Цитаты со словом «расплатившийся»
Похожие цитаты:
В дружбе нет ни должников, ни благодетелей.
Банкир — это человек, который готов дать вам в долг, если вы представите доказательство того, что деньги вам не нужны.
Мой долг — заработать много денег, и ещё больше денег, чтобы использовать заработанные мной деньги на благо соотечественников согласно велению моей совести.
К собственным деньгам должно быть щедрым, к казенным – скупым.
Насколько справедливее кажется адвокату дело, за которое ему щедро заплатили.
Зачем пытаться на себе экономить? Какая радость от денег, которые лежат в банке, а у тебя уже есть все, кроме долгов, и тебе уже пятьдесят?
Да чего ты у меня просить хочешь. Если только, мой батюшка, не денег, то я всем ссудить тебя могу. Ты знаешь, каковы ныне деньги: ими никто даром не ссужает, а для них ни в чем не отказывают.
Долг — начало рабства, даже хуже рабства, потому что кредитор неумолимее рабовладельца: он владеет не только вашим телом, но и вашим достоинством и может при случае нанести ему тяжкие оскорбления.
Когда философ Диоген нуждался в деньгах, он не говорил, что одолжит их у друзей; он говорил, что попросит друзей возвратить ему долг.
Будь осторожен. Если женщина сходится с тобой не любя, она заставит тебя расплатиться за это; а если она любит, она заставит тебя заплатить еще дороже.
Люди, верящие в свои достоинства, считают долгом быть несчастными, дабы убедить таким образом и других и себя в том, что судьба ещё не воздала им по заслугам.
…такой-то из высоких чувств любви и чести не платит никаких долгов, кроме карточных и проституткам. («Сказка бочки»)
Вообразите фальшивую золотую монету в десять франков. Её истинная цена каких-нибудь два су. Она будет стоить десять франков, пока не узнают, что она фальшивая.
Сколько бы ты ни заплатил за свои прекрасные иллюзии, ты не останешься в убытке.
Если не в деньгах счастье, то отдайте их соседу.
Мусульманин не может быть ничьим рабом и никому не должен платить подати, даже самому единоверцу.
Горсть родной земли считал я дороже горсти золота; одно коротенькое слово на нашем языке - выше меры драгоценностей. Во имя вечной жизни обоих - Родины и родного языка - я сделал все, что мог.
Ни слава, ни деньги, которые пришли к нему в последние два года, его никак не изменили. В моей памяти он навсегда остался добрым, честным и скромным парнем.
Люди похожи на монеты: надо принимать их по их стоимости, какой бы оттиск на них ни был.
Беда, если про вас напишут в печати! Худо, если раскритикуют, – это каждому ясно. Но вы покаетесь, и вас простят. А вот если похвалят вас, о, тут найдутся люди, которые никогда вам этого не простят.
Даже клятвы любящих стоят не дороже клятвы трактирщиков. Обе скрепляют фальшивые счета.
Нет человека, которого обманула бы его совесть, когда он судит о чужих поступках.
Основная задача всех церквей была одна и та же: внушать бедным холопам, что для них — нет счастья на земле, оно уготовано для них на небесах, и что каторжный труд на чужого дядю — дело богоугодное.
Поимел честь, поимей и совесть наконец.
Доброе и имя есть принадлежность каждого честного человека , но я заключил доброе имя в славе моего Отечества , и все деяния мои клонились к его благоденствию.
Когда говорят — договор дороже денег, то имеют в виду инфляцию.
Дано и отдано? Подарено и взято? Все погашается возвратом? Торгаши! Вы выдумали благодарность, чтобы поймать в зародыше И удушить добро!
Гостеприимный я. Я не могу без друзей, без компаний. Не могу один есть котлеты, пить пиво. Я гостеприимный на свою беду...
Если вам говорят, что дело вовсе не в деньгах, значит, речь идёт о чужих деньгах.
У моды вечный страх отстать, то есть расписка в собственной овечьести.
Люди всегда говорят, что они не были похожи на себя, когда, распалившись от гнева, выдали свое истинное нутро.
Самый тяжелый мой грех - то, что я разрешил остаться в Чалдыране Бахрузе-ханым и матери моего наследника Тахмаса Мирзы Таджлы-бейим. Обе они сражались в мужском одеянии. Обеих их, оказывается, позвали битвы во имя славы Родины.
Тот, кто не любит брать в долг, тот не умеет обязываться.
Гордыня не хочет быть должницей, а самолюбие не хочет платить.
Напишите о карманнике, судившемся тридцать раз, что он известный карманник-рецидивист — и он подаст на вас в суд за оскорбление личности, причем вы проиграете это дело.
Обычно у нас признают писателя после смерти. Мертвого почитать легко. Он уже не соперник. Можно даже назваться его другом, рассказывать каким он был тружеником и делать прибыль на его так и не изданных произведениях.
«Второй конец света» был номинирован на «Хьюго», но проиграл роману «Чужак в чужой стране» — какого-то американского писателя, фамилию которого я забыл.
Все, что достигается чересчур легко, не слишком ценится нами. Лишь то ценится нами, за что дорого заплачено. Только небесам ведома настоящая цена всего.
Доброе дело надо делать или с совершенно холодным расчетом, или же беспамятно: сделал на ходу и забыл. Но когда сделавший чувствует некоторую усладу и приятность, то тогда всегда это доброе дело ему потом обернется злом.
Бродяга — человек, которого называли бы туристом, будь у него деньги.
Испытывал ли я когда-нибудь угрызение совести? Память моя хранит на этот счёт молчание.
Смерть о. Павла не кончина диссидента или партизана. Это достойная смерть достойного христианина. Он принял страждущего. Заплатил за это жизнью. И получил жизнь Вечную. Такова высокая христианская норма.