Цитаты со словом «заложенность»
Похожие цитаты:
Лучше задыхаться от одышки, чем от скуки.
...Чересчур хорошая жизнь часто портит характер так же, как чересчур обильная еда портит желудок, и в этих случаях как тело, так и душу с успехом исцеляют лекарства не только неприятные, но даже противные на вкус.
Раздражительность и нелюбовь к окружающим это серьезный недуг. Начинать избавляться от них надо сразу же при появлении первых симптомов, поскольку со временем эта болезнь обретает тяжелый характер, а часто и губит больного.
Лицо — это то, что выросло вокруг носа.
Я не краснел так сильно с тех самых пор, как мадам Помфри сказала мне, что ей нравятся мои новые ушные затычки.
Надо быть объективным, надо быть терпимым. В конце концов, с точки зрения вирусов гриппозный больной — идеальная среда обитания.
В ревматизм и в настоящую любовь не верят до первого приступа.
Не лишайте стихи тумана. Порой он убережет от сухости, став дождем.
Пошлость не страдает неврастенией, но дурною болезнью очень часто.
Наслаждения походят на те цветы, которые причиняют головокружение, когда слишком долго дышат их ароматом.
Верность — это сильный зуд с запретом чесаться.
«Выше лба уши не растут» — ослы каждый день доказывают противное.
У чужих жён мигрени не бывает.
Свобода размахивать руками заканчивается у кончика носа другого человека.
Есть фразы, остающиеся в голове, неотступно преследующие, подобно мелодиям, которые всё время звучат в ушах и настолько сладостны, что причиняют боль.
Ощущение осадка есть признак души.
Доброму стараются сесть на шею, чтобы нос не задирал.
Убеждённость, что ваша работа необычайно важна, — верный симптом приближающегося нервного срыва.
Красота — не потребность, а экстаз. Это не образ, что вам хотелось бы видеть, и не песня, что вам хотелось бы слышать, но образ, который вы видите, даже если сомкнёте глаза, и песня, которую вы слышите, даже если закроете уши.
Надежды — это нервы жизни; в напряженном состоянии они мучительны, перерезанные они уже не причиняют боли.
Люди понимают только чувства, сходные с их собственными чувствами; другие, как бы прекрасно они ни были выражены, не действуют на них: глаза глядят, но сердце не участвует, а вскоре и глаза отворачиваются.
Не слабости, а достоинства языка определяют направления его изменений. Увы, язык никогда не сможет избавиться от своего эмбрионального мешка.
Давление и насилие могут вызывать отвращение, но не в силах излечить его.
Когда болит голова, страдает всё тело.
Это большой недостаток человека, что полный бумажник урчит громче пустого желудка.
Слабые люди избегают наслаждения, как если бы они боялись потревожить какую-то врождённую болезненную рану. Для них лучше усыпить эту боль и уснуть вместе с ней.
Никто в мире не чувствует новых вещей сильнее, чем дети. Дети содрогаются от этого запаха, как собака от заячьего следа, и испытывают безумие, которое потом, когда мы становимся взрослыми, называется вдохновением.
Детство моё — сложная смесь переживаний: жар, бред, бессонница, тягостные дни и томительно долгие ночи. Мне более знакома «Страна кровати», чем зелёного сада.
В литературе первое ощущение — самое сильное.
Когда я стараюсь распознать истинные чувства людей, я полагаюсь на мои глаза больше, чем на уши.
По учению Будды, чтобы избавиться от страданий, следует избавиться от привязанностей. Пусть мне укажут, от каких привязанностей надо избавиться, чтобы перестал болеть глазной зуб. И скорее!
Энтузиазм не может долго подхлёстывать человека. Во всякой работе существуют естественные ритмы. Сравнительно долгое нарушение их приводит к надрыву, к депрессии.
Бывают разные слова:Те, прозвучав, как в воду канут,От тех кружится голова,Ну а от многих уши вянут.
Земля, сказал он, имеет оболочку; и эта оболочка поражена болезнями. Одна из этих болезней называется, например: «человек».
Я понял, что величайшая боль приходит не с далёкой планеты, а из глубины сердца. («Помутнение»)
Суть медицинской науки — в умении ставить диагноз заболевания, руководствуясь данными о смерти, этим заболеванием вызванной.
Выходя из себя, не забудь закрыть рот!
Отвращение часто наступает после удовольствия, но часто и предшествует ему.
Ум как бы проникает в себя, начиная с поверхности, проникает все глубже и глубже, до тех пор, пока глубина и высота не утрачивают свое значение. В этом состоянии проявляется новый мир, являющийся порядком, красотой и интенсивностью.
Естественность — всего лишь поза, и к тому же самая раздражающая из всех, которые мне известны.