сотни страниц с записями из личного дневника Белиоза Раута, капитана одного из судов, прибывших к берегам диких земель во времена Великого переселения. И хотя это всего лишь переписанная от руки копия, но даже так она всё ещё содержала в себе бесценные описания первых шагов переселенцев по диким землям и первые столкновения с местными обитателями. Оригинал находился в глубинах закрытого хранилища библиотеки Цитадели, куда нет доступа никому кроме служителей. Даже для представителей трёх высших родов требовалось специальное разрешение от самого Центриона, чтобы попасть в святая святых, а уж мне — ноа из низшего рода Сибоа — не имело смысла даже помышлять о подобном. Поэтому моё знакомство две весны назад с Вахином — на первый взгляд с заурядным торговцем чаем, под личиной которого скрывался подпольный делец, способный за определённую плату раздобыть практически всё что угодно, — стало великой удачей, обернувшейся возможностями получить копии старинных книг из самой библиотеки Цитадели. И чтобы и дальше пользоваться услугами Вахина, мне приходилось мириться с неприятной стороной нашего сотрудничества — с его пакостным отношением к Джае.

Я проглотила возмущение и не оборачиваясь тихо попросила друга запереть дверь.

Послышался негромкий щелчок механического затвора, я натянуто улыбнулась старику и положила руки на свёрток, чтобы раскрыть его и взглянуть на записи. Но внезапно широкая ладонь Вахина легла сверху, не позволяя мне этого сделать. Я вопросительно вскинула брови.

— Сначала плата, — напомнил он одно из условий нашего договора: деньги всегда вперёд.

Когда я обратилась к нему с просьбой раздобыть копию дневника Белиоза Раута, то при себе у меня не было запрошенной им суммы, которая оказалась гораздо выше предыдущих заказов, по понятным причинам. Добраться до самого недоступного места в Цитадели и к тому же сделать незаметно копию многостраничной книги казалось вообще невозможным, изначально я вообще думала, что старик откажется, поэтому толком и не подготовилась, прихватив с собой лишь те деньги, что у меня имелись на тот момент. Но по итогу долгих уговоров Вахин согласился получить остаток платы после выполнения заказа, но при условии, что я оставлю в залог украшенный драгоценными камнями кинжал. Его мне подарил отец, для самозащиты, велев всегда брать с собой за пределы нашего поместья. Кинжал казался мне чересчур вычурным и нелепым, я не видела в нём необходимости, имея рядом Джаю, но в тот момент обрадовалась, что его наличие как нельзя удачно принесло хоть какую-то пользу.

— Да-да, точно, — спохватилась я, неловко хохотнув и быстрым движением отстегнув кожаный кошель с ремня. Увесистый мешочек плюхнулся на столешницу рядом со свёртком, звякнув содержимым. — Вот, вторая половина оговорённой платы.

Старик сощурился и, подняв кошель, взвесил его в ладони.

— Там всё до последнего лосса, — добавила я и смело принялась разворачивать плотную шерстяную ткань.

Выбитая надпись на коричневой коже обложки гласила, что под ней скрывались сказания о восьмидесяти восьми Священных зверях, такую книгу можно найти почти в каждом доме. Но название — лишь прикрытие истинного содержимого. Все предыдущие добытые для меня копии фолиантов из библиотеки Цитадели тоже скрывались за иными названиями.

Я с замиранием сердца открыла книгу и обнаружила ровные строки уже знакомого аккуратного почерка. Не трудно догадаться, что человек Вахина, который переписывал книги, — служитель в библиотеке Цитадели. Иначе объяснить, как этому человеку удалось попасть в закрытое хранилище, невозможно.

Я провела пальцем по мелким иероглифам в уголке на первой странице.

Белиоз Раут.

Пробежалась глазами по словам, перелистала и снова прочитала несколько строк. Я не могла подтвердить действительно ли это копия оригинальных записей, даже не знала существовал ли дневник капитана Белиоза Раута на самом деле и хранился ли он в закрытом хранилище. Я выяснила о нём случайно, встретив короткое упоминание в исследовательском труде одного из историков-современников. Там учёный лишь вскользь сообщал о своём желании получить доступ к этим записям, которые дали бы более полное представление о первых столкновениях переселенцев с обитателями диких земель. Всего пара прочитанных строк зародила в моей голове безумную идею достать если не оригинал, то хотя бы копию таинственного дневника. И вот я листала страницы и вглядывалась в слова, написанные мелким почерком.

— Есть кое-что ещё, — проговорил Вахин и положил цилиндрический футляр на прилавок. Я аккуратно закрыла книгу и покосилась на незнакомый предмет.

— Что это? — Я вопросительно взглянула на старика. Его лицо перекосилось от недовольства, будто я не понимала какой-то очевидной вещи.

