Неточные совпадения
Ежели в стране уже образовалась восприимчивая читательская среда, способная не только прислушиваться к трепетаниям человеческой мысли, но и свободно выражать свою восприимчивость, —
писатель чувствует себя бодрым и сильным.
Этот способ употребляем всеми более или менее культурными духовными
писателями, т. е. такими, которые
чувствуют для
себя обязательными законы логики.
— Так. А весьма уважаемый наш
писатель Серафим Святогорец говорит: «Если не верить в существование демонов, то надобно всё священное писание и самую церковь отвергать, а за это в первое воскресенье великого поста полагается на подобных вольнодумцев анафема». Как же ты теперь
чувствуешь себя, еретик?
Ведь
писатель должен быть чутким человеком, впечатлительным, вообще особенным, а я
чувствовал себя самым заурядным, средним рабочим — и только.
Нина. Чтобы узнать, как
чувствует себя известный, талантливый
писатель. Как чувствуется известность? Как вы ощущаете то, что вы известны?
Пройдя раза два по главной аллее, я сел рядом на скамейку с одним господином из Ярославля, тоже дачным жителем, который был мне несколько знаком и которого прозвали в Сокольниках воздушным, не потому, чтобы в наружности его было что-нибудь воздушное, — нисколько: он был мужчина плотный и коренастый, а потому, что он, какая бы ни была погода, целые дни был на воздухе: часов в пять утра он пил уж чай в беседке, до обеда переходил со скамейки на скамейку, развлекая
себя или чтением «Северной пчелы» [«Северная пчела» — газета, с 1825 года издававшаяся реакционными
писателями Ф.Булгариным и Н.Гречем.], к которой
чувствовал особенную симпатию, или просто оставался в созерцательном положении, обедал тоже на воздухе, а после обеда ложился где-нибудь в тени на ковре, а часов в семь опять усаживался на скамейку и наблюдал гуляющих.
И они, конечно, прекрасны, но в них есть однообразие; однако в этом винить автора нельзя, потому что это такой род литературы, в котором
писатель чувствует себя невольником слишком тесной и правильно ограниченной формы.
Мне хотелось прожить весь этот сезон, до мая, в воздухе философского мышления, научных и литературных идей, в посещении музеев, театров, в слушании лекций в Сорбонне и College de France. Для восстановления моего душевного равновесия, для того, чтобы
почувствовать в
себе опять
писателя, а не журналиста, попавшего в тиски, и нужна была именно такая программа этого полугодия.
„Неофитом науки“ я
почувствовал себя к переходу на второй курс самобытно, без всякого влияния кого-нибудь из старших товарищей или однокурсников. Самым дельным из них был мой школьный товарищ Лебедев, тот заслуженный профессор Петербургского университета, который обратился ко мне с очень милым и теплым письмом в день празднования моего юбилея в Союзе
писателей, 29 октября 1900 года. Он там остроумно говорит, как я, начав свое писательство еще в гимназии, изменил беллетристике, увлекшись ретортами и колбами.
Русские
писатели XIX и XX века
чувствовали себя над бездной, они не жили в устойчивом обществе, в крепкой устоявшейся цивилизации.
— Если б вы были знаменитость какая-нибудь, романист или драматический
писатель — я бы не стала искать с вами знакомства: что за охота
чувствовать себя девчонкой!.. Я же очень застенчива, хоть это и не кажется — не правда ли? С ними тон особый нужно принимать, рисоваться и говорить глупости.
Если я дворянин или купец, если я ученый или
писатель, инженер или врач, то я не могу
чувствовать себя «народом», я должен ощущать «народ» как противоположную
себе таинственную стихию, перед которой должен склониться как перед носительницей высшей правды.