Неточные совпадения
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый
шаг решит часто судьбу целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к тебе была б надежною порукою
за твой разум и сердце.
Предстояло атаковать на пути гору Свистуху; скомандовали: в атаку! передние ряды отважно бросились вперед, но оловянные солдатики
за ними не последовали. И так как на лицах их,"ради поспешения", черты были нанесены лишь в виде абриса [Абрис (нем.) — контур, очертание.] и притом в большом беспорядке, то издали казалось, что солдатики иронически улыбаются. А от иронии до крамолы — один
шаг.
Таинственные тени гуськом шли одна
за другой, застегнутые, выстриженные, однообразным
шагом, в однообразных одеждах, всё шли, всё шли…
Скорым
шагом удалялся он прочь от города, а
за ним, понурив головы и едва поспевая, следовали обыватели. Наконец к вечеру он пришел. Перед глазами его расстилалась совершенно ровная низина, на поверхности которой не замечалось ни одного бугорка, ни одной впадины. Куда ни обрати взоры — везде гладь, везде ровная скатерть, по которой можно шагать до бесконечности. Это был тоже бред, но бред точь-в-точь совпадавший с тем бредом, который гнездился в его голове…
Она хотела что-то сказать, но голос отказался произнести какие-нибудь звуки; с виноватою мольбой взглянув на старика, она быстрыми легкими
шагами пошла на лестницу. Перегнувшись весь вперед и цепляясь калошами о ступени, Капитоныч бежал
за ней, стараясь перегнать ее.
Когда он наконец взял невесту
за руку, как надо было, священник прошел несколько
шагов впереди их и остановился у аналоя.
«Там видно будет», сказал себе Степан Аркадьич и, встав, надел серый халат на голубой шелковой подкладке, закинул кисти узлом и, вдоволь забрав воздуха в свой широкий грудной ящик, привычным бодрым
шагом вывернутых ног, так легко носивших его полное тело, подошел к окну, поднял стору и громко позвонил. На звонок тотчас же вошел старый друг, камердинер Матвей, неся платье, сапоги и телеграмму. Вслед
за Матвеем вошел и цирюльник с припасами для бритья.
Читала ли она, как героиня романа ухаживала
за больным, ей хотелось ходить неслышными
шагами по комнате больного; читала ли она о том, как член парламента говорил речь, ей хотелось говорить эту речь; читала ли она о том, как леди Мери ехала верхом
за стаей и дразнила невестку и удивляла всех своею смелостью, ей хотелось это делать самой.
— Нет, Стива не пьет…. Костя, подожди, что с тобой? — заговорила Кити, поспевая
за ним, но он безжалостно, не дожидаясь ее, ушел большими
шагами в столовую и тотчас же вступил в общий оживленный разговор, который поддерживали там Васенька Весловский и Степан Аркадьич.
— Что
за охота про это говорить, — с досадой сказала Кити, — я об этом не думаю и не хочу думать… И не хочу думать, — повторила она, прислушиваясь к знакомым
шагам мужа по лестнице террасы.
Разве не молодость было то чувство, которое он испытывал теперь, когда, выйдя с другой стороны опять на край леса, он увидел на ярком свете косых лучей солнца грациозную фигуру Вареньки, в желтом платье и с корзинкой шедшей легким
шагом мимо ствола старой березы, и когда это впечатление вида Вареньки слилось в одно с поразившим его своею красотой видом облитого косыми лучами желтеющего овсяного поля и
за полем далекого старого леса, испещренного желтизною, тающего в синей дали?
Ласка весело бежала впереди по тропинке; Левин шел
за нею быстрым, легким
шагом, беспрестанно поглядывая на небо.
Она тоже не спала всю ночь и всё утро ждала его. Мать и отец были бесспорно согласны и счастливы ее счастьем. Она ждала его. Она первая хотела объявить ему свое и его счастье. Она готовилась одна встретить его, и радовалась этой мысли, и робела и стыдилась, и сама не знала, что она сделает. Она слышала его
шаги и голос и ждала
за дверью, пока уйдет mademoiselle Linon. Mademoiselle Linon ушла. Она, не думая, не спрашивая себя, как и что, подошла к нему и сделала то, что она сделала.