— Разве не это ты хотела найти, когда заявилась в лавку впервые? — буркнул он и нетерпеливо подтолкнул футляр ко мне.

Я принялась лихорадочно вспоминать. На самом деле в первый визит к Вахину у меня был целый список того, что я хотела с его помощью достать. Но большую часть я уже получила, оставались лишь редчайшие фарухские книги и карты. После войны с фарухами почти всё уничтожили, но поговаривали, что для изучения культуры чужой расы предки кое-что сохранили в библиотеке Цитадели.

Вряд ли в цилиндре находилась книга, может карта?

Сердце в груди совершило кульбит и замерло. Руки вспотели, и пришлось обтереть ладони об штанины, прежде чем взять футляр и аккуратно снять крышку.

Внутри лежал свёрнутый кусок плотной бумаги.

Я сглотнула, чтобы смочить внезапно высохшее горло, и посмотрела на Вахина. Он кивнул, разрешая взглянуть. Было странно, что он не требовал плату вперёд, как делал всегда, но я была слишком взволнована, чтобы думать об этом.

Аккуратно, двумя пальцами, я вытянула рулон и отложила футляр.

Как только показались первые начертания на бумаге, я заметила тонкие витиеватые надписи возле отмеченных точек, видимо представляющих собой небольшие поселения фарухов ещё до Великого переселения. И хотя подобную письменность невозможно нигде увидеть в наши дни, за четыреста с лишним лет все возможные и невозможные надписи на этом языке давно исчезли, уничтоженные либо временем, либо служителями Центриона, но я почему-то была уверена, что это фарухский.

Я развернула карту полностью и рассматривала, затаив дыхание, будто от неосторожного движения она могла истлеть и исчезнуть прямо в моих руках. Но по свежести красок и состоянию бумаги очевидно, что это такая же копия, как и дневник Белиоза Раута. И скорее всего выполненная одним и тем же человеком.

По изображенным на карте очертаниям я сразу узнала Паскум. Вдоль восточного побережья пролегала горная гряда, спускающаяся до самой южной точки — змееподобного мыса, с северного побережья тянулись переплетающиеся, подобно рыболовной сети, линии рек и озёр, а на западе материк сужался, соединяясь лишь тонким перешейком с другой частью суши.

В затылке закололо, когда мои глаза нашли толстую чёрную линию, пересекающую самую узкую часть перешейка и обозначающую границу Паскума, и остановились на длинной надписи, выведенной по другую сторону от линии, на диких неизведанных землях. Сердце трепыхнулось в груди и болезненно сжалось.

— Ну так что? — вдруг привлёк моё внимание Вахин. Я бросила на него быстрый взгляд и, поняв, что он хочет обсудить стоимость, бережно скрутила бумагу.

— Сколько? — прямо спросила я, пряча карту в футляр. У меня с собой больше не было денег, кроме нескольких лосс в оплату мальчишке, приглядывающему за нашими с Джаей лошадьми, но я любым путём должна забрать карту с собой.

Старик насупил брови и поскрёб пальцами подбородок, словно размышляя. Но эта задумчивость наигранная. Уверена, он уже давно решил сколько лоссов с меня запросит. Так к чему это представление?

Не выпуская из руки футляр с картой, я обернула книгу с записями Белиоза Раута тканью и зажала свёрток под мышкой.

— На карту ушло не слишком много времени, поэтому так и быть в качестве платы оставлю себе кинжал, — закончив рассуждать вслух, Вахин кивнул, словно соглашаясь со своими же словами. — Если больше нет других заказов, проваливай, — он замахал рукой, торопясь от меня избавиться.

Я опешила, вспомнив про кинжал, который он даже не принёс с собой, это лишний раз подтверждало — он изначально решил оставить его себе. Такое предложение вполне бы меня устроило, и я с лёгким сердцем обменяла бы броскую и по сути ненужную мне вещицу на драгоценную редчайшую карту, но, к сожалению, отцовский подарок не безделушка, от которой я могу избавиться.

В последние дни отец подмечал отсутствие кинжала при мне и спрашивал о нём, из-за чего приходилось врать и придумывать отговорки, а вчера он строго отчитал меня и обмолвился, что это не просто оружие для самозащиты, а семейная реликвия. Поэтому я не имела права обменивать его и обязана вернуть.

Я сжала футляр, не желая выпускать его из рук, и глубоко вздохнула, прежде чем произнести следующее:

— Я заберу кинжал. Скажи, сколько ты хочешь за карту, и я привезу деньги в следующий приезд в Вошасу.

Судя по недовольству на лице, старику не понравилось предложение.

— Ни к чему это. Сказал же, кинжала достаточно, — вдруг буркнул он, отмахнувшись от меня, словно от несмышлёного ребёнка, и направился к двери, ведущей в подсобку.

