Неточные совпадения
«Греки — правы: жить в бочке, ограничивать свои
потребности — это ниже
человеческого достоинства. В цинизме есть общее с христианской аскезой…»
Незаметно, чтоб общественные и частные добродетели свободно истекали из светлого
человеческого начала, безусловную прелесть которого общество должно чувствовать непрестанно и непрестанно чувствовать тоже и
потребность наслаждаться им.
Все большая утрата человеком целостности порождает в человеке
потребность спастись от грозящей ему гибели, от утери
человеческого образа.
У людей есть неистребимая
потребность играть в жизни роль, быть приобщенным к чему-то самому главному, к центру, определяющему
человеческие судьбы.
Я решаюсь занять собой не только потому, что испытываю
потребность себя выразить и отпечатлеть свое лицо, но и потому, что это может способствовать постановке и решению проблем человека и
человеческой судьбы, а также пониманию нашей эпохи.
Этот человек, отверженный из отверженных, так низко упавший, как только может представить себе
человеческая фантазия, этот добровольный палач, обошелся с ней без грубости, но с таким отсутствием хоть бы намека на ласку, с таким пренебрежением и деревянным равнодушием, как обращаются не с человеком, даже не с собакой или лошадью, и даже не с зонтиком, пальто или шляпой, а как с каким-то грязным предметом, в котором является минутная неизбежная
потребность, но который по миновании надобности становится чуждым, бесполезным и противным.
Даже тут, в этой клоаке
человеческой мысли, чувствуется
потребность поддержки со стороны читателя.
Если б эти люди умели рассуждать, если б они были в состоянии проникать в тайны
человеческой природы, то они поняли бы, что одну из неизбежных принадлежностей этой природы составляет развитие и повышение уровня нравственных и материальных
потребностей.
Но люди благополучные, невымученные, редко чувствуют
потребность зажигать
человеческие сердца и в деле ораторства предпочитают разводить канитель.
— Но разве это может быть, чтобы в тебя заложено было с такой силой отвращение к страданиям людей, к истязаниям, к убийству их, чтобы в тебя вложена была такая
потребность любви к людям и еще более сильная
потребность любви от них, чтобы ты ясно видел, что только при признании равенства всех людей, при служении их друг другу возможно осуществление наибольшего блага, доступного людям, чтобы то же самое говорили тебе твое сердце, твой разум, исповедуемая тобой вера, чтобы это самое говорила наука и чтобы, несмотря на это, ты бы был по каким-то очень туманным, сложным рассуждениям принужден делать всё прямо противоположное этому; чтобы ты, будучи землевладельцем или капиталистом, должен был на угнетении народа строить всю свою жизнь, или чтобы, будучи императором или президентом, был принужден командовать войсками, т. е. быть начальником и руководителем убийц, или чтобы, будучи правительственным чиновником, был принужден насильно отнимать у бедных людей их кровные деньги для того, чтобы пользоваться ими и раздавать их богатым, или, будучи судьей, присяжным, был бы принужден приговаривать заблудших людей к истязаниям и к смерти за то, что им не открыли истины, или — главное, на чем зиждется всё зло мира, — чтобы ты, всякий молодой мужчина, должен был идти в военные и, отрекаясь от своей воли и от всех
человеческих чувств, обещаться по воле чуждых тебе людей убивать всех тех, кого они тебе прикажут?
Пока эти понятия не выгнаны из общества, пока полная гармония идей и
потребностей природы не восстановлена в
человеческом существе, до тех пор подобные сделки неизбежны.
А сверх того, что ж такое, если и карикатура? Карикатура так карикатура — большая беда! Не все же стоять, уставившись лбом в стену; надо когда-нибудь и улыбнуться. Есть в
человеческом сердце эта
потребность улыбки, есть. Даже измученный и ошеломленный человек — и тот ощущает ее.
Наконец, еще третье предположение: быть может, в нас проснулось сознание абсолютной несправедливости старых порядков, и вследствие того
потребность новых форм жизни явилась уже делом, необходимым для удовлетворения
человеческой совести вообще? — но в таком случае, почему же это сознание не напоминает о себе и теперь с тою же предполагаемою страстною настойчивостью, с какою оно напоминало о себе в первые минуты своего возникновения? почему оно улетучилось в глазах наших, и притом улетучилось, не подвергаясь никаким серьезным испытаниям?
