Цитаты со словом «галёрка»
Похожие цитаты:
Политика — театр, молчит в нём хор,Кулисы труппа меряет шагами,Пока не даст отмашку дирижёр,Едва заметный в оркестровой яме.
Лет в 17 была я уже опытной артисткой, ничего не боялась, ни сцены, ни публики.
Нет другого средства отомстить публике, как заставить ее рукоплескать вам.
Публика ходит в театр смотреть хорошее исполнение хороших пьес, а не саму пьесу: пьесу можно и прочесть.
На самом деле мне все равно – наблюдают ли за моей ездой зрители или нет. Я не работаю на публику. В этом отношении я самодостаточный человек.
Велик тот артист, который заставляет зрителей забыть о деталях.
— Смертельный номер! Зрителей со слабыми нервами просим покинуть цирк!
Любовь — это пьеса. С короткими актами и длинными антрактами. Самое трудное — научиться вести себя в антракте.
Мы ненавидим театральность в театре, но любим сценичное на сцене. Это огромная разница.
Может быть, я пою гениальнее в студии, но когда я на сцене, зрители гениальнее.
Актёр — это говорящая труба из плоти и костей, через которую автор обращается к публике.
75 % того, что делается на репетиции, обычно не входит в спектакль.
В театре не так много актёров, которые могут работать «паровозами». Так было всегда. Я не могу мечтать о пьесе, не связывая её с актёром.
Я считаю, что Царь театра и кино — артист.
Играй всегда так, будто тебя слушает артист.
Помнится, до меня донёсся шум аплодисментов. Потом мне сказали, что во время родов началась гроза, но я была уверена, что мне аплодирует весь мир. Я думала, что это лучше и значительнее любой роли, которую мне доводилось исполнять.
Артисты и публика не должны встречаться. После того, как занавес падает, актер должен исчезнуть, как по мановению волшебной палочки.
У каждого человека под шляпой — свой театр, где развертываются драмы, часто более сложные, чем те, что даются в театрах.
Толстые большие мухи гудели возле уборной так, как будто давали концерт на виолончелях.
У народа, лишенного общественной свободы, литература — единственная трибуна, с высоты которой он заставляет услышать крик своего возмущения и своей совести.
Иногда на сцене я как зеркало. Моя музыка становится меньше обо мне и больше о том, что аудитория видит во мне такого, что напоминает им о себе.
Если в концерте во время паузы, выдерживаемой оркестром, вдруг раздадутся оглушительно-наглые хлопки — знай, это дурак.
Бедность — когда суфлёр считается за режиссёра.
Пой усердно в хоре, особенно средние голоса. Это сделает из тебя хорошего музыканта.
Если бессмыслицы, какие нам приходится выслушивать в разговоре, начинают сердить нас, надо вообразить, что это разыгрывается комическая сцена между двумя дураками; это испытаннейшее средство.
Если уж на сцене изображаем из себя немножко пьяных, то надо, чтобы на контрасте было видно, что в жизни-то мы — как стеклышко. Мы поняли, что надо разделять сцену и жизнь. Обычно, наоборот, все пьяные, а притворяются трезвыми.
Актёры — это моя семья. Я не требую от актёра «играть». Говорю: смотри на мой палец и улыбайся. И он слушается, потому что не хочет оказаться на моём месте и за всё отвечать.
Актёр — это человек, который не слушает, пока говорят не о нём.
Именно на фестивале может проявить себя музыкальная группа. Только там ты можешь зацепить большую аудиторию, даже если эти люди раньше тебя никогда не слышали.
Я забочусь лишь о том, чтобы греметь своим скелетом по сцене.
Мир — сцена, где всякий свою роль играть обязан.
Все любовные сцены, которые начинаются на съёмочной площадке, заканчиваются в гардеробной.
Знатные люди в большинстве своем — театральные маски.
Вчера на этой трибуне выступал дьявол. И здесь все ещё пахнет серой.
С эстрады я не со слезами уйду, а радостно и весело.
Театр начинается с вешалки.
Никогда не колоти по клавишам! Играй со смыслом и не останавливайся на половине пьесы.
Публика уважает и признает в конце концов только тех, кто ее сначала скандализовал, — носителей новизны.
То ли люди ходят в театр, потому что кашляют, то ли кашляют потому, что ходят в театр?
Для того, чтобы служить публике, надо иметь смелость и быть готовым ей не нравиться.
Публика любит, чтобы с нею обходились как с женщинами, которым говори лишь то, что им приятно слышать.
«Людское самолюбие любит марать бумаги и стены; однако и я, сошедши под большую арку, где эхо громогласное, учил его повторять мое имя»