Неточные совпадения
Она хотела что-то сказать, но голос отказался произнести какие-нибудь звуки; с виноватою мольбой взглянув на
старика, она быстрыми легкими
шагами пошла на лестницу. Перегнувшись весь вперед и цепляясь калошами о ступени, Капитоныч бежал за ней, стараясь перегнать ее.
Курчавый
старик, повязанный по волосам лычком, с темною от пота горбатою спиной, ускорив
шаг, подошел к коляске и взялся загорелою рукой за крыло коляски.
Вот он раз и дождался у дороги, версты три за аулом;
старик возвращался из напрасных поисков за дочерью; уздени его отстали, — это было в сумерки, — он ехал задумчиво
шагом, как вдруг Казбич, будто кошка, нырнул из-за куста, прыг сзади его на лошадь, ударом кинжала свалил его наземь, схватил поводья — и был таков; некоторые уздени все это видели с пригорка; они бросились догонять, только не догнали.
Клим Самгин замедлил
шаг, оглянулся, желая видеть лицо человека, сказавшего за его спиною нужное слово; вплоть к нему шли двое: коренастый, плохо одетый
старик с окладистой бородой и угрюмым взглядом воспаленных глаз и человек лет тридцати, небритый, черноусый, с большим носом и веселыми глазами, тоже бедно одетый, в замазанном, черном полушубке, в сибирской папахе.
Прошли. В десятке
шагов за ними следовал высокий
старик; брезгливо приподняв пышные белые усы, он тростью гнал пред собой корку апельсина, корка непослушно увертывалась от ударов, соскакивала на мостовую,
старик снова загонял ее на панель и наконец, затискав в решетку для стока воды, победоносно взмахнул тростью.
Проходя
шагах в двадцати от Дьякона, он посмотрел на него из-под очков, —
старик, подогнув ноги, лежал на красном, изорванном ковре; издали лоскутья ковра казались толстыми, пышными.
Отпустив его
шагов на пять вперед, рабочие, клином, во главе со
стариком, тоже двинулись за ним.
«У меня с рук не сходила, — вспоминал
старик, — бывало, и ходить учу, поставлю в уголок
шага за три да и зову ее, а она-то ко мне колыхается через комнату, и не боится, смеется, а добежит до меня, бросится и за шею обымет.
— Отчего же, заходи, — сказал
старик и быстрыми
шагами босых ног, выдавливавших жижу между пальцами, обогнав Нехлюдова, отворил ему дверь в избу.
Раз, когда Привалов тихо разговаривал с Верочкой в синей гостиной, издали послышались тяжелые
шаги Василия Назарыча. Девушка смутилась и вся вспыхнула, не зная, что ей делать. Привалов тоже почувствовал себя не особенно приятно, но всех выручила Марья Степановна, которая как раз вошла в гостиную с другой стороны и встретила входившего Василия Назарыча.
Старик, заметив Привалова, как-то немного растерялся, а потом с улыбкой проговорил...
Когда
старик появился у противоположного входа, сажен за десять от стула Мити, то тот вдруг вскочил и своими твердыми, фронтовыми, аршинными
шагами пошел к нему навстречу.
Но расходившийся
старик еще не окончил всего: отойдя
шагов двадцать, он вдруг обратился в сторону заходящего солнца, воздел над собою обе руки и — как бы кто подкосил его — рухнулся на землю с превеликим криком...
В ожидании выхода старца мамаша сидела на стуле, подле кресел дочери, а в двух
шагах от нее стоял
старик монах, не из здешнего монастыря, а захожий из одной дальней северной малоизвестной обители.
Случай этот произвел на него сильное впечатление. Он понял, что в городе надо жить не так, как хочет он сам, а как этого хотят другие. Чужие люди окружали его со всех сторон и стесняли на каждом
шагу.
Старик начал задумываться, уединяться; он похудел, осунулся и даже как будто еще более постарел.
В нескольких
шагах от двери, подле грязной лужи, в которой беззаботно плескались три утки, стояло на коленках два мужика: один —
старик лет шестидесяти, другой — малый лет двадцати, оба в замашных заплатанных рубахах, на босу ногу и подпоясанные веревками.
Сказав это, он уверенно пошел вперед. Порой он останавливался и усиленно нюхал воздух. Та к прошли мы 50
шагов, потом сто, двести, а обещанной юрты все еще не было видно. Усталые люди начали смеяться над
стариком. Дерсу обиделся.
Пройдя
шагов двести, я остановился и стал уговаривать
старика подождать еще немного.
Шага три от нее стоял высокий, несколько согнувшийся
старик, лет семидесяти, плешивый и пожелтевший, в темно-зеленой военной шинели, с рядом медалей и крестов на груди.