— Эй, постой, — попыталась я его остановить, но Вахин пробормотал себе под нос что-то о “надоедливых девчонках, околачивающихся в его лавке” и скрылся за дверью.

Футляр с картой казалось приклеился к моей руке, так сильно я не желала с ним расставаться. Но в голове звучал тихий и немного раздосадованный голос отца: “Амала, этот кинжал — наследие, передаваемое из поколения в поколение. Надеюсь, ты понимаешь его значимость”.

В поисках решения я оглянулась на Джаю, он склонил голову набок и озадаченно смотрел на меня, явно не понимая возникшей дилеммы.

Я опустила взгляд на тёмную блестящую поверхность футляра и тяжко вздохнула.

— Вахин! — позвала я. — Неси сюда мой кинжал, — требовательно добавила и положила футляр на прилавок.

За стеной не раздалось ни шагов, ни шорохов.

— Я не уйду отсюда, — заверила я, повысив голос на случай если он не услышал.

Через несколько мгновений дверь открылась, старик с недовольством глянул на меня. Я нетерпеливо толкнула к нему футляр по прилавку.

— Мне нужен мой кинжал, — повторила я с нажимом и растянула губы в улыбке.

— Зачем же ты таскаешь везде за собой этого бесполезного пса? Раз тебе необходимо иметь при себе кинжал, деревянный лосс — цена твоему рабу-охраннику, — со злой усмешкой Вахин дёрнул подбородком в сторону Джаи.

— Это не твоего ума дела, старик, — вернула я ему его же слова.

— Так тебе не нужна эта карта? Хорошо, у меня есть кое-кто на примете, кто так же, как и ты, собирает всякое фарухское барахло. Не знаю и знать не хочу, зачем ему это, но он с радостью отвалит мне двойную, а то и тройную цену твоего кинжала. Так что я буду только в выигрыше, — разглагольствуя, словно рассуждая вслух, Вахин подошёл и неспешно забрал футляр с прилавка.

Я впилась ногтями в ладони, чтобы не поддаться желанию выхватить его у старика, и мысленно убеждала себя, что вся эта болтовня очередное представление, чтобы вынудить меня принять его условия оплаты.

Возможно в первые наши встречи, будучи под нахлынувшим воодушевлением заполучить что-то столь уникальное, я бы могла купиться на подобное, но все хитрые уловки Вахина мне уже давно известны.

— Мне нужна эта карта.

Старик, который уже направился вновь в подсобку, оглянулся, его лицо сохраняло привычную маску раздражения, но под глазами пролегли довольные морщинки, он походил на кота, умыкнувшего самую крупную рыбу из улова рыбака.

— Я заплачу столько же, как за дневник Белиоза Раута. Ни лоссом больше. Вернусь завтра с деньгами. Но кинжал заберу сегодня, — твёрдым голосом проговорила я.

Он не сможет отказаться от столь щедрого предложения, я усилием воли сдерживала победную улыбку, но старик казалось никак не желал признавать своего поражения, он сжимал губы и хмурил брови. Но затем из него прорвались ругательства, и вместе с картой он скрылся за дверью подсобки.

Из меня невольно вырвалась тихая усмешка, пока за стеной раздавались шаги и шебуршение. Я взглянула на Джаю и беззвучно изобразила победный танец вокруг своей оси, мой друг лишь непонимающе вскинул брови. Даже тот факт, что мне вновь придётся тайком продать одно или два украшения из моей шкатулки с драгоценностями и что это рано или поздно обнаружится, и мне предстоит как-то объяснить это отцу, никак не портил бурлящего внутри меня чувства.

Когда Вахин вновь появился, в руках он держал только кинжал. Конечно, я не ожидала, что он позволит забрать карту с собой до получения обещанных денег, но всё же приподнятое настроение тут же попортилось.

— Если завтра до полудня не явишься, считай, товар уже продан, — буркнул старик, резко опустив ножны на прилавок.

— Договорились, — сквозь зубы протиснула я и дополнительно кивнула с натянутой улыбкой, когда Вахин испытующе сощурился.

Я ещё не представляла, что скажу отцу о причинах новой поездки в Вошасу ранним утром следующего дня, придётся постараться придумать убедительный повод. Но не допущу, чтобы старик догадался об осложнениях, которые он мне устроил. Не доставлю ему такой радости.

Я схватила кинжал и, коснувшись пальцами козырька несуществующей фуражки, отдала честь на манер городских стражников. Вахин бросил короткий взгляд на кинжал в моих руках. Я не разобрала его тихих ругательств, резко развернулась и направилась к двери, которую Джая отпер и распахнул передо мной.

