Неточные совпадения
— Потому что
чувствую себя жилищем множества
личностей и все они в ссоре друг с другом.
— Интеллигент-революционер считается героем. Прославлен и возвеличен. А по смыслу деятельности своей он — предатель культуры. По намерениям — он враг ее. Враг нации. Родины. Он, конечно, тоже утверждает
себя как
личность. Он
чувствует: основа мира, Архимедова точка опоры — доминанта
личности. Да. Но он мыслит ложно.
Личность должна расти и возвышаться, не опираясь на массу, но попирая ее. Аристократия и демократия. Всегда — это. И — навсегда.
Прежде были только отдельные
личности, предвещавшие его; они были исключениями и, как исключения,
чувствовали себя одинокими, бессильными, и от этого бездействовали, или унывали, или экзальтировались, романтизировали, фантазировали, то есть не могли иметь главной черты этого типа, не могли иметь хладнокровной практичности, ровной и расчетливой деятельности, деятельной рассудительности.
В последнее время я опять остро
чувствую два начала в
себе: с одной стороны, аристократическое начало, аристократическое понимание
личности и творческой свободы; с другой стороны, сильное чувство исторической судьбы, не допускающее возврата назад, и социалистические симпатии, вытекающие из религиозного источника.
После протестантского разрыва
личность почувствовала себя оторванной от объективного бытия, погруженной в
себя и стала рефлектировать, потеряла
личность источники питания, не имеет уже доступа к сокам бытия.
Но самодурство и этого чувства не может оставить свободным от своего гнета: в его свободном и естественном развитии оно
чувствует какую-то опасность для
себя и потому старается убить прежде всего то, что служит его основанием —
личность.
— Всего больше угнетает то, — сказал он, — что надо действовать как будто исподтишка. Казаться веселым, когда
чувствуешь в сердце горечь, заискивать у таких
личностей, с которыми не хотелось бы даже встречаться, доказывать то, что само по
себе ясно как день, следить, как бы не оборвалась внезапно тонкая нитка, на которой чуть держится дело преуспеяния, отстаивать каждый отдельный случай, пугаться и затем просить, просить и просить… согласитесь, что это нелегко!
Стоит человеку понять свою жизнь так, как учит понимать ее христианство, т. е. понять то, что жизнь его принадлежит не ему, его
личности, не семье или государству, а тому, кто послал его в жизнь, понять то, что исполнять он должен поэтому не закон своей
личности, семьи или государства, а ничем не ограниченный закон того, от кого он исшел, чтобы не только
почувствовать себя совершенно свободным от всякой человеческой власти, но даже перестать видеть эту власть, как нечто могущее стеснять кого-либо.
Среди образованных не верующие ни во что всё-таки хоть в
себя верили, в свою
личность, в силу своей воли, — а ведь этот
себя не видит, не
чувствует!
При отсутствии руководства, которое давало бы определенный ответ на вопрос: что такое помпадур? — всякий
чувствовал себя как бы отданным на поругание и ни к чему другому не мог приурочить колеблющуюся мысль, кроме тех смутных данных, которые давали сведения о темпераменте, вкусах, привычках и степени благовоспитанности той или другой из предполагаемых
личностей.
Повторяю: в массе культурных людей есть уже достаточно
личностей вполне добропорядочных, на которых насильственное бездействие лежит тяжелым ярмом и которые тем сильнее страдают, что не видят конца снедающей их тоске.
Чувствовать одиночество, сознавать
себя лишним на почве общественных интересов, право, нелегко. От этого горького сознания может закружиться голова, но, сверх того, оно очень близко граничит и с полным равнодушием.
Сомнение здесь тем более непростительно, что достаточно самого поверхностного обзора подобных
личностей, чтобы
почувствовать себя неспокойно.
Здоровая, сильная
личность не отдается науке без боя; она даром не уступит шагу; ей ненавистно требование пожертвовать
собою, но непреодолимая власть влечет ее к истине; с каждым ударом человек
чувствует, что с ним борется мощный, против которого сил не довлеет: стеная, рыдая, отдает он по клочку все свое — и сердце и душу.
Кузьма дотронулся рукою до плеча хозяина и захохотал. Его движение и смех поразили мельника. Он как бы потерял сознание своей
личности и глупо улыбался работнику, в то же время
чувствуя себя до боли обиженным им.
Он никогда не принуждал
себя, не занимался тем, к чему не
чувствовал сердечного влечения, не налагал на
себя тяжелых нравственных вериг, не жертвовал своей
личностью для пользы общей.
И в том-то и состоит искусство романиста, чтобы овладеть нашим воображением, привязать его к изображаемым событиям и
личностям, внушить нам полное участие к представляемым им характерам, заставить нас поставить
себя мысленно на их место, увлекаться их стремлениями, думать их умом,
чувствовать их сердцем.
— Непременно… и даже сегодня… Мой долг — быть там! — немножко рисуясь, ответил барон, внутренно весьма довольный
собою по двум причинам: во-первых, что успел отчасти заявить свою будущую неустрашимость, а во-вторых, тем, что возбудил участие и даже опасение за свою
личность такой прелестной особы. В эту минуту он
почувствовал себя, в некотором роде, героем.
Прежде всего накинулись на самого автора, на его
личность, одни с пренебрежительным сожалением «к его тупоумию, недальновидности и несообразительности», другие просто со слюною бешеной собаки, но это уже был крик нестерпимой боли, это были вопли Ситниковых и Кукшиных, которые
почувствовали на
себе рубцы бичующей правды. Критики этого направления провозгласили, что с этого времени и все прочие произведения Тургенева должны считаться ничего не стоящими.
Человек
чувствует себя существом, висящим над бездной, и именно в человеке как
личности, оторвавшемся от первоначальной коллективности, это чувство достигает особенной остроты.
Что при этом творческая
личность может
чувствовать себя не уединенной, не самоутверждающейся, пребывающей в духе соборности, это уже вопрос другого порядка.
И замечательное явление. Люди рабочие, простые, мало упражнявшие свой рассудок, почти никогда не отстаивают требований
личности и всегда
чувствуют в
себе требования, противоположные требованиям
личности; но полное отрицание требований разумного сознания и, главное, опровержение законности этих требований и отстаивание прав
личности встречается только между людьми богатыми, утонченными, с развитым рассудком.
Жизнь
чувствует человек только в
себе, в своей
личности, и потому сначала человеку представляется, что благо, которого он желает, есть благо только его
личности.
Как ни старается человек, воспитанный в нашем мире, с развитыми, преувеличенными похотями
личности, признать
себя в своем разумном я, он не
чувствует в этом я стремления к жизни, которое он
чувствует в своей животной
личности. Разумное я как будто созерцает жизнь, но не живет само и не имеет влечения к жизни. Разумное я не
чувствует стремления к жизни, а животное я должно страдать, и потому остается одно — избавиться от жизни.
И мы можем и должны
почувствовать себя настоящими людьми, с ядром
личности, с существенной, а не призрачной религиозной волей.
В мужской природе есть способность переживать в
себе во всякое время, т. е. независимо от времени, всю полноту духовной жизни своей
личности, всегда
чувствовать себя собой в полноте своих сил.
Личное начало никогда не было у нас сильно выражено,
личность чувствовала себя пребывающей в первоначальном коллективизме.