В десяти
шагах от прежнего места с жирным хорканьем и особенным дупелиным выпуклым звуком крыльев поднялся один дупель. И вслед
за выстрелом тяжело шлепнулся белою грудью о мокрую трясину. Другой не дождался и сзади Левина поднялся без собаки.
Еще по звуку легких
шагов на лестнице он почувствовал ее приближение, и, хотя он был доволен своею речью, ему стало страшно
за предстоящее объяснение…
Дети с испуганным и радостным визгом бежали впереди. Дарья Александровна, с трудом борясь с своими облепившими ее ноги юбками, уже не шла, а бежала, не спуская с глаз детей. Мужчины, придерживая шляпы, шли большими
шагами. Они были уже у самого крыльца, как большая капля ударилась и разбилась о край железного жолоба. Дети и
за ними большие с веселым говором вбежали под защиту крыши.
Но Левин не мог сидеть. Он прошелся два раза своими твердыми
шагами по клеточке-комнате, помигал глазами, чтобы не видно было слез, и тогда только сел опять
за стол.
Но это говорили его вещи, другой же голос в душе говорил, что не надо подчиняться прошедшему и что с собой сделать всё возможно. И, слушаясь этого голоса, он подошел к углу, где у него стояли две пудовые гири, и стал гимнастически поднимать их, стараясь привести себя в состояние бодрости.
За дверью заскрипели
шаги. Он поспешно поставил гири.
Трава пошла мягче, и Левин, слушая, но не отвечая и стараясь косить как можно лучше, шел
за Титом. Они прошли
шагов сто. Тит всё шел, не останавливаясь, не выказывая ни малейшей усталости; но Левину уже страшно становилось, что он не выдержит: так он устал.
— Нет, штука. Идите, идите, Василий Лукич зовет, — сказал швейцар, слыша приближавшиеся
шаги гувернера и осторожно расправляя ручку в до-половины снятой перчатке, державшую его
за перевязь, и подмигивая головой на Вунича.
Вронский не слушал его. Он быстрыми
шагами пошел вниз: он чувствовал, что ему надо что-то сделать, но не знал что. Досада на нее
за то, что она ставила себя и его в такое фальшивое положение, вместе с жалостью к ней
за ее страдания, волновали его. Он сошел вниз в партер и направился прямо к бенуару Анны. У бенуара стоял Стремов и разговаривал с нею...
Сбежав до половины лестницы, Левин услыхал в передней знакомый ему звук покашливанья; но он слышал его неясно из-за звука своих
шагов и надеялся, что он ошибся; потом он увидал и всю длинную, костлявую, знакомую фигуру, и, казалось, уже нельзя было обманываться, но всё еще надеялся, что он ошибается и что этот длинный человек, снимавший шубу и откашливавшийся, был не брат Николай.
И Корсунский завальсировал, умеряя
шаг, прямо на толпу в левом углу залы, приговаривая: «pardon, mesdames, pardon, pardon, mesdames» и, лавируя между морем кружев, тюля и лент и не зацепив ни
за перышко, повернул круто свою даму, так что открылись ее тонкие ножки в ажурных чулках, а шлейф разнесло опахалом и закрыло им колени Кривину.
Воз был увязан. Иван спрыгнул и повел
за повод добрую, сытую лошадь. Баба вскинула на воз грабли и бодрым
шагом, размахивая руками, пошла к собравшимся хороводом бабам. Иван, выехав на дорогу, вступил в обоз с другими возами. Бабы с граблями на плечах, блестя яркими цветами и треща звонкими, веселыми голосами, шли позади возов. Один грубый, дикий бабий голос затянул песню и допел ее до повторенья, и дружно, в раз, подхватили опять с начала ту же песню полсотни разных, грубых и тонких, здоровых голосов.
