Неточные совпадения
— Да, мой друг, — продолжала бабушка после минутного молчания, взяв в руки один из двух платков, чтобы утереть показавшуюся слезу, — я часто думаю, что он не может ни
ценить, ни понимать ее и что, несмотря на всю ее доброту,
любовь к нему и старание скрыть свое горе — я очень хорошо знаю это, — она не может быть с ним счастлива; и помяните мое слово, если он не…
«Как мог я так страстно и так долго любить Сережу? — рассуждал я, лежа в постели. — Нет! он никогда не понимал, не умел
ценить и не стоил моей
любви… а Сонечка? что это за прелесть! „Хочешь?“, „тебе начинать“.
С тех пор как я себя помню, помню я и Наталью Савишну, ее
любовь и ласки; но теперь только умею
ценить их, — тогда же мне и в голову не приходило, какое редкое, чудесное создание была эта старушка.
Кроме страстного влечения, которое он внушал мне, присутствие его возбуждало во мне в не менее сильной степени другое чувство — страх огорчить его, оскорбить чем-нибудь, не понравиться ему: может быть, потому, что лицо его имело надменное выражение, или потому, что, презирая свою наружность, я слишком много
ценил в других преимущества красоты, или, что вернее всего, потому, что это есть непременный признак
любви, я чувствовал к нему столько же страху, сколько и
любви.
Славу свою он пережил, а
любовь осталась все еще живой, хотя и огорченной тем, что читатель уже не
ценил, не воспринимал ее.
«Может быть, и я обладаю «другим чувством», — подумал Самгин, пытаясь утешить себя. — Я — не романтик, — продолжал он, смутно чувствуя, что где-то близко тропа утешения. — Глупо обижаться на девушку за то, что она не
оценила моей
любви. Она нашла плохого героя для своего романа. Ничего хорошего он ей не даст. Вполне возможно, что она будет жестоко наказана за свое увлечение, и тогда я…»
— Поставят монументы, — убежденно сказал он. — Не из милосердия, — тогда милосердию не будет места, потому что не будет наших накожных страданий, — монументы поставят из
любви к необыкновенной красоте правды прошлого; ее поймут и
оценят, эту красоту…
— Как видите, пред вами — типичный неудачник. Почему? Надо вам сказать, что мою способность развязывать процессуальные узлы, путаницу понятий начальство весьма
ценит, и если б не это, так меня давно бы уже вышибли из седла за строптивость характера и
любовь к обнажению противоречий. В практике юристов важны не люди, а нормы, догмы, понятия, — это вам должно быть известно. Люди, с их деяниями, потребны только для проверки стойкости понятий и для вящего укрепления оных.
Подсчитав все маленькие достоинства Варвары, он не внес в свое отношение к ней ничего нового, но чувство недоверия заставило его присматриваться к ней более внимательно, и скоро он убедился, что это испытующее внимание она
оценивает как
любовь.
И, подтверждая свою
любовь к истории, он неплохо рассказывал, как талантливейший Андреев-Бурлак пропил перед спектаклем костюм, в котором он должен был играть Иудушку Головлева, как пил Шуйский, как Ринна Сыроварова в пьяном виде не могла понять, который из трех мужчин ее муж. Половину этого рассказа, как и большинство других, он сообщал шепотом, захлебываясь словами и дрыгая левой ногой. Дрожь этой ноги он
ценил довольно высоко...
— Он стоит, однако ж, вашей дружбы; вы не знаете, как
ценить его: отчего ж он не стоит
любви? — защищала она.
«Нечестно венчаться, когда не веришь!» — гордо сказал он ей, отвергая обряд и «бессрочную
любовь» и надеясь достичь победы без этой жертвы, а теперь предлагает тот же обряд! Не предвидел! Не
оценил вовремя Веру, отвергнул, гордо ушел… и
оценил через несколько дней!
Раз, только раз, дано было ему мгновение
любви деятельной, живой, а для того дана была земная жизнь, а с нею времена и сроки, и что же: отвергло сие счастливое существо дар бесценный, не
оценило его, не возлюбило, взглянуло насмешливо и осталось бесчувственным.
Бесценный жемчуг
Себе оставь; не дорого
ценю я
Свою
любовь, но продавать не стану:
Сменяюсь я
любовью на
любовь,
Но не с тобой, Мизгирь.
Я еще понимал и
ценил провансальских трубадуров, которые впервые в истории культуры внесли идеальную любовь-влюбленность.
Западные критики меня
ценили гораздо более, чем критики русские, которые никогда не имели ко мне особенной
любви и внимания.