…Я ждал ее больше получаса… Все было тихо в доме, я мог слышать оханье и кашель
старика, его медленный говор, передвиганье какого-то стола… Хмельной слуга приготовлял, посвистывая, на залавке в передней свою постель, выругался и через минуту захрапел… Тяжелая ступня горничной, выходившей из спальной, была последним звуком… Потом тишина, стон больного и опять тишина… вдруг шелест, скрыпнул пол, легкие
шаги — и белая блуза мелькнула в дверях…
Отец встает из-за стола и старческими
шагами направляется в свою комнату. Комната эта неудобна; она находится возле лакейской и довольно холодна, так что
старик постоянно зябнет. Он медленно раздевается и, удостоверившись, что выданные ему на заутреню два медных пятака лежат в целости около настольного зеркала, ложится спать.
Анна Павловна, постояв несколько секунд, грузными
шагами направляется в девичью, где, заложив руки за спину, ее ожидает
старик повар в рваной куртке и засаленном переднике.
Девочка терзалась, а тут же, в двух
шагах от нее, преспокойно гуторили два
старика, будто ничего необыкновенного в их глазах не происходило.
Он не только не уступил
старику, хоть бы по наружности, главенства, но всячески и на каждом
шагу ограничивал его.
Потом она зарыдала, начала причитать, и
старик вежливо вывел ее из комнаты. Галактион присел к письменному столу и схватился за голову. У него все ходило ходенем перед глазами, точно шатался весь дом.
Старик вернулся, обошел его неслышными
шагами и сел напротив…
Выбор между этими предложениями было сделать довольно трудно, а тут еще тяжба Харитона Артемьича да свои собственные дела с попом Макаром и женой. Полуянов достал у Замараева «законы» и теперь усердно зубрил разные статьи. Харитон Артемьич ходил за ним по пятам и с напряжением следил за каждым его
шагом.
Старика охватила сутяжническая горячка, и он наяву бредил будущими подвигами.
Прочухавшийся приказчик еще раз смерил странного человека с ног до головы, что-то сообразил и крикнул подрушного. Откуда-то из-за мешков с мукой выскочил молодец, выслушал приказ и полетел с докладом к хозяину. Через минуту он вернулся и объявил, что сам придет сейчас. Действительно, послышались тяжелые
шаги, и в лавку заднею дверью вошел высокий седой
старик в котиковом картузе. Он посмотрел на странного человека через старинные серебряные очки и проговорил не торопясь...
Старик испытывал панический страх, когда молчаливый немец деревянным
шагом проходил через его переднюю.
Это путешествие чуть не закончилось катастрофой.
Старики уже возвращались домой. Дело происходило ночью, недалеко от мельницы Ермилыча. Лошадь шла
шагом, нога за ногу.
Старики дремали, прикорнув в телеге. Вдруг Вахрушка вздрогнул, как строевая лошадь, заслышавшая трубу.
Но знайте: сделав этот
шаг,
Всего лишитесь вы!..»
— «Да что же мне еще терять?»
— «За мужем поскакав,
Вы отреченье подписать
Должны от ваших прав!»
Старик эффектно замолчал,
От этих страшных слов
Он, очевидно, пользы ждал,
Но был ответ таков:
«У вас седая голова,
А вы еще дитя!
Это был высокий, бодрый и очень красивый
старик, ходивший танцующим
шагом, как ходят щеголи-поляки.
У ключика, который был в десяти
шагах,
старика облили холодною водой, и он сейчас же открыл глаза.
С приездом Женни здесь все пошло жить. Ожил и помолодел сам
старик, сильнее зацвел старый жасмин, обрезанный и подвязанный молодыми ручками; повеселела кухарка Пелагея, имевшая теперь возможность совещаться о соленьях и вареньях, и повеселели самые стены комнаты, заслышав легкие
шаги грациозной Женни и ее тихий, симпатичный голосок, которым она, оставаясь одна, иногда безотчетно пела для себя: «Когда б он знал, как пламенной душою» или «Ты скоро меня позабудешь, а я не забуду тебя».
После этих похорон в жизни Райнеров произошла большая перемена.
Старик как-то осунулся и неохотно занимался с сыном. В дом переехала старушка-бабушка, забывшая счет своим годам, но отсутствие Марьи Михайловны чувствовалось на каждом
шагу. Более всех отдавалось оно в сердце молодого Райнера.
Услышав вопль жены, безумный
старик остановился в ужасе от того, что сделалось. Вдруг он схватил с полу медальон и бросился вон из комнаты, но, сделав два
шага, упал на колена, уперся руками на стоявший перед ним диван и в изнеможении склонил свою голову.
