Цитаты со словом «надуманный»
К сожалению, существующие «объяснения» несколько, на мой взгляд,
надуманны и ещё менее понятны, чем само объясняемое явление.
Похожие цитаты:
Юности свойственны поспешные обобщения, и она зачастую приходит к выводу, что все на свете лживо лишь потому, что какие-то отдельные вещи оказались действительно лживыми.
«Мир Ā». Этот широко известный роман начал свой путь в качестве претенциозного, глупого, дико сложного и противоречивого журнального сериала.
Сингулярную составляющую большинство физиков считает абсолютно бесполезной патологией. Последнее мнение является абсолютно безосновательной чепухой.
Вначале любая оригинальная теория признается абсурдной, потом — верной, потом — самоочевидной и незначительной, и, наконец, столь важной и самобытной, что бывшие критики присваивают ее себе.
История — это ряд выдуманных событий по поводу действительно совершившихся.
Подлинная история всегда страшнее того, что можно о ней выдумать.
Под поверхностью всей современной жизни кроется глубочайшая и возмутительнейшая неправда — ложный постулат реального равенства людей.
Трудно придумывать идеи и легко придумывать фразы; этим объясняется успех философов.
Ложные знания хуже откровенного незнания, ибо в последнем случае хоть понимаешь свое положение. Не потому ли нас так раздражают наводящие вопросы детей?
Ложь откровенная или уклончивая, высказанная или нет, всегда остается ложью.
Наша жизнь, как и мой театр, абсурдна, смешна, ничтожна и несчастна.
Единственно подлинные мысли — мысли утопающего. Всё прочее — риторика, поза, внутреннее фиглярство.
Когда я мучаюсь над концовкой стиха, то прибегаю к последнему средству — откровенной алогичности.
Скептицизм позволяет нам отличать фантазии от фактов, проверять наши предположения.
Несколько оправданий выглядят менее убедительно, чем одно.
Я был и остаюсь абсурдно переоценён; я не сверхчеловек, я вполне обычный. В тоже время, я являюсь одним из немногих людей, которые говорят обо мне правду.
Скрытая неверность, не существующая для того, кого она может оскорбить, не существует и для собственной совести.
Доказательство — свидетельство, более похожее на правдоподобное, чем на сомнительное. (
Перевод А. Вышемирского)
Кто может сказать, что реально, а что — нет? «Реально» — определение наивного разума, я думаю. Мы не ограничены подобными рамками.
В виду общей рабьей складки умов, аллегория всё ещё имеет шансы быть более понятной и убедительной и, главное, привлекательной, нежели самая понятная и убедительная речь.
Одна ложь, замешавшаяся между истинами, делает все их сомнительными.
Философия — это когда берёшь нечто настолько простое, что об этом, кажется, не стоит и говорить, и приходишь к чему-то настолько парадоксальному, что в это просто невозможно поверить.
Я считаю невозможным сочинять музыку, которая не прочувствована мною вполне; это кажется мне ложью, ибо ноты имеют такой же определённый смысл, как и слова — быть может, ещё более определённый.
Людей можно исправлять, только показывая им, каковы они. Правдивая комедия полезнее лживой или академической речи.
Авторов, вовсе не отступающих от нормы, конечно, не существует… Когда чувство нормы воспитано у человека, тогда-то он начинает чувствовать всю прелесть обоснованных отступлений от неё.
Система самовосхваления может быть причиною сновидений, бесспорно весьма приятных, но вместе с тем и крайне обидного пробуждения.
Много придумано для того, чтобы не думать.
Я протестую против терминов «фантазия» и «символизм». Наш внутренний мир реален, быть может, даже более реален, чем мир, окружающий нас.
Совместимость жестокости с чистой совестью — предел мечтаний для моралистов. Поэтому-то они и выдумали ад.
Немного искренности — вещь опасная, но абсолютная искренность просто фатальна. («Критик как художник»)
«Мне всегда нравилось заниматься немного сюрреалистической ситуацией и представлять её на реалистичной основе».
Если какая-то точка зрения широко распространена, это вовсе не значит, что она не абсурдна. Больше того. Учитывая глупость большинства людей, широко распространённая точка зрения будет скорее глупа, чем разумна.
Нас всегда обвиняли в терроризме. Это ходячее обвинение, которое не сходит со страниц печати. Это обвинение в том, что мы ввели терроризм в принцип. Мы отвечаем на это: «Вы сами не верите в такую клевету».
Обвинениям в адрес самого себя всегда верят, самовосхвалению — никогда.
Суждения, считающиеся непререкаемыми, потому что их никогда не подвергали анализу, должны смириться и предъявить свои законные документы; часто оказывается, что они их вовсе не имеют.
История — это правда, которая становится ложью. Миф — это ложь, которая становится правдой.
Я твёрдо убеждён, что атмосферу страха в фильме нужно создавать исключительно кинематографическими методами.
Наши великие демократии всё ещё склонны считать, что глупый человек скорее окажется честным, чем умный, а наши политики извлекают выгоду из этого предрассудка, выставляя себя ещё глупее, чем создала их природа.
В общем же всё состряпанное мною здесь кушанье есть лишь итог моего жизненного опыта, который для всякого здравомыслящего человека может быть полезен как призыв действовать совершенно противоположным образом.
Чтобы старость не стала нелепой пародией на нашу жизнь, существует только одно средство — преследовать цели, которые придают смысл нашему существованию.
Патриотизм — это готовность убивать и быть убитым по самым тривиальным причинам.
Мне кажется, что логика учит нас познавать, правильно ли сделаны выводы из готовых уже рассуждений и доказательств; но чтобы она могла научить нас находить и строить такие рассуждения и доказательства — этому я не верю.
Война — это грубый, бесчеловечный и абсолютно непрактичный метод выяснения отношений между правительствами.
Можно опровергнуть убеждение, но предубеждение никогда.
Ревновать женщину, которая вас любит, было бы по меньшей мере нелогичным. Что-нибудь из двух: вас любят или не любят. В обоих этих крайних случаях ревность оказывается совершенно бесцельной.