Мы не менее других готовы смеяться над реторикою; но, признавая законными все
потребности человеческого сердца, как скоро замечаем их всеобщность, мы признаем важность этих поэтических распространений, потому что всегда и везде видим стремление к ним в поэзии: в жизни всегда есть эти подробности, не нужные для сущности дела, но необходимые для сто действительного развития; должны они быть и в поэзии.
Он составляет частный случай общего закона
человеческой жизни, что страсти достигают ненормального развития только последствие ненормального положения предающегося им человека, и только в таком случае, когда естественная и в сущности довольно спокойная
потребность, из которой возникает та или другая страсть, слишком долго не находила себе соответственного удовлетворения, спокойного и далеко не титанического.
Но сколько любви, господи, сколько любви переживал я, бывало, в этих мечтах моих, в этих «спасеньях во все прекрасное и высокое»: хоть и фантастической любви, хоть и никогда ни к чему
человеческому на деле не прилагавшейся, но до того было ее много, этой любви, что потом, на деле, уж и
потребности даже не ощущалось ее прилагать: излишняя б уж это роскошь была.
Но здесь я должен сделать довольно горькое для моего самолюбия признание. Я чувствую, что в жизни моей готовится что-то решительное, а это невольно заставляет меня чаще и чаще обращаться к самому себе. Бывают минуты, когда откровенная оценка пройденного пути становится настоятельнейшею
потребностью всего
человеческого существа. По-видимому, одна из таких минут наступает теперь для меня…
— Homo sum, nihil humanum mihi alienum est, [Я человек, и ничто
человеческое мне не чуждо (лат.).] — с улыбкой прибавил батюшка. — Есть известные
потребности, в удовлетворении которых не хочется отказать себе; подрастают дети, которым хочется дать приличное образование, чтобы из них впоследствии вышли полезные члены общества, — вот вам и целый circulus vitiosus, [Порочный круг (лат.).] из которого не можешь никак вырваться и который с каждым годом затягивает все сильней и сильней.
Является
потребность в изображении нравов; а так как нравы, от начала
человеческих обществ до наших времен, были всегда очень плохи, то изображение их всегда переходит в сатиру.
Еще можно бы иметь некоторые шансы на успех, предлагая заменить эти нелепости другими, равномерно бессмысленными; но чего же мог надеяться общественный реформатор, вопиявший против нелепостей — даже не во имя высших туманных абстракций, а просто во имя здравого смысла, во имя первых, насущных
потребностей здоровой
человеческой природы?..
Но однажды помещенные в канцелярию писаря тотчас подвергались психической эпидемии, весьма быстро заражавшей все нормально
человеческое и еще быстрее развивавшей искаженные
потребности, желания, стремления; целые дни работали эти труженики с усердием, более нежели с усердием, с завистью; штаты тогда были еще невероятные, едва эти бедняки в будни досыта наедались и в праздники допьяна напивались, а ни один не хотел заняться каким-нибудь ремеслом, считая всякую честную работу не совместною с
человеческим достоинством, дозволяющим только брать двугривенные за справки.
Но вот в том-то и заслуга художника: он открывает, что слепой-то не совсем слеп; он находит в глупом-то человеке проблески самого ясного здравого смысла; в забитом, потерянном, обезличенном человеке он отыскивает и показывает нам живые, никогда незаглушимые стремления и
потребности человеческой природы, вынимает в самой глубине души запрятанный протест личности против внешнего, насильственного давления и представляет его на наш суд и сочувствие.
Но, с другой стороны, взгляд этот крайне печален, потому что
потребности человеческой природы он прямо признает противными требованиям долга; и, следовательно, принимающие такой взгляд признаются в своей крайней испорченности и нравственной негодности.
Если кто не чувствует в себе этой способности, значит, он еще мало развил в себе истинно
человеческие элементы, значит, животные
потребности слишком сильно преобладают в нем.