Как только мы оказались снаружи, я стремительно зашагала вдоль улицы, прочь от чайной лавки. Зябким холодом по коже прокатилось нагнавшее осознание, что Вахин обдурил меня, запудрил голову, притворившись, что кинжала достаточно в качестве оплаты, чтобы затем загнать меня в ловушку и вынудить выкручиваться, предлагая гораздо большую сумму, чем первоначальная.

С моих губ сорвалось грубое ругательство из словарного запаса старика, две идущие впереди молодые девушки оглянулись и ошарашенно округлили глаза. Позади, словно поперхнувшись, закашлялся Джая. Не останавливаясь, я посмотрела на него через плечо. Он шёл всего в двух шагах позади и прикрывал рот кулаком. Как только наши глаза встретились, его брови вопрошающе приподнялись. Сейчас я не могла ничего объяснить, вокруг слишком много людей. Придётся ему подождать, пока мы не покинем городские стены Вошасы.

Я покачала головой, чтобы успокоить Джаю, но взгляд его глаз переместился куда-то вперёд. Он метнулся ко мне и вскинул руку как раз в тот момент, когда передо мной возник мужчина. И хотя мой друг, уперевшись незнакомцу в грудь, смог его вовремя остановить, я всё же натолкнулась на крепкое мужское плечо, чуть не выронив из-под мышки свёрток с дневником.

— Эй, что за… — стряхнув с себя руку, возмутился незнакомец и вскинул взгляд на белоснежную ткань фисы, обмотанную вокруг головы Джаи. — Где… — озадаченно начал он и замолк, не обнаружив вышивки с “именем”, которая должна быть у каждого фаруха-раба.

Мужчина видимо нечасто сталкивался с рабами-охранниками ноа и ноаров — только они могли не наносить наречённое хозяином “имя” на ткань обязательного головного убора — короткое замешательство сменилось пониманием, и тогда его взгляд заметался в поисках высокородного владельца раба и наткнулся на меня, застывшую чуть в стороне. Джая переместился и прикрыл меня, заслонив плечом от незнакомца.

— Прошу простите меня, я отвлеклась и не заметила вас, — я вышла вперёд и примирительно улыбнулась. — Мой фарух лишь защищал меня. Надеюсь, он не навредил вам.

Я надеялась, что моих извинений будет достаточно и мужчина не станет устраивать скандал из-за небольшого столкновения, что в толчеи торговой улицы не такая уж и редкость. Незнакомец вдруг стушевался после моих слов и, видимо всё же признав во мне ноа, торопливо замотал головой.

— Нет-нет, вашей вины нет. Это я должен был быть внимательнее. Простите меня, ноа. Я спешил на площадь, услышал, что Центрион Хугэ явит свои лики народу, а это, как вы знаете, происходит не так часто, поэтому я был чересчур взволнован и… не заметил вас. Прошу про…

— Центрион явит свои лики? — резко прервала я его извинения, теперь настала моя очередь изумляться. Я осмотрелась и только сейчас заметила суету. Торговцы спешно закрывали свои лавки, горожане, забыв о делах, приведших их на торговую улицу, подобно живой реке, устремились в одном направлении.

— Да, ноа. Извините, — мужчина почтительно склонил голову и, видимо посчитав, что инцидент исчерпан, обошёл нас и влился в поток людей.

Сердце в груди пустилось вскачь от одной только мысли, что мне возможно посчастливилось оказаться в столице в день столь редкого события. Выход Центриона из Цитадели никогда не афишировали заранее, весть об этом глашатаи разносили по городу буквально перед самым его появлением, так что люди с окраин стремительно стекались к центральной площади, чтобы успеть хотя бы издали взглянуть на небесного посланника Творца и Указующего Путь — Священного Зверя Хугэ. Поместье моей семьи находится в часе езды за стенами Вошасы, поэтому за все свои девятнадцать лет мне удалось увидеть Центриона только два раза, и то лишь благодаря удачному стечению обстоятельств.

И последний раз это произошло в двенадцать лет, когда отец привёз меня в столичное модное ателье, чтобы заказать мне кучу платьев, покупку которых я считала бесполезной тратой лоссов и времени. Поэтому услышав снаружи громкие выкрики глашатая и увидев, как загорелись глаза у отца и главной швеи, которая к тому времени уже на протяжении полутора часов безумолку кружила вокруг меня, прикладывая образцы различных тканей, я поспешно спрыгнула с помоста и с великой радостью поспешила с отцом на центральную площадь. Пусть тогда мной больше двигало желание улизнуть от скучных обязанностей мерить несметное количество новомоднейших фасонов платьев, нежели желание лицезреть лики Священного Зверя Хугэ, но я всё же расстроилась, что так и не смогла толком рассмотреть его из-за неимоверного столпотворения на площади и собственного небольшого роста. Подойти достаточно близко к Цитадели оказалось невозможным.

