Дополнение (синтаксис)

Дополнение в синтаксисе — второстепенный член предложения, выраженный существительным или местоимением. Дополнение обозначает предмет или лицо, являющееся объектом действия, выраженного сказуемым.

Традиционные теории структуры предложения делят простые предложения на подлежащее (субъект) и сказуемое (предикат); дополнение является частью сказуемого. Многие современные модели грамматики, например грамматика зависимостей, считает дополнение, как и подлежащее, аргументом (актантом) глагола.

Главный глагол определяет дополнение: переходный глагол (в отличие от непереходного) требует дополнения.

Термин комплемент связан с понятием «дополнение»: дополнение всегда является комплементом, но не наоборот. Более подробно этот вопрос рассматривается в теории валентности.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Межфразовую связь, осуществляемую при помощи повторения слов, называют цепной связью, выраженной лексическим или синонимическим повтором. Тип развернутого речевого высказывания определяется как «текст с цепной, последовательной связью предикатов» [16, 32, 68]. Если повторяемое слово выступает в обоих предложениях в роли подлежащего, то связь имеет вид «подлежащее – подлежащее»; если в одном предложении оно является подлежащим, а в другом дополнением, то это связь «подлежащее – дополнение»; возможны также связи: «дополнение – дополнение», «дополнение – подлежащее» и др. [12, 68 и др.].

Вадим Петрович Глухов, Методика формирования связной речи детей дошкольного возраста с системным речевым недоразвитием, 2017

1) сложные существительные, где 1-й компонент – основа существительного – выполняет функцию дополнения ко 2-му компоненту – основе отглагольного существительного: housekeeping домашнее хозяйство (to keep house вести хозяйство), shipbuilding кораблестроение (to build ships строить корабли); компоненты house, ship дополняют значение keeping, building, выполняя функцию прямого дополнения;

И. Ю. Пашкеева, Сложные слова в англоязычных художественных текстах и их перевод на русский язык, 2014

Авторы названного курса, однако, отвергают такого рода трактовку этих фактов и, усматривая в них особые синтаксические структуры, в которых прямой объект выражается формой не винительного, а именительного падежа, считают, что они связаны с КОН лишь генетически и что форма имени в этих сочетаниях является формой винительного падежа только по происхождению. Предполагается, что категориальная трансформация падежной формы имени в таких сочетаниях (вин. мн. → им. мн.) произошла под воздействием других – исконных сочетаний типа нести (несу, нес) вода и надо нести вода – с именительным падежом в значении прямого объекта. Сюда же авторы относят также сочетания типа надо вода (конь, кони) [РД 1964: 131, сн. 12]. Помещенные в этот ряд синтаксических феноменов, сочетания типа пасти кони, домашние зайцы кроликами зовут и т. п. оказываются вообще вне связи с КОН и, следовательно, не нарушают постулируемого единства этой категории в русских говорах. Важным аргументом в пользу этой точки зрения, по мнению авторов, оказывается то, что в этих говорах вне функции прямого дополнения употребляются словоформы вин. мн. = род. мн. (охотиться на зайцев, сесть на коней) [РД 1964: 182, сн. 13].

А. Б. Пеньковский, Очерки по русской семантике

Синтаксический строй французского предложения строго регламентирован. В повествовательном предложении должен быть прямой порядок слов: подлежащее – сказуемое – дополнение. Если поменять местами прямое дополнение и подлежащее, смысл высказывания либо утратится, либо изменится на противоположный.

Т. М. Кумлева, Французский за 90 дней. Упрощенный курс

Вспомним, что такое синтаксис? Что он изучает? Правильно – словосочетания, согласования, подлежащее, сказуемое, определение, дополнение и т. п.

Георгий Суданов, Русский язык на пальцах, 2017

c) Фазы циклов, субъективное осознание течения времени обозначаются в НСЕ такими терминами, как «summer» (лето), «morning» (утро), «sunset» (закат) или «hour» (час), которые лингвистически мало отличаются от других существительных. Они могут быть подлежащими («summer has come») (пришло лето), дополнениями («he likes the summer») (он любит лето), существовать в единственном или во множественном числе («one summer» (одно лето) против «many summers» (много летних сезонов), могут быть обозначены цифрами или пересчитаны как дискретные «объекты» («forty summers») (сорок летних сезонов), приблизительно так, как существительные, обозначающие физические величины. В связи с этим познание времени и периодичности обычно воплощается в НСЕ как последовательность отделимых единиц. Более того, существительное «time»(время) само по себе может быть отнесено к неисчисляемым существительным, обозначающим неограниченную протяженность, но его употребление в двучленной структуре наподобие «moment of time» (момент времени) (лингвистически аналогичной «glass of water» (стакан воды) или «piece of wood» (кусок дерева)) «помогает нам представить, что лето (a summer) действительно содержит столько, или состоит из такого-то количества, “времени” (time)» (Whorf, 1941c, p. 81).