Я очень
ценил и
ценю многие мотивы русской религиозной мысли: преодоление судебного понимания христианства, истолкование христианства как религии Богочеловечества, как религии свободы,
любви, милосердия и особой человечности, более, чем в западной мысли выраженное эсхатологическое сознание, чуждость инфернальной идее предопределения, искание всеобщего спасения, искание Царства Божьего и правды Его.
Я очень
ценил и
ценю статью Вл. Соловьева «Смысл
любви», это, может быть, лучшее из всего написанного о
любви.
Нужно читать письма Чернышевского с каторги к своей жене, чтобы вполне
оценить нравственный характер Чернышевского и почти мистический характер его
любви к жене.
Работники, конечно, умеют
ценить выгоды, доставляемые им практическими приспособлениями механической науки, но о прежней старине они вспоминают с гордостью и
любовью. Это их эпос, и притом с очень «человечкиной душою».
— Да, мой милый, — сказала она после довольно продолжительного молчания, во время которого она осмотрела меня с ног до головы таким взглядом, что я не знал, куда девать свои глаза и руки, — могу сказать, что вы очень
цените мою
любовь и составляете для меня истинное утешение.
Не говори, что я не понимаю твоей
любви и мало
ценю ее.
То видел он, что Марья Петровна умирает, что он один успел приехать к последним ее минутам, что она прозрела и
оценила его
любовь, что она цепенеющею рукой указывает ему на шкатулку и говорит:"Друг мой сердечный!
Настеньку Калинович полюбил и любил за
любовь к себе, понимал и высоко
ценил ее прекрасную натуру, наконец, привык к ней.
Куда стремился Калинович — мы знаем, и, глядя на него, нельзя было не подумать, что богу еще ведомо, чья
любовь стремительней: мальчика ли неопытного, бегущего с лихорадкой во всем теле, с пылающим лицом и с поэтически разбросанными кудрями на тайное свидание, или человека с солидно выстриженной и поседелой уже головой, который десятки лет прожил без всякой уж
любви в мелких служебных хлопотах и дрязгах, в ненавистных для души поклонах, в угнетении и наказании подчиненных, — человека, который по опыту жизни узнал и
оценил всю чарующую прелесть этих тайных свиданий, этого сродства душ, столь осмеянного практическими людьми, которые, однако, платят иногда сотни тысяч, чтоб воскресить хоть фальшивую тень этого сердечного сродства с какой-нибудь не совсем свежей, немецкого или испанского происхождения, m-lle Миной.
Только гораздо после я
оценил вполне Софью Ивановну, но и тогда мне пришел в голову вопрос: почему Дмитрий, старавшийся понимать
любовь совершенно иначе, чем обыкновенно молодые люди, и имевший всегда перед глазами милую, любящую Софью Ивановну, вдруг страстно полюбил непонятную
Любовь Сергеевну и только допускал, что в его тетке есть тоже хорошие качества.
— Потому что она никогда не любила его, а только всем уши прожужжала своею
любовью, желая выйти замуж за богатого человека, — прибавляла Мими, задумчиво вздыхая, как бы говоря: «Не то бы сделали для него некоторые люди, если бы он сумел
оценить их».
Ах! Однажды его великая летняя
любовь в Химках была омрачена и пронзена зловещим подозрением: с горем и со стыдом он вдруг подумал, что Юленька смотрит на него только как на мальчика, как на желторотого кадетика, еще даже не юнкера, что кокетничает она с ним только от дачного «нечего делать» и что если она в нем что-нибудь и
ценит, то только свое удобство танцевать с постоянным партнером, неутомимым, ловким и находчивым; с чем-то вроде механического манекена.
Лично я, впрочем, выше всего
ценил в Мартыне Степаныче его горячую
любовь к детям и всякого рода дурачкам: он способен был целые дни их занимать и забавлять, хотя в то же время я смутно слышал историю его выхода из лицея, где он был инспектором классов и где аки бы его обвиняли; а, по-моему, тут были виноваты сами мальчишки, которые, конечно, как и Александр Пушкин, затеявший всю эту историю, были склоннее читать Апулея [Апулей (II век) — римский писатель, автор знаменитого романа «Золотой осел» («Метаморфозы»).] и Вольтера, чем слушать Пилецкого.
Прося об отпущении ему этого греха, Егор Егорыч вместе с тем умолял свою супругу предаться всем радостям земной жизни, прелесть которой может
оценить только человек, уже лежащий на одре смерти, и первою из земных радостей Егор Егорыч считал
любовь.
Вы дорого
оценили ее семейное счастье, ее
любовь к мужу, к ребенку — только; не сердитесь — есть минуты, в которые говорят не одни сладкие истины…
На другой день Круциферский имел длинный разговор с
Любовью Александровной; она поднялась в его глазах опять так высоко, так недосягаемо высоко; он был способен понять и
оценить ее… но что-то отлетело между ними, и страшная мысль: «об этом говорят» — уничтожала его.