Но Каренина не дождалась брата, а, увидав его, решительным легким
шагом вышла из вагона. И, как только брат подошел к ней, она движением, поразившим Вронского своею решительностью и грацией, обхватила брата левою рукой
за шею, быстро притянула к себе и крепко поцеловала. Вронский, не спуская глаз, смотрел на нее и, сам не зная чему, улыбался. Но вспомнив, что мать ждала его, он опять вошел в вагон.
Он слышал
шаги Степана Аркадьича, принимая их
за дальний топот лошадей, слышал хрупкий звук оторвавшегося с кореньями угла кочки, на которую он наступил, принимая этот звук
за полет дупеля.
В пять часов скрип отворенной двери разбудил его. Он вскочил и оглянулся. Кити не было на постели подле него. Но
за перегородкой был движущийся свет, и он слышал ее
шаги.
— Ты слишком уже подчеркиваешь свою нежность, чтоб я очень ценила, — сказала она тем же шуточным тоном, невольно прислушиваясь к звукам
шагов Вронского, шедшего
за ними. «Но что мне
за дело?» подумала она и стала спрашивать у мужа, как без нее проводил время Сережа.
Отойдя
шагов 40 и зайдя
за куст бересклета в полном цвету с его розовокрасными сережками, Сергей Иванович, зная, что его не видят, остановился.
Запах их всё сильнее и сильнее, определеннее и определеннее поражал ее, и вдруг ей вполне стало ясно, что один из них тут,
за этою кочкой, в пяти
шагах пред нею, и она остановилась и замерла всем телом.
Столько же доводов было тогда
за этот
шаг, сколько и против, и не было того решительного повода, который бы заставил его изменить своему правилу: воздерживаться в сомнении; но тетка Анны внушила ему через знакомого, что он уже компрометтировал девушку и что долг чести обязывает его сделать предложение.
Следя глазами
за полосой дыма, Сергей Иванович пошел тихим
шагом, обдумывая свое состояние.
Несмотря на то, что она только что говорила, что он лучше и добрее ее, при быстром взгляде, который она бросила на него, охватив всю его фигуру со всеми подробностями, чувства отвращения и злобы к нему и зависти
за сына охватили ее. Она быстрым движением опустила вуаль и, прибавив
шагу, почти выбежала из комнаты.
Варенька, услыхав голос Кити и выговор ее матери, быстро легкими
шагами подошла к Кити. Быстрота движений, краска, покрывавшая оживленное лицо, — всё показывало, что в ней происходило что-то необыкновенное. Кити знала, что̀ было это необыкновенное, и внимательно следила
за ней. Она теперь позвала Вареньку только затем, чтобы мысленно благословить ее на то важное событие, которое, по мысли Кити, должно было совершиться нынче после обеда в лесу.
Ровно в двенадцать, когда Анна еще сидела
за письменным столом, дописывая письмо к Долли, послышались ровные
шаги в туфлях, и Алексей Александрович, вымытый и причесанный, с книгою под мышкой, подошел к ней.
Курчавый старик, повязанный по волосам лычком, с темною от пота горбатою спиной, ускорив
шаг, подошел к коляске и взялся загорелою рукой
за крыло коляски.
Уж я заканчивал второй стакан чая, как вдруг дверь скрыпнула, легкий шорох платья и
шагов послышался
за мной; я вздрогнул и обернулся, — то была она, моя ундина!
Слободка, которая
за крепостью, населилась; в ресторации, построенной на холме, в нескольких
шагах от моей квартиры, начинают мелькать вечером огни сквозь двойной ряд тополей; шум и звон стаканов раздаются до поздней ночи.
— Вот, батюшка, надоели нам эти головорезы; нынче, слава Богу, смирнее; а бывало, на сто
шагов отойдешь
за вал, уже где-нибудь косматый дьявол сидит и караулит: чуть зазевался, того и гляди — либо аркан на шее, либо пуля в затылке. А молодцы!..