В этот раз я просто обязана оказаться как можно ближе. Неизвестно, выпадет ли мне ещё шанс увидеть лики Центриона.

— Идём, — позвала я Джаю и, развернувшись, поспешила вслед за мужчиной, но через пару шагов услышала характерный кашель друга.

Я бросила на него взгляд через плечо, лицо Джаи выражало неприкрытое неодобрение. Голубые глаза метнулись к западу, где солнце уже опасно близко клонилось к высоким городским стенам внутреннего кольца. Его тревожило наше возвращение: я должна объявиться в поместье до заката, а если опоздаю, отец снова запрёт меня в комнате на несколько дней в качестве наказания, чего бы мне очень не хотелось, ведь уже завтра необходимо вернуться в Вошасу. Но я не остановилась и даже не замедлилась, лишь медленно моргнула, сообщая Джае, что помню об ограниченности нашего времени. Прежде чем я отвела взгляд, заметила как его брови озадаченно изогнулись.

Обещаю, Джая, я совсем чуть-чуть гляну на лики Центриона, и мы сразу же отправимся домой.

Ноги ускорились, неся меня вперёд, я ловко маневрировала в плотном потоке людей. По мере приближения к площади, мой пульс всё больше набирал темп, глухим набатом отдаваясь в голове, рубашка липла к спине, я то и дело вытирала вспотевшие ладони о штанины, перекладывая ножны с кинжалом из руки в руку.

Волнение почти осязаемо витало в воздухе, тихие воодушевлённые разговоры людей, радостный смех детей, раскрасневшиеся юные девушки, на ходу приглаживающие растрепавшиеся волосы. Нетерпеливое предвкушение и благоговейный трепет отражались на лицах горожан, но среди них выделялись безэмоциональные фарухи-рабы, вынужденно следующие за своими хозяевами на площадь. Как правило они возвышались над людьми из-за присущего им высокого роста, смуглая кожа и белые с чёрными нашивками “имён” фисы бросались в глаза. Некоторые из них несли на спинах плетённые короба, другие шли, низко опустив голову. В основном все они были мужчинами, но я успела заметить парочку фарухов-женщин. Одна из них особенно привлекла моё внимание. Почувствовав мой любопытный взгляд, она резко повернула голову и посмотрела на меня, её фиса низко намотана, скрывая её лоб и брови, на белой ткани не было вышивки с её “именем”.

Я впервые видела рабыню среди охранников ноаров.

Её молочно-голубые глаза сузились, внимательно, будто ощупывая, понаблюдали за мной какое-то время, затем переместились на следующего за мной Джаю. Её выражение лица никак не изменилось, она ни на миг не испугалась, её определённо никоем разом не волновало, что я представитель знатного рода. Любой другой раб никогда бы не посмел посмотреть ноа прямо в глаза.

Впереди охранницы шёл рослый мужчина, одного с ней роста. Они двигались по другой стороне улицы, почти вровень с нами, по дороге медленно двигалась двухместная коляска, то отставая, то набирая ход, поэтому у меня никак не получалось разглядеть лицо ноара, только его коротко стриженные светло-русые волосы и чёрный офицерский китель.

Видимо, определив, что мы не представляем для её хозяина никакой опасности, рабыня потеряла к нам интерес и отвернулась. Впереди показалась башня Цитадели, перед ней на площади в форме полукруга уже толпился народ, поэтому все мысли о необычной охраннице растворились в размышлениях, как пробраться поближе к Цитадели.

Торговая улица, как и все шестнадцать лучевых улиц, соединяющихся на площади, выходила к одной из двух боковых башен. Центральная башня Цитадели углом выступала вперёд к площади. А из неё треугольником нависал огромный балкон с низким каменным ограждением, именно на него выходил Центрион, чтобы предстать перед народом. Балкон ещё пустовал, и это порадовало, значит, у меня ещё оставалось время, чтобы пробраться поближе.

Впереди послышались недовольные возгласы пришедших на площадь раньше и не желающих пропускать вперёд новоприбывших, а многие, как и я, хотели во что бы то не стало протиснуться вперёд. Когда прямо передо мной двое мужчин сцепились в яростном споре, грозящем перерасти в мордобой, я ощутила лёгкое касание к локтю. Я оглянулась на Джаю, он отрицательно качнул головой:

— Давайте остановимся, ноа Амалаиза, — предостерёг он, использовав почтительное обращение: вокруг слишком много ушей. Я вытянула шею, пытаясь рассмотреть другой путь, но люди жались друг к другу, соприкасаясь плечами, и даже если мне удастся протиснуться, то существовала опасность оказаться сдавленной в толпе. Да и выбраться из плотного скопления людей будет непросто, а нам нужно будет уйти, не дожидаясь окончания явления ликов Священного Зверя Хугэ народу. И как бы мне не хотелось ещё продвинуться вперёд, Джая прав, дальше идти неразумно.

