Неточные совпадения
Встает заря во мгле холодной;
На нивах шум работ умолк;
С своей волчихою голодной
Выходит на дорогу
волк;
Его почуя, конь дорожный
Храпит — и путник осторожный
Несется в гору во весь дух;
На утренней заре пастух
Не гонит уж коров из хлева,
И в
час полуденный в кружок
Их не зовет его рожок;
В избушке распевая, дева
Прядет, и, зимних друг ночей,
Трещит лучинка перед ней.
— И дети тоже не боятся, и на угрозы няньки «
волком» храбро лепечут: «А я его убью!» И ты, как дитя, храбра, и, как дитя же, будешь беспомощна, когда придет твой
час…
— О, дурак, дурак… дурак!.. — стонал Половодов, бродя, как
волк, под окнами приваловского дома. — Если бы двумя
часами раньше получить телеграмму, тогда можно было расстроить эту дурацкую свадьбу, которую я сам создавал своими собственными руками. О, дурак, дурак, дурак!..
Через
час я вернулся к своим. Марченко уже согрел чай и ожидал моего возвращения. Утолив жажду, мы сели в лодку и поплыли дальше. Желая пополнить свой дневник, я спросил Дерсу, следы каких животных он видел в долине Лефу с тех пор, как мы вышли из гор и начались болота. Он отвечал, что в этих местах держатся козули, енотовидные собаки, барсуки,
волки, лисицы, зайцы, хорьки, выдры, водяные крысы, мыши и землеройки.
Я в 6
часов уходил в театр, а если не занят, то к Фофановым, где очень радовался за меня старый морской
волк, радовался, что я иду на войну, делал мне разные поучения, которые в дальнейшем не прошли бесследно. До слез печалились Гаевская со своей доброй мамой. В труппе после рассказов Далматова и других, видевших меня обучающим солдат, на меня смотрели, как на героя, поили, угощали и платили жалованье. Я играл раза три в неделю.
Кирилов остался один. Роскошь гостиной, приятный полумрак и само его присутствие в чужом, незнакомом доме, имевшее характер приключения, по-видимому, не трогали его. Он сидел в кресле и разглядывал свои обожженные карболкой руки. Только мельком увидел он ярко-красный абажур, футляр от виолончели, да, покосившись в ту сторону, где тикали
часы, он заметил чучело
волка, такого же солидного и сытого, как сам Абогин.
Волчье логово перед ним как на блюдечке. Где-то вдали, на колокольне, бьет шесть
часов, и каждый удар колокола словно молотом бьет в сердце измученного зверюги. С последним ударом
волк поднялся с логова, потянулся и хвостом от удовольствия замахал. Вот он подошел к аманату, сгреб его в лапы и запустил когти в живот, чтобы разодрать его на две половины: одну для себя, другую для волчихи. И волчата тут; обсели кругом отца-матери, щелкают зубами, учатся.
Стоит он теперь у
волка на
часах и думает: «Через столько-то
часов милый зятек на выручку прибежит!» Вспомнит он об этом — и еще шибче припустит.
Бедный Кирилл, привязанный к дереву и осужденный смотреть целые
часы на труп любимого господина, пробыл в этом положении весь день. В ночь озарился лес заревом. То горел дом
Волка, службы и хозяйственные заведения, подожженные собственною его рукой.