Но Феня сердцем чувствовала эту
любовь и
ценила своего молчаливого, немножко странного отца.
— Гадость ужасная! — с омерзением произнесла Анна Михайловна. — Странно это, — говорила она через несколько минут, — как люди мало
ценят то, что в
любви есть самого лучшего, и спешат падать как можно грязнее.
— Все же, я думаю, согласитесь вы, что нужно развить в женщине вкус, то есть я хотел сказать, развить в ней
любовь и к труду, и к свободе, чтоб она умела
ценить свою свободу и ни на что ее не променивала.
Мать моя вела с ним самую живую переписку, и он должен был
оценить ее ум, необыкновенную материнскую
любовь и постоянную к нему дружбу, основанную на уважении к его строгим нравственным правилам.
Ведь ты его уважаешь, высоко
ценишь… Он, правда, некрасивый, но он такой порядочный, чистый… Ведь замуж выходят не из
любви, а только для того, чтобы исполнить свой долг. Я, по крайней мере, так думаю, и я бы вышла без
любви. Кто бы ни посватал, все равно бы пошла, лишь бы порядочный человек. Даже за старика бы пошла…
— Вот оно, того-этого, что значит генеральский сын: никак без порки
любви своей ему не выразишь. Вы думаете, для себя они пороли? Нет, а думают, что он иначе не поймет и не
оценит.
Я знаю, мне скажут, что это невероятно, — что невероятно быть таким злым, глупым, как я; пожалуй, еще прибавят, невероятно было не полюбить ее или по крайней мере не
оценить этой
любви.
— Знаю, голубушка моя, все ваше расположение очень хорошо понимаю и
ценю; да вы ведь знаете мою родственную
любовь: самой себя, кажется, для их счастия не пожалела бы.
Здесь я должен заметить, что при этих размышлениях Павлу, несмотря на всю его неопытность в практической жизни, невольно пришло в голову: отчего Владимир Андреич сам ничего не дал за дочерью, почему все заботы складывает на него, а в то же время решительно не
оценивает ни его благородства, ни его
любви к Юлии; что Владимиру Андреичу следовало бы прежде внушить дочери, чтобы она любила и уважала мужа, а потом уж и от него требовать строгого и предусмотрительного исполнения обязанностей семьянина.
Анна Дмитриевна. Да, но отчего же в наше время
любовь могла быть
любовью чистой, любовью-дружбой, которая идет через всю жизнь? Такую
любовь я понимаю,
ценю.
Цыплунова. Страстной
любви и не нужно; я бы хотела только, чтобы жена
ценила его, уважала и так же, как мать, считала его лучшим человеком на свете. Только мне и нужно, и он стоит этого…
Карташевский даже и не читал его; но я надеялся, что он может и должен вполне
оценить Гоголя, потому что в молодости, когда он был еще моим воспитателем, он страстно любил «Дон Кихота», обожал Шекспира и Гомера и первый развил в моей душе
любовь к искусству.
Белинской тебя не стоит, он не будет в состоянии
ценить твою
любовь, твой ум; он пожертвовал другом для… о! не для тебя!.. деньги, деньги — вот его божество!.. и тебя принесет он им в жертву!
Не мнишь ли ты, усердию его
Я веру дал? Он служит мне исправно
Затем, что знает выгоду свою;
Я ж в нем
ценю не преданность, а разум.
Не может царь по сердцу избирать
Окольных слуг и по
любви к себе
Их жаловать. Оказывать он ласку
Обязан тем, кто всех разумней волю
Его вершит, быть к каждому приветлив
И милостив и слепо никому
Не доверять.
Вполне уверенная в счастии своей дочери, перед которою в глубине души признавала себя виноватою, удивляясь, не понимая, как она до сих пор так мало
ценила и красоту, и ангельскую доброту, и безграничную дочернюю
любовь своей Наташи, — она почувствовала сама такую нежность и
любовь к ней, которая мгновенно овладела всем ее существом, перед которою побледнели все ее другие желания и привязанности, все горячие увлечения.
Егор Тимофеевич знал, что фельдшерица влюблена в него, и, хотя сам не мог отвечать на
любовь, высоко
ценил ее расположение и усиленно старался не скомпрометировать ее какой-нибудь неосторожностью.
Елена. Постараюсь. (Обнимает мать). Мама! я могла бы ведь этого и не говорить тебе, так
цени же мою
любовь и детскую преданность. Теперь пора одеваться; я невеста и хочу быть красавицей! (Уходит).
Мы уверены, что читатели и без нас сумеют
оценить всю прелесть тех страстных, нежных и томительных сцен, тех тонких и глубоких психологических подробностей, которыми рисуется
любовь Елены и Инсарова с начала до конца.