Неточные совпадения
Анна Андреевна. Что тут пишет он мне в
записке? (
Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька, что состояние мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего не понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
Вронский взял письмо и
записку брата. Это было то самое, что он ожидал, — письмо от матери с упреками за то, что он не приезжал, и
записка от брата, в которой говорилось, что нужно переговорить. Вронский знал, что это всё о том же. «Что им за делo!» подумал Вронский и, смяв письма, сунул их между пуговиц сюртука, чтобы внимательно
прочесть дорогой. В сенях избы ему встретились два офицера: один их, а другой другого полка.
— То есть вы хотите сказать, что грех мешает ему? — сказала Лидия Ивановна. — Но это ложное мнение. Греха нет для верующих, грех уже искуплен. Pardon, — прибавила она, глядя на опять вошедшего с другой
запиской лакея. Она
прочла и на словах ответила: «завтра у Великой Княгини, скажите». — Для верующего нет греха, — продолжала она разговор.
Когда чтец кончил, председатель поблагодарил его и
прочел присланные ему стихи поэта Мента на этот юбилей и несколько слов в благодарность стихотворцу. Потом Катавасов своим громким, крикливым голосом
прочел свою
записку об ученых трудах юбиляра.
В то время как она говорила с артельщиком, кучер Михайла, румяный, веселый, в синей щегольской поддевке и цепочке, очевидно гордый тем, что он так хорошо исполнил поручение, подошел к ней и подал
записку. Она распечатала, и сердце ее сжалось еще прежде, чем она
прочла.
«Плохо! — подумал Вронский, поднимая коляску. — И то грязно было, а теперь совсем болото будет». Сидя в уединении закрытой коляски, он достал письмо матери и
записку брата и
прочел их.
Взяв от него
записку, она
прочла ее.
Левин
прочел это и, не поднимая головы, с
запиской в руках стоял пред Сергеем Ивановичем.
Вернувшись домой к Петру Облонскому, у которого он остановился в Петербурге, Степан Аркадьич нашел
записку от Бетси. Она писала ему, что очень желает докончить начатый разговор и просит его приехать завтра. Едва он успел
прочесть эту
записку и поморщиться над ней, как внизу послышались грузные шаги людей, несущих что-то тяжелое.
После графини Лидии Ивановны приехала приятельница, жена директора, и рассказала все городские новости. В три часа и она уехала, обещаясь приехать к обеду. Алексей Александрович был в министерстве. Оставшись одна, Анна дообеденное время употребила на то, чтобы присутствовать при обеде сына (он обедал отдельно) и чтобы привести в порядок свои вещи,
прочесть и ответить на
записки и письма, которые у нее скопились на столе.
Перечитывая эти
записки, я убедился в искренности того, кто так беспощадно выставлял наружу собственные слабости и пороки. История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она — следствие наблюдений ума зрелого над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление. Исповедь Руссо имеет уже недостаток, что он
читал ее своим друзьям.
Ноздрев был очень рассержен за то, что потревожили его уединение; прежде всего он отправил квартального к черту, но, когда
прочитал в
записке городничего, что может случиться пожива, потому что на вечер ожидают какого-то новичка, смягчился в ту же минуту, запер комнату наскоро ключом, оделся как попало и отправился к ним.
Он был не глуп; и мой Евгений,
Не уважая сердца в нем,
Любил и дух его суждений,
И здравый толк о том, о сем.
Он с удовольствием, бывало,
Видался с ним, и так нимало
Поутру не был удивлен,
Когда его увидел он.
Тот после первого привета,
Прервав начатый разговор,
Онегину, осклабя взор,
Вручил
записку от поэта.
К окну Онегин подошел
И про себя ее
прочел.
Прочтя эту
записку, в которой Карл Иваныч требует, чтобы ему заплатили все деньги, издержанные им на подарки, и даже заплатили бы за обещанный подарок, всякий подумает, что Карл Иваныч больше ничего, как бесчувственный и корыстолюбивый себялюбец, — и всякий ошибется.
Я сам отчасти…
записки Ливингстона [
Записки Ливингстона — описание путушествий по Африке известного английского исследователя Д. Ливингстона (1813–1873).] изволили
читать?
Он был очень беспокоен, посылал о ней справляться. Скоро узнал он, что болезнь ее не опасна. Узнав, в свою очередь, что он об ней так тоскует и заботится, Соня прислала ему
записку, написанную карандашом, и уведомляла его, что ей гораздо легче, что у ней пустая, легкая простуда и что она скоро, очень скоро, придет повидаться с ним на работу. Когда он
читал эту
записку, сердце его сильно и больно билось.
Разумихин развернул
записку, помеченную вчерашним числом, и
прочел следующее...
В это время мальчик вошел и подал мне
записку от И. И. Зурина. Я развернул ее и
прочел следующие строки...
