Неточные совпадения
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я не знаю твоей
книжки, однако
читай ее,
читай. Кто написал Телемака, тот пером своим нравов развращать не станет. Я боюсь для вас нынешних мудрецов. Мне случилось
читать из них все то, что переведено по-русски. Они, правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем. (Оба сели.) Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу, сколько в свете быть возможно.
— К чему ведет нас безответственный критицизм? — спросил он и, щелкнув пальцами правой руки
по книжке, продолжал: — Эта
книжка озаглавлена «Исповедь человека XX века». Автор, некто Ихоров, учит: «Сделай в самом себе лабораторию и разлагай в себе все человеческие желания, весь человеческий опыт прошлого». Он
прочитал «Слепых» Метерлинка и сделал вывод: все человечество слепо.
— Был на закрытом докладе Озерова. Думцы. Редактора. Папаша Суворин и прочие, иже во святых. Промышленники,
по производствам, связанным с сельским хозяйством, — настроены празднично. А пшеница в экспорт идет
по 91 копейке, в восьмом году продавали
по рубль двадцать. — Он вытащил из кармана записную
книжку и
прочитал: — «В металлургии капитал банков 386 миллионов из общей суммы 439, в каменноугольной — 149 из 199». Как это понимать надо?
— И! нет, какой характер! Не глупа, училась хорошо,
читает много книг и приодеться любит. Поп-то не бедный: своя земля есть. Михайло Иваныч, помещик, любит его, — у него там полная чаша! Хлеба, всякого добра — вволю; лошадей ему подарил, экипаж, даже деревьями из оранжерей комнаты у него убирает. Поп умный, из молодых — только уж очень по-светски ведет себя: привык там в помещичьем кругу. Даже французские
книжки читает и покуривает — это уж и не пристало бы к рясе…
«В книжку-то
читать можно
по всем комнатам», — ворчала старая раскольница.
Разойдутся, оба
по своим комнатам сидят,
книжки читают, он тоже пишет.
Однако, спустя короткое время, пронесся разъяснительный слух, что в Петербурге накрыли тайное общество злонамеренных молодых людей, которые в карты не играют,
по трактирам не ходят, шпицбалов не посещают, а только
книжки читают и промежду себя разговаривают. Струнников серьезно обеспокоился и самолично полетел к Перхунову, который, как об этом упомянуто выше, уже был однажды заподозрен в вольнодумстве.
Однажды я сидел в гостиной с какой-то
книжкой, а отец, в мягком кресле,
читал «Сын отечества». Дело, вероятно, было после обеда, потому что отец был в халате и в туфлях. Он
прочел в какой-то новой
книжке, что после обеда спать вредно, и насиловал себя, стараясь отвыкнуть; но порой преступный сон все-таки захватывал его внезапно в кресле. Так было и теперь: в нашей гостиной было тихо, и только
по временам слышался то шелест газеты, то тихое всхрапывание отца.
Лет сорок тому назад я
читал в одной охотничьей
книжке, что дупельшнепа по-русски называют лежанка; в другой, позднейшей книге напечатано, что дупельшнепа называют стучиком, а гаршнепа лежанкой; но все это неправда.
Генерал Стрепетов сидел на кресле
по самой середине стола и, положив на руки большую белую голову,
читал толстую латинскую
книжку. Он был одет в серый тулупчик на лисьем меху, синие суконные шаровары со сборками на животе и без галстука. Ноги мощного старика, обутые в узорчатые азиатские сапоги, покоились на раскинутой под столом медвежьей шкуре.
— Ну так, пускай есть науки, а что
по тем наукам значится? — говорил пожилой человек господину, имеющему одежду вкратце и штаны навыпуск. — Ты вот
книжки еретические
читаешь, а изъясни ты нам, какого зверя в Ноевом ковчеге не было?
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу
по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют,
читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
Если меня убьют или прольют мою кровь, неужели она перешагнет через наш барьер, а может быть, через мой труп и пойдет с сыном моего убийцы к венцу, как дочь того царя (помнишь, у нас была
книжка,
по которой ты учился
читать), которая переехала через труп своего отца в колеснице?
— Неизвестно-с. И за что — никто не знает. Сказывали, этта, будто господин становой писал. Ни с кем будто не знакомится,
книжки читает, дома
по вечерам сидит…
За что?
по какому резону? что случилось? — никому не известно! Известно только, что"в гости не ходил"и"
книжки читал"…
Я тут верстах в семи у барыни одной работаю,
по столярному делу, — хорошая женщина, надо сказать,
книжки дает разные, — иной раз
прочитаешь — так и осенит!
— Полно, кум! — не глядя на него и скривив губы, говорила женщина. — Ну, что ты такое? Только говоришь да, редко,
книжку прочитаешь. Немного людям пользы от того, что ты со Степаном
по углам шушукаешь.