Коллектив авторов, Антология исследований культуры. Отражения культуры, 2011

Как отмечали некоторые исследователи (А. Р. Лурия [111], Дизе [230], Нобль [231] и др.), слово вызывает дополнительные связи его с другими, близкими с ним по наглядной ситуации, по прежнему опыту и т. д. Таким образом, слово становится центральным узлом целого "семантического поля", т. е. комплекса ассоциативных значений непроизвольно всплывающих при восприятии данного слова. Поэтому процесс называния, как и процесс восприятия слова, следует рассматривать как сложный процесс выбора нужного значения слова из целой сети всплывающих альтернатив. Слова, входящие в "семантические поля", обладают разной "доступностью", одни чаще выбираются, другие реже. Например, слово "нож" вызывает по ассоциации другое слово "резать", "клей" – "клеить". Есть слова, которые оставляют чувство незаконченности и требуют дополнения каким – либо другим словом. Например, "купить" (что-нибудь), "желать" (чего-нибудь) и т. д. "Обо всех этих факторах, указывающих на то, что многие слова, переживаются как неполные и требуют дополнения другими словами, принято говорить как о "валентностях слов" [111, с. 49]. Они являются важным дополнительным фактором, который определяет выбор нужного слова.

В. И. Яшина, Овладение эмоционально-оценочной лексикой старшими дошкольниками, 2016

Помогать детям получать из нераспространенных простых предложений (состоят только из подлежащего и сказуемого) распространенные путем введения в них определений, дополнений, обстоятельств; составлять предложения с однородными членами («Мы пойдем в зоопарк и увидим слона, зебру и тигра»).

В. В. Гербова, Развитие речи в детском саду. Программа и методические рекомендации. Для работы с детьми 2-7 лет, 2010

В процессе исторического развития эти и другие научные термины иногда по нескольку раз испытывали изменения, подобные тем, которые претерпел термин «вода» в химии между 1750 и 1950 гг. Подобные трансформации словаря систематически разрывают, а затем переупорядочивают члены множества, которые обозначают термины словаря. Как правило, сами термины сохраняются при таких переходах, хотя иногда и с существенными дополнениями или изъятиями. То же самое происходит и с предметами, к которым относятся эти термины, почему эти термины и сохраняются.

Томас Кун, После «Структуры научных революций», 2000

Важным шагом в логических исследованиях Карнапа стало дополнение синтаксического анализа языка семантическим, т. е. опирающимся на понятия значения и истины. В 1920–1930-е годы главным образом усилиями логиков Львовско-Варшавской школы были заложены основы логической семантики. Так, Тарский разработал общий метод построения точных определений истины для дедуктивных языковых систем, т. е. метод формулировки правил, определяющих для каждого предложения такой системы необходимые и достаточные условия его истинности [Тарский, 1998, с. 90–129]. Эти правила формулируются в метаязыке, и каждому предложению объектного языка они ставят в соответствие задаваемые в метаязыке условия, при которых это предложение истинно[47]. Это позволяет дать строгое и точное описание отношений между предложениями языка и фактами. Взяв теорию Тарского в качестве основы, Карнап создал развернутую концепцию логической семантики в серии работ под общим названием «Исследования по семантике» («Studies in Semantics», 1942–1947)[48].

Л. Б. Макеева, Язык, онтология и реализм, 2011

Если по Дж. Серлю существует пять типов речевых актов, то другие исследователи описывают до нескольких десятков типов. Так, в дополнение к обозначенным могут быть выделены вокативы, куда относят обращения с целью привлечения внимания и поддержания контакта, и ретрактивы, которые обозначают речевые акты взятия назад обещания, корректировки утверждения и т. п. (Wunderlich, 1976). В таксономии К. Баха, помимо других, представлены констативы (утверждение, объявление, ответ, согласие, предположение, отрицание, несогласие, разоблачение, оспаривание, информирование, настаивание, предсказание и др.) и признания – извинение, соболезнование, поздравление, приветствие, выражение благодарности и др. (Bach, 2003). О. Г. Почепцов указывает на существование фатических речевых актов, реализующих контактоустанавливающую функцию, а также менасивов – речевых актов угрозы и квеситивов – вопросов (Почепцов, 1975).