Старик уже отбросил все мечты о высоком: «С первого
шага видно, что далеко кулику до Петрова дня; так себе, просто рассказец; зато сердце захватывает, — говорил он, — зато становится понятно и памятно, что кругом происходит; зато познается, что самый забитый, последний человек есть тоже человек и называется брат мой!» Наташа слушала, плакала и под столом, украдкой, крепко пожимала мою руку.
Старик своим медленным, слабым
шагом, переставляя ноги, как будто палки, как будто не сгибая их, сгорбившись и слегка ударяя тростью о плиты тротуара, приближался к кондитерской.
Но мальчик не ответил
старику. Он шел впереди большими, твердыми
шагами. Его глаза упорно смотрели вниз на дорогу, а тонкие брови сердито сдвинулись к переносью.
Старик мечтал о том, как
шаг за
шагом, вместе с расширением производства, живая человеческая сила мало-помалу заменяется мертвой машинной работой и тем самым устраняются тысячи тех жгучих вопросов, какие создаются развивающейся крупной промышленностью.
Сидел в коридоре на подоконнике против двери — все чего-то ждал, тупо, долго. Слева зашлепали
шаги.
Старик: лицо — как проколотый, пустой, осевший складками пузырь — и из прокола еще сочится что-то прозрачное, медленно стекает вниз. Медленно, смутно понял: слезы. И только когда
старик был уже далеко — я спохватился и окликнул его...
Пока
старик бормотал это, они въехали в двадцативерстный волок. Дорога пошла сильно песчаная. Едва вытаскивая ноги, тащили лошаденки,
шаг за
шагом, тяжелый тарантас. Солнце уже было совсем низко и бросало длинные тени от идущего по сторонам высокого, темного леса, который впереди открывался какой-то бесконечной декорацией. Калинович, всю дорогу от тоски и от душевной муки не спавший, начал чувствовать, наконец, дремоту; но голос ямщика все еще продолжал ему слышаться.
Калинович догадался, что
старик был сильно выпивши, и, желая от него скорее отделаться, подал было ему три рубля серебром, но Григорий Васильев отступил несколько
шагов назад.
Калинович по крайней мере раз пять позвонил, наконец на лестнице послышались медленные
шаги, задвижка щелкнула, и в дверях показался высокий, худой
старик, с испитым лицом, в белом вязаном колпаке, в круглых очках и в длинном, сильно поношенном сером сюртуке.
Александр обернулся. В двух
шагах от них стоял
старик, под руку с ним хорошенькая девушка, высокого роста, с открытой головой и с зонтиком в руках. Брови у ней слегка нахмурились. Она немного нагнулась вперед и с сильным участием следила глазами за каждым движением Костякова. Она даже не заметила Александра.
В это время девушка заметила, что Александр смотрит на нее, покраснела и отступила назад.
Старик, по-видимому ее отец, поклонился Адуеву. Адуев угрюмо отвечал на поклон, бросил удочку и сел
шагах в десяти оттуда на скамью под деревом.
Он бросился догонять Лизавету Николаевну. Та еще недалеко отошла, всего несколько
шагов от дому. Ее задержал было Алексей Егорович, следовавший за нею и теперь, на
шаг позади, во фраке, почтительно преклонившись и без шляпы. Он неотступно умолял ее дождаться экипажа;
старик был испуган и почти плакал.
Атаман тронул Коршуна локтем.
Старик подался
шага на два вперед. Перстень продолжал нараспев...
Элдар сел, скрестив ноги, и молча уставился своими красивыми бараньими глазами на лицо разговорившегося
старика.
Старик рассказывал, как ихние молодцы на прошлой неделе поймали двух солдат: одного убили, а другого послали в Ведено к Шамилю. Хаджи-Мурат рассеянно слушал, поглядывая на дверь и прислушиваясь к наружным звукам. Под навесом перед саклей послышались
шаги, дверь скрипнула, и вошел хозяин.
Старик быстрыми
шагами ходит по комнате, делая движение рукой сверху вниз.
Удвоив заботливость около
старика Зубина, он с неимоверною хитростью умел оскорблять его дочь на каждом
шагу, особенно ее смиренного мужа; с ним он был так дерзок, что, несмотря на кроткий и тихий нрав, Алексей Степаныч терял терпенье и говорил своей жене, что оставаться им в таком положении невозможно.
Старик пошел дальше. Оленин не отставал от него. Пройдя
шагов двадцать и спускаясь книзу, они пришли в чащу к разлапистой груше, под которою земля была черна и оставался свежий звериный помет.