Дронов,
читая какую-то
записку, пробормотал...
Пока Дронов
читал — Орехова и Ногайцев проверяли текст по своим
запискам, а едва он кончил — Ногайцев быстро заговорил...
Среда, в которой он вращался, адвокаты с большим самолюбием и нищенской практикой, педагоги средней школы, замученные и раздраженные своей практикой, сытые, но угнетаемые скукой жизни эстеты типа Шемякина, женщины, которые
читали историю Французской революции,
записки m-me Роллан и восхитительно путали политику с кокетством, молодые литераторы, еще не облаянные и не укушенные критикой, собакой славы, но уже с признаками бешенства в их отношении к вопросу о социальной ответственности искусства, представители так называемой «богемы», какие-то молчаливые депутаты Думы, причисленные к той или иной партии, но, видимо, не уверенные, что программы способны удовлетворить все разнообразие их желаний.
Яков долго и осторожно раскручивал мундштук,
записку; долго
читал ее, наклонясь к огню, потом, бросив бумажку в огонь, сказал...
Чего ж надеялся Обломов? Он думал, что в письме сказано будет определительно, сколько он получит дохода, и, разумеется, как можно больше, тысяч, например, шесть, семь; что дом еще хорош, так что по нужде в нем можно жить, пока будет строиться новый; что, наконец, поверенный пришлет тысячи три, четыре, — словом, что в письме он
прочтет тот же смех, игру жизни и любовь, что
читал в
записках Ольги.
«…Он, воротясь домой после обеда в артистическом кругу, —
читал Райский вполголоса свою тетрадь, — нашел у себя на столе
записку, в которой было сказано: „Навести меня, милый Борис: я умираю!.. Твоя Наташа“.
Все это глубокомыслие сбывал Райский в дневник с надеждой
прочесть его при свидании Вере, а с ней продолжал меняться коротенькими, дружескими
записками.
В службе название пустого человека привинтилось к нему еще крепче. От него не добились ни одной докладной
записки, никогда не
прочел он ни одного дела, между тем вносил веселье, смех и анекдоты в ту комнату, где сидел. Около него всегда куча народу.
— Д-да? — промямлил Версилов, мельком взглянув наконец на меня. — Возьмите же эту бумажку, она ведь к делу необходима, — протянул он крошечный кусочек Васину. Тот взял и, видя, что я смотрю с любопытством, подал мне
прочесть. Это была
записка, две неровные строчки, нацарапанные карандашом и, может быть, в темноте...
Тут я вам сообщил, что у Андроникова все очень много
читают, а барышни знают много стихов наизусть, а из «Горе от ума» так промеж себя разыгрывают сцены, и что всю прошлую неделю все
читали по вечерам вместе, вслух, «
Записки охотника», а что я больше всего люблю басни Крылова и наизусть знаю.
— Понимать-то можешь что-нибудь али еще нет? На вот,
прочти, полюбуйся. — И, взяв со стола
записку, она подала ее мне, а сама стала передо мной в ожидании. Я сейчас узнал руку Версилова, было всего несколько строк: это была
записка к Катерине Николавне. Я вздрогнул, и понимание мгновенно воротилось ко мне во всей силе. Вот содержание этой ужасной, безобразной, нелепой, разбойнической
записки, слово в слово...
Прежде всего они спросили, «какие мы варвары, северные или южные?» А мы им написали, чтоб они привезли нам кур, зелени, рыбы, а у нас взяли бы деньги за это, или же ром, полотно и тому подобные предметы. Старик взял эту
записку, надулся, как петух, и, с комическою важностью, с амфазом, нараспев, начал декламировать написанное. Это отчасти напоминало мерное пение наших нищих о Лазаре. Потом,
прочитав, старик написал по-китайски в ответ, что «почтенных кур у них нет». А неправда: наши видели кур.
Автор в предисловии скромно называет
записки материалами для будущей истории наших американских колоний; но
прочтя эти материалы, не пожелаешь никакой другой истории молодого и малоизвестного края.
Нехлюдов был удивлен, каким образом надзиратель, приставленный к политическим, передает
записки, и в самом остроге, почти на виду у всех; он не знал еще тогда, что это был и надзиратель и шпион, но взял
записку и, выходя из тюрьмы,
прочел ее. В
записке было написано карандашом бойким почерком, без еров, следующее...
Слушая эти куранты, Нехлюдов невольно вспоминал то, о чем он
читал в
записках декабристов, как отзывается эта ежечасно повторяющаяся сладкая музыка в душе вечно заключенных.