Н. Д. Павлова, Интент-анализ. Основания, процедура, опыт использования, 2017

По Р. Якобсону, «поэтическая функция предполагает интро-вертивное отношение к вербальным знакам как единству означающего и означаемого и является доминантой в поэтическом языке, который нуждается в особенно тщательном лингвистическом анализе <…>» [Якобсон 1987]. Исходя из этого тезиса, формальная школа выдвинула на первый план проблему «грамматики поэзии» (см. [Шапир 1987]), т. е. особым образом организованной структуры поэтического языка. Хотя какой-либо цельной теории поэтического языка «формальной школой» разработано не было, в целом, как отмечает О. Г. Ревзина, «выделение поэтической функции имело для лингвистической поэтики столь же фундаментальное значение, что и постулаты знаковости и системности» [Ревзина 1998: 12]. Новым словом в науке стала трактовка поэтической речи не просто как стилевой разновидности языка, а как качественно иного состояния языка («<…> поэтичность – это не просто дополнение речи риторическими украшениями, а общая переоценка речи и всех ее компонентов» [Якобсон 1975: 228]). Тем не менее нельзя не согласиться с утверждением, что «прямой переход от поэтической функции, как она определена Р. Якобсоном, к поэтическому языку как „системе возможностей“ оказался неосуществимым» [Ревзина 1998: 12]. Для этого необходимо было осознание качественного различия между поэтическим и естественным языком, а также углубление в специфику художественной речи как особой знаковой системы.

В. В. Фещенко, Лаборатория логоса. Языковой эксперимент в авангардном творчестве, 2009

Согласно Ж. Деррида, бриколажная критика и деконструкция языка предполагает децентрацию, то есть интерпретация начинается не из какого-то центра, мифа, нарратива, сюжета, но может быть начата в любой точке. Понятие художественного центра релятивно, поскольку децентрация структуры предполагает бесструктурность как при наличии центра, так и при его отсутствии. Процесс придания значения приводит к переизбытку знаков, наслаивающихся на означаемое (например, природный объект). Деррида в своей эстетической теории обращается также к концепции парергона, понимаемой как граница, мелкое, незначительное дополнение к основной форме. Создание художественного элемента сопровождается различением, сходство есть одновременно и различие, это самостирающийся след. (Такое же название «Стирание» имеют некоторые инсталляции Г. Юккера.) Концепция «следа» Деррида близка к бодрийяровскому «симулякру».

Е. А. Кондратьев, Художественная деталь и целое: структурные и исторические вариации, 2010

«Пересмотр Версальского мирного договора» (авторизованный пер. Петербург-Берлин, 1922) по сравнению с «Экономическими последствиями» потребовал гораздо бо́льшей содержательной и стилистической правки. Текст перевода сверялся с изданием: Keynes J.M. A Revision of the Treaty. (Being a Sequel to the Economic Consequences of the Peace.) [1921] L.: Macmillan, 1922. Для передачи смысловых оттенков в скобках по всему тексту были добавлены английские эквиваленты; особые случаи оговаривались в сносках научного редактора (см. напр. гл. I и др.; неудачный перевод термина «uncertainties» как «неуверенность» в гл. VII). Исправлению подлежали не только целые фразы (напр. в гл. VI, VII), но и названия параграфов (гл. II, пар. 2; пар. 4) и даже глав (гл. III; «settlement» передано как «постановление», в отличие от «программы» в изд. 1922 г. и от «соглашения» в изд. 1924 г.). Были восстановлены пропущенные при переводе примечания Кейнса в сносках (гл. II, пар. 2; Дополнение III к гл. III), фрагменты текста (гл. II, пар. 6); проведено упорядочивание Дополнений к главам книги; в разделе «Приложения. Документы» осуществлена систематизация статей, параграфов и пунктов внутри каждого из документов, прилагаемых к основному тексту. В нескольких местах потребовался перевод фрагментов текста с французского языка (гл. IV, V). Выражения типа «в первую голову» (т.е. «в первую очередь»), «годовой доход на голову» (т.е. «на душу населения») и пр., присутствующие в большом количестве, были выправлены. В итоге текст перевода, который по бо́льшей части был «подстрочным», приведен в смысловое соответствие с английским оригиналом и современными требованиями к стилистике.

Д. М. Кейнс, Общая теория занятости, процента и денег. Избранное, 1936

Говоря о тренировочных методах применительно к языковым занятиям, следует особо выделить методы речевой тренировки. Так, метод речевой имитации призван сформировать автоматизированные речевые навыки: от обучаемого требуется повторение, подражание услышанному или написанному. При использовании оперативного метода обучаемые производят какие-либо речевые действия, связанные с нахождением, выделением, дополнением, изменением, введением или исключением определенных единиц языка. Коммуникативный метод предполагает осознание и самостоятельное образование единиц общения – предложений или связных текстов. Здесь используется пересказ, конструирование, перевод, написание изложений, сочинений, рецензий, рефератов.