Другой на моем месте помчался бы
по первопутке в Петербург, а я сижу в Заовражье, и совсем не потому, что желаю подражать Юлию Цезарю; другой
читал бы
книжки, а я не
читаю; другой занялся бы хозяйством, а я не занимаюсь; другой бы женился, а я не женюсь…
— За мое призвание, — продолжал студент, — что я не хочу
по их дудке плясать и сделаться каким-нибудь офицером, они считают меня, как и Гамлета, почти сумасшедшим. Кажется, после всего этого можно сыграть эту роль с душой; и теперь меня собственно останавливает то, что знакомых, которые бы любили и понимали это дело, у меня нет. Самому себе доверить невозможно, и потому, если б вы позволили мне
прочесть вам эту роль… я даже принес
книжку… если вы только позволите…
Джемма засмеялась, ударила брата
по руке, воскликнула, что он «всегда такое придумает!» Однако тотчас пошла в свою комнату и, вернувшись оттуда с небольшой
книжкой в руке, уселась за столом перед лампой, оглянулась, подняла палец — «молчать, дескать!» — чисто итальянский жест — и принялась
читать.
читает он
по книжке. — О, все-таки поройтесь в архивах!
Я
читал пустые книжонки Миши Евстигнеева, платя
по копейке за прочтение каждой; это было дорого, а
книжки не доставляли мне никакого удовольствия. «Гуак, или Непреоборимая верность», «Францыль Венециан», «Битва русских с кабардинцами, или Прекрасная магометанка, умирающая на гробе своего супруга» и вся литература этого рода тоже не удовлетворяла меня, часто возбуждая злую досаду: казалось, что
книжка издевается надо мною, как над дурачком, рассказывая тяжелыми словами невероятные вещи.
— Не могу. Я
по памяти
читала,
книжки нет у меня.
— А вот я
читал в
книжке, — начал Нехлюдов, отмахиваясь от пчелы, которая, забившись ему в волоса, жужжала под самым ухом: — что коли вощина прямо стоит,
по жердочкам, то пчела раньше роится. Для этого делают такие улья из досок… с перекладин…
Бывало, забыв лекции и тетради, сидит он в невеселой гостиной осининского дома, сидит и украдкой смотрит на Ирину: сердце в нем медленно и горестно тает и давит ему грудь; а она как будто сердится, как будто скучает, встанет, пройдется
по комнате, холодно посмотрит на него, как на стол или на стул, пожмет плечом и скрестит руки; или в течение целого вечера, даже разговаривая с Литвиновым, нарочно ни разу не взглянет на него, как бы отказывая ему и в этой милостыне; или, наконец, возьмет
книжку и уставится в нее, не
читая, хмурится и кусает губы, а не то вдруг громко спросит у отца или у брата: как по-немецки"терпение"?
— Он застал ее одну. Капитолина Марковна отправилась
по магазинам за покупками. Татьяна сидела на диване и держала обеими руками
книжку: она ее не
читала и едва ли даже знала, что это была за
книжка. Она не шевелилась, но сердце сильно билось в ее груди, и белый воротничок вокруг ее шеи вздрагивал заметно и мерно.
У него вышла имевшая большой успех
книжка «
По Волге», полная бытовых сцен, жизненных и ярких. Он их
читал на вечерах с огромным успехом.
— В портерную в одну. Понимаешь, — там есть девица Маргарита, а у неё знакомая модистка, а у этой модистки на квартире
по субботам
книжки читают, студенты и разные этакие…
По рассказам Мельникова Евсею было известно, что брат кухарки, Матвей Зимин, служит на мебельной фабрике и
читает запрещённые
книжки. И вдруг Евсею захотелось сказать, что полиции известна неблагонадёжность Зимина.
Беркутов. Мы! А много ль вас-то? Вы тут ссоритесь, на десять партий разбились. Ну, вот я пристану к вам, так ваша партия будет посильнее. Знаешь, что я замечаю? Твое вольнодумство начинает выдыхаться; вы, провинциалы, мало
читаете. Вышло много новых книг и брошюрок
по твоей части; я с собой привез довольно. Коли хочешь, подарю тебе. Прогляди
книжки две, так тебе разговору-то лет на пять хватит.
Чебутыкин(смеется). А я в самом деле никогда ничего не делал. Как вышел из университета, так не ударил пальцем о палец, даже ни одной
книжки не
прочел, а
читал только одни газеты… (Вынимает из кармана другую газету.) Вот… Знаю
по газетам, что был, положим, Добролюбов, а что он там писал — не знаю… Бог его знает…
Маня, которую, щадя ее слабое здоровье, долго не сажали за
книжку, вдруг выучилась
читать по-немецки необыкновенно быстро; по-русски она стала
читать самоучкой без всякого указания.