Я сдвинулась подальше от скандаливших мужчин, и устроилась рядом с невысокой седовласой женщиной. Она слегка повернула оказавшееся необычайно моложавым лицо в нашу сторону, скосила глаза на меня и на застывшего за моей спиной Джаи, затем торопливо отвела взгляд. Кажется, её не особо обрадовало наше соседство.

Как только на балконе показался мужчина в сером балахоне, подпоясанном чёрным кожаным поясом, собравшиеся на площади мгновенно затихли. Служитель Цитадели остановился в нескольких шагах от края и, спрятав руки в широких рукавах, повертел своей лысой головой, оглядываясь по сторонам, будто выискивая что-то на балконе. Следом показались ещё двое служителей, они вынесли резное деревянное кресло на высокой подставке и установили его у края выступающего угла балкона. Первый подал знак, и кресло немного отодвинули от края, затем он удовлетворительно кивнул, и все трое ушли.

Казалось, что толпа затаила дыхание в ожидании. Все лица вскинуты вверх, а взгляды устремлены на балкон. Женщина рядом шевельнулась, тряхнув головой, и скрестила руки на груди. Послышался тихий скрип открывающихся ворот Цитадели, перетёкший в изумлённые вздохи среди людей. Моё сердце зашлось в оглушительном набате, как только мои глаза различили среди вышедших стражников три фигуры со связанными руками. Мужчина, женщина-фарух и… ребёнок лет восьми. Их вывели на помост, установленный у стены Цитадели, и выстроили в ряд.

Я сжала пальцы, до боли впиваясь ногтями в кожу.

— Нет-нет, только не это.

Седовласая голова рядом дёрнулась в мою сторону, и только тогда я поняла, что произнесла это вслух. Но кажется никто больше не обратил внимания на мои слова, потому что в этот момент на балкон вышел Центрион Хугэ. Ничто больше не заботило окружающих, кроме худощавого высокого мужчины, облачённого в белые одежды — человеческий лик посланника Тоурба.

Он медленной походкой приблизился к креслу и, преодолев три ступени на подставке, опустился в него. Благодаря возвышению Центриона было видно с головы до самых ног. Чёрные волнистые волосы опускались до плеч, бледное лицо сохраняло выражение холодной отрешённости, длинные пальцы сжимали края подлокотников, а носок правой ноги, обутой в сандалию, время от времени постукивал по дереву подставки.

Внешне он выглядел как любой другой высокородный мужчина средних лет, и не было ничего выделяющегося ни в его лице, ни в его фигуре, и даже длинный белоснежный балахон, подпоясанный золотистым шнуром с кисточками на краях, никаким образом не подчёркивал его божественной сути, которую он собой являл. Если бы я встретила его, прогуливающимся по торговой улице, то не обратила бы внимания. Наверное так и должно быть, в книгах я видела изображение человеческого лика предыдущего Центриона Тоатэ, и там он тоже выглядит довольно скромно и обыкновенно. Но не смотря на это, знание, что мужчина, обводящий сейчас толпу взглядом тёмных глаз, являлся человеческой ипостасью Священного Зверя Хугэ, божьего посланника, вызывало благоговейный трепет.

Я переместила свёрток с дневником перед собой и, обхватив его руками, прижала к груди, камни на ножнах кололи кожу левой ладони. Но я позабыла о неприятном ощущении, как только открылись громоздкие двойные двери, расположенные сбоку от арочного прохода, откуда вышел человеческий лик Центриона. Оттуда в сопровождении служителя появился Священный зверь Хугэ.

Его размеры ошеломляли: макушка головы служителя не достигала даже уровня его глаз, огромные уши словно опахала раскачивались, а длинный, похожий на трубу нос цеплялся за тонкую палку в руке служителя, пока он, медленно переступая на своих столбоподобных ногах, выходил на балкон. На фоне его серой кожи выделялись только два белых изогнутых бивня, выступающих вперёд и вверх с обеих сторон от носа, и белые начертания на лбу, изображающие Духовную чашу — сосуд созидания Тоурба.

По преданиям, в небесном царстве чаша является вместилищем всех восьмидесяти восьми Священных Зверей, и видя размеры Хугэ мне трудно представить каких гигантских размеров должна она быть, чтобы вместить в себя всех его братьев. Хотя по рассказам отца и работников нашего поместья, заставших время Священного Зверя Тоатэ и видевших его, звериный лик предыдущего Центриона — ящер с длинным змееподобным туловищем и крыльями — заметно уступал в размерах нынешнего, но всё ещё имел немыслимое превосходство над всеми известными земными обитателями. Поэтому моего воображения не хватало, чтобы охватить масштабы Духовной чаши, где могло расположиться такое количество гигантов.