Прекрасными стремлениями мы признаем все естественные неиспорченные стремления
человеческой природы; все прекрасные стремления мы признаем следствием естественных, нормальных
потребностей человека.
В наше время большая часть людей думает, что благо жизни в служении телу. Это видно из того, что самое распространенное в наше время учение это — учение социалистов. По этому учению, жизнь с малыми
потребностями есть жизнь скотская, и увеличение
потребностей это первый признак образованного человека, признак сознания им своего
человеческого достоинства. Люди нашего времени так верят этому ложному учению, что только глумятся над теми мудрецами, которые в уменьшении
потребностей видели благо человека.
Иначе говоря, магизм уже подразумевает возникновение хозяйственного отношения к миру, —
человеческую актуальность, проявляющуюся в умственном, волевом и телесном усилии, или в труде, и предполагающую наличность
потребности, или хозяйственной нужды.
В душе
человеческой появляется сознание неабсолютности и внебожественности, а следовательно, относительности и греховности своего бытия, но одновременно зарождается и стремление освободиться от «мира», преодолеть его в Боге; другими словами, вместе с религиозным самосознанием в человеке родится и чувство зла, вины, греха, отторженности от Бога, а равно и
потребность спасения и искупления.
Вот это-то воображаемое знание уничтожает инстинктивные, блаженнейшие, первобытные
потребности добра в
человеческой натуре…
Простое удовлетворение физиологической
потребности, подобное процессу питания, не относится специально к
человеческой жизни и не ставит вопроса о смысле, это относится к животной жизни человека и ставит вопрос об ограничении и преодолении животной природы.
Этика закона разом и в высшей степени человечна, приспособлена к
человеческим нуждам и
потребностям, к
человеческому уровню, и в высшей степени бесчеловечна, беспощадна к
человеческой личности, к ее индивидуальной судьбе и к ее интимной жизни.
И если они и трактуют о проблеме бессмертия, то без углубления проблемы самой смерти и преимущественно в связи с нравственной ответственностью человека, с наградами и наказаниями и в лучшем случае с
потребностью завершения бесконечных стремлений
человеческой личности.
Да, утверждение о том, что человек не чувствует требований своего разумного сознания, а чувствует одни
потребности личности, есть ничто иное, как утверждение того, что наши животные похоти, на усиление которых мы употребили весь наш разум, владеют нами и скрыли от нас нашу истинную
человеческую жизнь. Сорная трава разросшихся пороков задавила ростки истинной жизни.
А заставляет вас действовать одно, и вечно будет двигать сильнее всех других двигателей жизни:
потребность поэзии, которую не сознаете, но чувствуете и век будете чувствовать, пока в вас останется что-нибудь
человеческое.
Ставрогин, Версилов, Иван Карамазов будут «загадкой», потому что вообще
человеческая природа загадочна в своей антиномичности, в своей иррациональности, в своей
потребности в страдании.
— Как тебе сказать, Маша! Я страстен никогда не был, и теперь вряд ли есть во мне такой аппарат, которым можно любить, честное тебе слово. Я человек добрый, в вульгарном смысле этого слова. Терпимость выработал я себе долгим трудом. Сочувствие тому, что называется
человеческим прогрессом, я сделал
потребностью своего существования. Все это так. Но любить мне нечем.
Индивидуализм, атомизация общества, безудержная похоть жизни, неограниченный рост народонаселения и неограниченный рост
потребностей, упадок веры, ослабление духовной жизни — все это привело к созданию индустриально-капиталистической системы, которая изменила весь характер
человеческой жизни, весь стиль ее, оторвав жизнь
человеческую от ритма природы.
Первое было чувство
потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25-го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал не раздеваясь на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое было то неопределенное, исключительно-русское чувство презрения ко всему условному, искусственному,
человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира.
В подземных темницах, подобных той, где были заключены злодей Анастас и муж Тении, Фалалей-корабельщик, не было почти никаких приспособлений для
потребностей человеческих.
Они удовлетворяли той вечной,
человеческой — в ребенке заметной в самой первобытной форме —
потребности потереть то место, которое ушибено.