О. А. Стычева, Методика школьного курса русского языка, 2013

В основу «2-го старославянского Жития Вячеслава» положено Гумпольдово Житие Вацлава, и текст его переведён почти полностью, однако в некоторых местах славянский перевод отступает от него и/или дополняет его. Считается, что автору славянского текста не было известно «1-е старославянское Житие Вячеслава», и он следовал другому источнику, но также латинскому – этот источник отчасти отразился в «Легенде Кристиана», «Crescente fide» и более поздних сочинениях, посвященных св. Вячеславу/Вацлаву. Но для большей части дополнений аналогий не отыскивается[334]. Стиль этих дополнений отличается от остального текста – перевод здесь проще и понятнее и не так слепо следует латинскому оригиналу. Любопытно, что два упоминания дружины из пяти приходятся как раз на эти дополнения.

П. С. Стефанович, Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках, 2012

Использование примечаний. Примечание означает дополнительное объяснение, заметку позади текста или в сноске под текстом; замечание, обращение внимание. Примечание – специальное подчеркивание, акцентирование внимания на каком-то обстоятельстве, факте, явлении, состоянии, процессе. Это конкретизация, дополнение норм. Многие примечания несут дополнительную информацию пояснительного характера. Иногда они содержат правила, которым место в самой норме, а не в примечании.

Коллектив авторов, Юрист в организации: учебное пособие, 2009

Нашими понятиями мы расплетаем наблюдаемое феноменологическое единство природы на логически увязанные схемы. Мы создаём понятие таксона и (часто) требуем определённого уровня монофилии. Это по типу конструкционное требование – мы именно конструируем, создаём таксоны в природе, а не только находим их там. Потому что сразу в дополнение к таким образом выделенным таксонам нам приходится вспоминать о лишайниках, о муравьях – или, к примеру, о горизонтальном переносе генетического материала. Эти примеры (и множество других) не надо было бы полагать экзотическими и не было бы смысла приводить, если бы наши понятия нарезали природу как-то иначе. Так что строгим и формальным выделением монофилетических таксонов мы усиливаем познавательное давление, которое неминуемо должно приводить ко всё более чётко выделяемым системам биоморф – уже не как подвидовых группировок, а как многоэтажной системы, со своими классами, семействами и родами.

Г. Ю. Любарский, Рождение науки. Аналитическая морфология, классификационная система, научный метод, 2015

Предложение «Общественное объединение вправе не регистрироваться в органах юстиции[160]» представляет собой самостоятельное веление законодателя, не нуждающееся ни в каких дополнениях и разъяснениях. Следующее за ним в той же части статьи предложение «В этом случае данное объединение не приобретает прав юридического лица» обладает признаками последовательности и, с лингвистической точки зрения, самостоятельным не является[161]. Очевидно, решая вопрос о том, следует ли признать это положение закона самостоятельным НПП, нужно руководствоваться двумя критериями:

М. Л. Давыдова, Нормативно-правовое предписание. Природа, типология, технико-юридическое оформление, 2009

Базируясь на концептуальных идеях и разработках когнитивной психологии, и, в частности, на представляющуюся наиболее перспективной «стратегическую модель» обработки текста и социально значимой информации Т. Ван Дейка[16], сам процесс невербальной коммуникации можно описать приблизительно следующим образом. Человек, находясь в ситуации социального взаимодействия и коммуникации, наблюдает внешность, выразительные движения и т. п. невербальные проявления другого. И опираясь на собственные знания и опыт в несловесном общении, декодирует эти паралингвистические стилистические маркеры (которые говорят о свойствах человека, признаках, исполняемой им роли, его отношении к партнеру по взаимодействию, самой ситуации общения и т. д.). А также строит свои предварительные гипотезы понимания, определяя ту или иную ведущую интерпретационную стратегию. Каждая такая стратегия, базируется на определенной когнитивной схеме сцены или события, но в отличие от нее не является жестко обусловленной, подчиненной неизбежному алгоритму воспроизведения, а обладает особой пластичностью, возможностью изменения, дополнения и взаимоперехода от одной стратегии к другой, более подходящей реальной коммуникативной ситуации. Это позволяет не только снять многозначность некоторых невербальных проявлений и неопределенность ситуации, но и определить, а в дальнейшем и постоянно корректировать свою собственную позицию, отношение к партнеру и разворачивающемуся действию. На успешность этого процесса влияние оказывают также и такие психологические факторы, как личностная и социальная идентичность взаимодействующих людей (самоощущение, самоопределение и когнитивная самокатегоризация), их наблюдательность, воображение, установки и т. д.

М. С. Андрианов, Невербальная коммуникация, 2007

Таким образом, мы надеемся на то, что с вашим активным участием удастся в разумные сроки довести настоящий «Словарь» до окончательного вида и переиздать его уже в соответствии с первоначальным замыслом и с дополнениями.

Коллектив авторов, Словарь Л. С. Выготского, 2004

В логике предикатов, в дополнение к средствам логики высказываний, вводятся также такие логические термины: «истина» и «ложь».

С. С. Антюшин, Логика, 2013