Широко распахнув глаза, я впитывала образы человеческого и звериного ликов Центриона Хугэ и не сразу заметила, что внизу на помосте рядом со связанной троицей появился высокий мужчина в чёрных шёлковых одеждах. Его грудь от плеч до широкого пояса украшал витиеватый узор, вышитый серебряной нитью, которая вторила густой седине в его коротко стриженных волосах. Слегка вздёрнутый подбородок, расправленные плечи, сцепленные за спиной руки, широко расставленные ноги — всё это подсказывало о принадлежности мужчины к знати. Возможно, он из одного из трёх высших родов, приближённых к Центриону.

Он медленно обвёл площадь взглядом, вскинул руку, не то в попытке привлечь внимание к себе, не то отдавая какой-то сигнал, потому что сразу после этого стражники приблизились сзади к троице со связанными руками. Вскинутая рука вновь вернулась за спину, мужчина шагнул вперёд и громко заговорил, почти выкрикивая. И хотя собравшиеся сохраняли оглушающую тишину, до меня его голос долетал негромким отзвуком, поэтому пришлось напрячь слух, чтобы не пропустить ни слова из его речи.

— Приветствую вас, жители и гости Вошасы. Глашатаи Центриона Хугэ воззвали к вам сегодня, оторвали от дел и забот, чтобы вы стали свидетелями праведного суда над Гелиосом из рода Муори.

Толпа оживилась, со всех сторон послышались удивленные вздохи и изумлённые возгласы. Я задержала дыхание и перевела взгляд на лицо Гелиоса. Блестящие от кожного сала волосы зачёсаны назад, подбородок покрывает неухоженная растительность, посеревшая кожа с кровоподтёками на скулах и в уголке рта, из одежды грязно-бежевого цвета холщовая рубаха, явно ему не по размеру, и чёрные штаны, в районе колен покрытые плотным слоем пыли, босые ноги. Ничто в его внешнем виде не указывало на представителя высшего рода.

Муори по влиятельности пожалуй уступали только семейству Фурош, и я не припоминаю, что бы когда-то на помосте оказывался кто-то из высокородных ноаров. Я слышала рассказы о принародно осуждённых и казнённых на площади ноарах из низших родов, но даже это было такой редкостью, что пересуды о них не утихали очень долго.

— Он совершил ужасное преступление, — продолжил мужчина в чёрном, он не обращал внимания на волнение среди собравшихся людей и взмахнул рукой в сторону связанной троицы. — Гелиос из рода Муори имел распутную связь с рабыней.

Со всех сторон послышалось бормотание, некоторые не сдержали гневных выкриков и проклятий.

Я сглотнула вязкую слюну и перевела взгляд на ссутулившуюся девушку, безумный взгляд которой метался по толпе перед ней. Казалось, она не осознавала, где находится и что происходит. Фисы на ней не было, бугристая кожа безобразного шрама, покрывающего всю её голову, блестела от пота. Веки вокруг правого глаза заплыли, оставив лишь узкую щель, на щеке возле уха кровоточили два длинных пореза. При каждом вздохе её разбитые губы приоткрывались, словно она намеревалась что-то сказать, но затем сразу же передумывала.

Я глянула на балкон, человеческий лик Центриона Хугэ безучастно поглядывал в толпу, а Священный зверь застыл позади него, все так же цепляясь за палку в руках служителя Цитадели. Невозможно понять, о чём в этот момент они размышляли, хотя правильнее сказать «он», ведь у обоих ликов Хугэ одно сознание на двоих. Все восемьдесят восемь Священных зверей Тоурба разумны, но когда один из них спускается в земное царство, то он создает себе человеческий лик, чтобы доносить людям свое слово. Но я еще ни разу не слышала голос Хугэ, два предыдущих раза, что я его видела, он лишь молчаливо присутствовал на Праведном суде. Хотя странно называть это собрание судом, ведь судьба стоящих на помосте уже решена, правильнее будет назвать это «публичной казнью», перед которой приговор озвучивает обвинитель.

— Этому грешнику удавалось скрывать своё отродье почти восемь лет, этим он лишь усугубил неотвратимое наказание, — мужчина глянул на Гелиоса, лицо обвинителя исказила гримаса отвращения. — Да настигнет кара…

В моих ушах зашумело, заглушив все его последующие слова. Я знала, что произойдёт дальше, и не хотела этого видеть. Нужно немедля уходить, но глаза против воли переместились на третьего узника.