— А вот слушайте: Грушницкий на него особенно сердит — ему первая роль! Он придерется к какой-нибудь глупости и вызовет Печорина на дуэль… Погодите; вот в этом-то и штука… Вызовет на дуэль: хорошо! Все это — вызов, приготовления, условия — будет как можно торжественнее и ужаснее, — я
за это берусь; я буду твоим секундантом, мой бедный друг! Хорошо! Только вот где закорючка: в пистолеты мы не положим пуль. Уж я вам отвечаю, что Печорин струсит, — на шести
шагах их поставлю, черт возьми! Согласны ли, господа?
Проходя мимо окон княжны, я услышал снова
шаги за собою; человек, завернутый в шинель, пробежал мимо меня.
Вот он раз и дождался у дороги, версты три
за аулом; старик возвращался из напрасных поисков
за дочерью; уздени его отстали, — это было в сумерки, — он ехал задумчиво
шагом, как вдруг Казбич, будто кошка, нырнул из-за куста, прыг сзади его на лошадь, ударом кинжала свалил его наземь, схватил поводья — и был таков; некоторые уздени все это видели с пригорка; они бросились догонять, только не догнали.
Слезши с лошадей, дамы вошли к княгине; я был взволнован и поскакал в горы развеять мысли, толпившиеся в голове моей. Росистый вечер дышал упоительной прохладой. Луна подымалась из-за темных вершин. Каждый
шаг моей некованой лошади глухо раздавался в молчании ущелий; у водопада я напоил коня, жадно вдохнул в себя раза два свежий воздух южной ночи и пустился в обратный путь. Я ехал через слободку. Огни начинали угасать в окнах; часовые на валу крепости и казаки на окрестных пикетах протяжно перекликались…
Едва я успел ее рассмотреть, как услышал шум
шагов: два казака бежали из переулка, один подошел ко мне и спросил: не видал ли я пьяного казака, который гнался
за свиньей.
Как на досадную разлуку,
Татьяна ропщет на ручей;
Не видит никого, кто руку
С той стороны подал бы ей;
Но вдруг сугроб зашевелился,
И кто ж из-под него явился?
Большой, взъерошенный медведь;
Татьяна ах! а он реветь,
И лапу с острыми когтями
Ей протянул; она скрепясь
Дрожащей ручкой оперлась
И боязливыми
шагамиПеребралась через ручей;
Пошла — и что ж? медведь
за ней!
Вот пистолеты уж блеснули,
Гремит о шомпол молоток.
В граненый ствол уходят пули,
И щелкнул в первый раз курок.
Вот порох струйкой сероватой
На полку сыплется. Зубчатый,
Надежно ввинченный кремень
Взведен еще.
За ближний пень
Становится Гильо смущенный.
Плащи бросают два врага.
Зарецкий тридцать два
шагаОтмерил с точностью отменной,
Друзей развел по крайний след,
И каждый взял свой пистолет.
Нам всем было жутко в темноте; мы жались один к другому и ничего не говорили. Почти вслед
за нами тихими
шагами вошел Гриша. В одной руке он держал свой посох, в другой — сальную свечу в медном подсвечнике. Мы не переводили дыхания.
Вот послышались
шаги папа на лестнице; выжлятник подогнал отрыскавших гончих; охотники с борзыми подозвали своих и стали садиться. Стремянный подвел лошадь к крыльцу; собаки своры папа, которые прежде лежали в разных живописных позах около нее, бросились к нему. Вслед
за ним, в бисерном ошейнике, побрякивая железкой, весело выбежала Милка. Она, выходя, всегда здоровалась с псарными собаками: с одними поиграет, с другими понюхается и порычит, а у некоторых поищет блох.
Когда стали подходить к кресту, я вдруг почувствовал, что нахожусь под тяжелым влиянием непреодолимой, одуревающей застенчивости, и, чувствуя, что у меня никогда не достанет духу поднести свой подарок, я спрятался
за спину Карла Иваныча, который, в самых отборных выражениях поздравив бабушку, переложил коробочку из правой руки в левую, вручил ее имениннице и отошел несколько
шагов, чтобы дать место Володе.
Покамест он бродил в темноте и в недоумении, где бы мог быть вход к Капернаумову, вдруг, в трех
шагах от него, отворилась какая-то дверь; он схватился
за нее машинально.