— Успокойтесь, я не могу сказать, что вы ошибаетесь. Предупредив вас о содержании
записки, я прошу вас выслушать вторую причину, по которой я не мог разуметь под «утешительностью результата» самое получение вами
записки, а должен был разуметь ее содержание. Это содержание, характер которого мы определили, так важно, что я могу только показать вам ее, но не могу отдать вам ее. Вы
прочтете, но вы ее не получите.
Однажды, пришед в залу, где ожидал ее учитель, Марья Кириловна с изумлением заметила смущение на бледном его лице. Она открыла фортепьяно, пропела несколько нот, но Дубровский под предлогом головной боли извинился, прервал урок и, закрывая ноты, подал ей украдкою
записку. Марья Кириловна, не успев одуматься, приняла ее и раскаялась в ту же минуту, но Дубровского не было уже в зале. Марья Кириловна пошла в свою комнату, развернула
записку и
прочла следующее...
Дома я нашел
записку от Гагина. Он удивлялся неожиданности моего решения, пенял мне, зачем я не взял его с собою, и просил прийти к ним, как только я вернусь. Я с неудовольствием
прочел эту
записку, но на другой же день отправился в Л.
Наташа, друг мой, сестра, ради бога, не унывай, презирай этих гнусных эгоистов, ты слишком снисходительна к ним, презирай их всех — они мерзавцы! ужасная была для меня минута, когда я
читал твою
записку к Emilie. Боже, в каком я положении, ну, что я могу сделать для тебя? Клянусь, что ни один брат не любит более сестру, как я тебя, — но что я могу сделать?
В бумагах NataLie я нашел свои
записки, писанные долею до тюрьмы, долею из Крутиц. Несколько из них я прилагаю к этой части. Может, они не покажутся лишними для людей, любящих следить за всходами личных судеб, может, они
прочтут их с тем нервным любопытством, с которым мы смотрим в микроскоп на живое развитие организма.
В конце 1843 года я печатал мои статьи о «Дилетантизме в науке»; успех их был для Грановского источником детской радости. Он ездил с «Отечественными
записками» из дому в дом, сам
читал вслух, комментировал и серьезно сердился, если они кому не нравились. Вслед за тем пришлось и мне видеть успех Грановского, да и не такой. Я говорю о его первом публичном курсе средневековой истории Франции и Англии.
В 1840 Белинский
прочел их, они ему понравились, и он напечатал две тетрадки в «Отечественных
записках» (первую и третью), остальная и теперь должна валяться где-нибудь в нашем московском доме, если не пошла на подтопки.
После Сенатора отец мой отправлялся в свою спальную, всякий раз осведомлялся о том, заперты ли ворота, получал утвердительный ответ, изъявлял некоторое сомнение и ничего не делал, чтобы удостовериться. Тут начиналась длинная история умываний, примочек, лекарств; камердинер приготовлял на столике возле постели целый арсенал разных вещей: склянок, ночников, коробочек. Старик обыкновенно
читал с час времени Бурьенна, «Memorial de S-te Helene» и вообще разные «
Записки», засим наступала ночь.
Но Белинский на другой день прислал мне их с
запиской, в которой писал: «Вели, пожалуйста, переписать сплошь, не отмечая стихов, я тогда с охотой
прочту, а теперь мне все мешает мысль, что это стихи».
Когда я
читал Mémoires d’outre tombe [«Замогильные
записки» (фр.).]
Для участия в собеседовании он должен записывать и
читает по
записке.
Однажды,
прочитав проспект какого-то эфемерного журнальчика, он послал туда стихотворение. Оно было принято и даже, кажется, напечатано, но журнальчик исчез, не выслав поэту ни гонорара, ни даже печатного экземпляра стихов. Ободренный все-таки этим сомнительным «успехом», брат выбрал несколько своих творений, заставил меня тщательно переписать их и отослал… самому Некрасову в «Отечественные
записки».
Когда в фантах я подвергся «цензуре», то среди разных мнений на одной
записке оказалось мнение обо мне, изложенное по — французски: en bon point. Его в качестве «секретаря» громко
прочитала Дембицкая и засмеялась. Я сразу угадал, что это мнение «панны Елены».
Он почти перестал выходить из дома, всё сидел одиноко на чердаке,
читая таинственную книгу «
Записки моего отца».
Разработка копей ведется недобросовестно, на кулаческих началах. «Никаких улучшений в технике производства или изысканий для обеспечения ему прочной будущности не предпринималось, —
читаем в докладной
записке одного официального лица, — работы, в смысле их хозяйственной постановки, имели все признаки хищничества, о чем свидетельствует и последний отчет окружного инженера».
Записки свои приводил он к концу,
Читал он газеты, журналы,
Пиры задавал; наезжали к отцу
Седые, как он, генералы,
И шли бесконечные споры тогда...
— Экая бестолочь! — заключила Лизавета Прокофьевна, бросая назад
записку, — не стоило и
читать. Чего ты ухмыляешься?