Да, во-первых, позвольте сказать вам по-дружески, что дела так не делаются, а во-вторых, и вас, да и родителей-то ваших посек бы препорядочно за то, что французские-то
книжки вам давали
читать; ибо французские
книжки добру не научат.
Критериум этот один: кто в
книжку читает, кто чисто ходит, в кабаки не заглядывает (но к Донону), походя не сквернословит (но потихоньку и по-французски), кто не накладывает, не наяривает, — тот и «умник».
А когда я нашалила тому назад года два, так она видит, что меня не удержишь, взяла призвала меня, да и пришпилила булавкой мое платье к своему — и так мы с тех пор и сидим
по целым дням; она чулок вяжет, хоть и слепая; а я подле нее сиди, шей или
книжку вслух ей
читай — такой странный обычай, что вот уже два года пришпиленная…
Если дядя Петр Неофитович настоятельно советовал более
читать, справедливо говоря: «Можно ли учиться
по книжкам, затрудняясь их чтением?», то отец, вероятно, насмотревшийся на успех чиновников-каллиграфов, настаивал на чистописании.
В ту пору я мог быть
по седьмому году от роду и, хотя давно уже
читал по верхам: аз-араб, буки-беседка, веди-ведро, тем не менее немецкая моя грамотность далеко опередила русскую, и я, со слезами побеждая трудность детских
книжек Кампе, находил удовольствие
читать в них разные стихотворения, которые невольно оставались у меня в памяти.
В городе ходила
по рукам какая-то волнующая
книжка, ее
читали и — ссорились. Я попросил ветеринара Лаврова достать мне ее, но он безнадежно сказал...
— Все русские, имея деньги, едут в Париж, — пояснил мистер Астлей голосом и тоном, как будто
прочел это
по книжке.
Я сам помню, как мой отец, покойник, тоже под липками, в палисаднике,
по вечерам, вслух
читал мне и матери подобные
книжки…
В последней
книжке «Собеседника» описан один любитель чтения, который заставляет своего дворецкого
читать себе книги, а сам в это время спит,
по прочтении же отмечает своей рукой на книге: прочтена.
Пришёл к себе, лёг — под боком
книжка эта оказалась. Засветил огонь, начал
читать из благодарности к наставнику.
Читаю, что некий кавалер всё мужей обманывает,
по ночам лазит в окна к жёнам их; мужья ловят его, хотят шпагами приколоть, а он бегает. И всё это очень скучно и непонятно мне. То есть я, конечно, понимаю — балуется молодой человек, но не вижу, зачем об этом написано, и не соображу — почему должен я
читать подобное пустословие?
Восходы эти я, может, не одну тысячу раз видел… Леса и реки тоже мне известны; зачем мне
читать про них? А это в каждой
книжке и, по-моему, совсем лишнее… Всяк по-своему заход солнца понимает… У всякого свои глаза есть. А вот про людей — интересно.
Читаешь, так думаешь: «А как бы ты сам сделал, коли бы тебя на эту линию поставить?» Хоть и знаешь, что всё это неправда.
— А
книжки. Выдумано. Про крестьян, например… Разве они такие, как в
книжках? Про них все с жалостью пишут, дурачками их делают… нехорошо! Люди
читают, думают — и в самом деле так, и не могут по-настоящему понять крестьянина… потому что в книжке-то он больно уж… глуп да плох…
Я
прочел, впрочем, «Диканьку» нечаянно: я получил ее из
книжкой лавки, вместе с другими книгами, для чтения вслух моей жене,
по случаю ее нездоровья.
Бывало, он придет, принесет с собою, в заднем кармане сюртука, какое-нибудь вновь вышедшее сочинение и долго не решается
читать, все вытягивает шею набок, как птица, да высматривает: можно ли? наконец, уместится в уголку (он вообще любил сидеть
по углам), достанет
книжку и примется
читать, сперва шепотом, потом громче и громче, изредка перерывая самого себя короткими суждениями или восклицаниями.
— Да… и верно, что сказка. Поди, в нашей деревне тоже не поверят, какие народы есть у белого царя. Значит… пригнали меня в наслег, в самый дальной
по округе. А Пётра-то Иваныч там уже. Сидит… в юртешке в махонькой, да
книжку читает…
—
Читал я их, — продолжал он, помолчав и по-прежнему рассматривая книги, — немало
читал. Конечно, есть занятные истории, да ведь, поди, не все и правда… Вот тоже у поселенца одного, из раскольников, купил я раз
книжку; называется эта
книжка «Ключ к таинствам природы»… Говорил он, в ней будто все сказано как есть…
Новый Завет учили не так, как Ветхий, не
по толстенькой
книжке с картинками. Отец сам рассказывал Алеше о Иисусе Христе и часто
прочитывал целые страницы из Евангелия.
Я непременно должен был
прочесть «Путешествие Младшего Костиса» и «Приключения
по смерти», да еще две, три
книжки «Сионского вестника», которыми также снабдил меня Рубановский.