Маленький мальчик, подгибающиеся и трясущиеся, худенькие словно веточки ножки и ручки, испуганные, молочно-голубые глаза в ореоле раскрасневшихся от слёз белков. И хотя из-за светлого цвета кожи, доставшегося ему от отца, его можно было бы принять за любого другого ребенка, но даже с моего места можно различить, что его черная шевелюра, длиной чуть ниже плеч, состоит из бархатистых отростков толщиной со стебель камыша, растущего на пруду в нашем поместье. И хотя подобный волосяной покров невозможно увидеть на голове фарухов-рабов, потому что еще в детстве они подвергаются жестокому ритуалу прижигания кожи головы, что лишает их волос на всю жизнь и они обязаны носить фису, одна из функций которой скрывать ужасные шрамы от чувствительных глаз хозяев, но нет сомнений — волосы этого ребенка достались ему от родителя-фаруха.

Кровосмешение — великий грех. Расплата за него неминуемая смерть.

Я слышала, что за совокупление с фарухами человек мог отделаться поркой плетью и клеймом позора, а раба почти всегда казнили. Но если результатом подобного грехопадения становилось зачатие и рождение ребёнка смешенной крови, то даже человека ничего не спасёт. Видимо, этот закон не могли обойти даже представители тройки высших родов.

Обвинитель что-то громко выкрикнул, и толпа вокруг меня одобрительно зашумела. Голова ребёнка повернулась в сторону матери, когда стражник схватил её за плечо и развернул лицом к мальчику. То же сделали с мужчиной.

— Нет, — выдохнула я, когда в руке стражника за спиной ребёнка сверкнуло лезвие кинжала. Я не могла дышать и думать, видя как тот приставил клинок к детскому горлу. Я яростно закачала головой и отшатнулась назад, уперевшись в грудь Джаи. Его руки легли на мои плечи и резко развернули меня к нему лицом, но было слишком поздно. Одно молниеносное движение стражника вспороло тонкую кожу несчастного мальчика и истошный материнский вой навсегда отпечатались в моём сознании. Мои глаза смотрели на грудь Джаи, но видели лишь кровь, хлынувшую из горла ребёнка.

— Вам лучше уйти, — вдруг раздался тихий женский голос рядом. Руки Джаи тут же исчезли с моих плеч и он слегка отдалился, насколько позволяло столпотворение вокруг. Я сглотнула подступившую к горлу горечь и осторожно, чтобы не видеть помост, покосилась на женщину. — Если не хотите стать следующими.

В её голосе как ни странно не было и намёка на угрозу, лишь предостережение. Она даже не смотрела на нас, лишь хмурила посеребренные сединой брови. Должно быть, до этого она заметила действия Джаи и приняла его заботу за нечто большее. Я испуганно осмотрела окружающих нас людей и с облегчением обнаружила, что никому нет никакого дела до нас, все они увлечённо наблюдали за продолжающейся казнью на помосте и одобрительно шумели. Меня замутило от отчётливого восторга окружающей толпы, и я поспешила воспользоваться советом женщины.

— Пойдём отсюда, — попросила я Джаю, заглядывая в его голубые глаза, с тревогой наблюдающие за мной. Он лишь кивнул, и прежде чем развернулся, чтобы протиснуться сквозь толпу, я заметила, как порывисто вздымается его грудь. Произошедшее на помосте ужаснуло его не меньше меня.

Пока мы пробирались прочь с площади, я ругала себя за глупую затею прийти сюда. Мне следовало догадаться, что Центрион являет свои лики не просто так. Ведь чаще всего его выход из Цитадели связан именно с публичными порками и казнями. Стоило догадаться, что сегодняшний день не исключение.

Когда мы выбрались на опустевшую улицу, ведущую к восточным воротам, а толпа осталась далеко позади, я окликнула Джаю, быстро шагающего впереди. Он совсем позабыл, что как фарух-раб должен следовать за хозяином, казалось, он стремился поскорее убраться из Вошасы, не замечая ничего вокруг. Я понимала и разделяла его желание, но всё же нам не стоило привлекать внимание даже редких горожан, по каким-то причинам не отправившихся на площадь.

После моего оклика Джая замедлился, и когда он поравнялся со мной, я тихо проговорила:

— Прости. Я не должна была туда ходить.

Джая покачал головой.

— Ты не виновата, Амала, — тихо выдохнул он. Из переулка навстречу нам вывернул грузный мужчина, и Джая сместился мне за спину.

Его слова не успокоили громыхающее в груди сердце и не смогли стереть ужасную картину, стоящую перед глазами. Мои кошмары пополнились ещё одним воспоминанием.

Как только мужчина остался позади, я оглянулась на Джаю. Он смотрел себе под ноги, и выглядел потерянным.

Количество его кошмаров тоже увеличилось.

И в этом только лишь моя вина.