Дарил также царь своей возлюбленной ливийские аметисты, похожие цветом на ранние фиалки, распускающиеся в лесах у подножия Ливийских гор, — аметисты, обладавшие чудесной способностью обуздывать ветер, смягчать злобу, предохранять от опьянения и помогать при ловле диких зверей; персепольскую бирюзу, которая приносит счастье в любви, прекращает ссору супругов, отводит царский гнев и благоприятствует при укрощении и продаже лошадей; и кошачий глаз — оберегающий имущество, разум и здоровье своего владельца; и бледный, сине-зеленый, как морская вода у берега, вериллий — средство от бельма и проказы, добрый спутник странников; и разноцветный агат — носящий его не боится козней врагов и избегает опасности быть раздавленным во время землетрясения; и нефрит, почечный камень, отстраняющий удары молнии; и яблочно-зеленый, мутно-прозрачный онихий — сторож хозяина от огня и сумасшествия; и яснис, заставляющий дрожать зверей; и черный ласточкин камень, дающий красноречие; и уважаемый беременными женщинами орлиный камень, который орлы кладут в свои гнезда, когда приходит пора вылупляться их птенцам; и заберзат из Офира, сияющий, как маленькие солнца; и желто-золотистый хрисолит — друг торговцев и воров; и сардоникс, любимый
царями и царицами; и малиновый лигирий: его находят, как известно, в желудке рыси, зрение которой так остро, что она видит сквозь стены, — поэтому и носящие лигирий отличаются зоркостью глаз, — кроме того, он останавливает кровотечение из носу и заживляет всякие раны, исключая ран, нанесенных камнем и железом.
Неточные совпадения
Послала бы
Я в город братца-сокола:
«Мил братец! шелку, гарусу
Купи — семи цветов,
Да гарнитуру синего!»
Я по углам бы вышила
Москву,
царя с
царицею,
Да Киев, да Царьград,
А посередке — солнышко,
И эту занавесочку
В окошке бы повесила,
Авось ты загляделся бы,
Меня бы промигал!..
— Стыд
и срам пред Европой! Какой-то проходимец, босяк, жулик Распутин хвастает письмом
царицы к нему, а в письме она пишет, что ей хорошо только тогда, когда она приклонится к его плечу.
Царица России, а? Этот шарлатан называет семью
царя — мои, а?
— Единственный умный
царь из этой семьи — Петр Первый,
и это было так неестественно, что черный народ признал помазанника божия антихристом, слугой Сатаны, а некоторые из бояр подозревали в нем сына патриарха Никона, согрешившего с
царицей.
Я пытался,
Удачи ждал; давал большую цену
За жизнь людей
и посылал на дно
За жемчугом проворных водолазов,
И вынес мне один зерно такое,
Какого нет в коронах у
царей,
Ни у
цариц в широких ожерельях.
Обрадованный таким благосклонным вниманием, кузнец уже хотел было расспросить хорошенько
царицу о всем: правда ли, что
цари едят один только мед да сало,
и тому подобное; но, почувствовав, что запорожцы толкают его под бока, решился замолчать;
и когда государыня, обратившись к старикам, начала расспрашивать, как у них живут на Сечи, какие обычаи водятся, — он, отошедши назад, нагнулся к карману, сказал тихо: «Выноси меня отсюда скорее!» —
и вдруг очутился за шлагбаумом.
Земля, которую некогда попирали стопы благочестивых
царей и благоверных
цариц русских, притекавших сюда, под тихую сень святых обителей, отдохнуть от царственных забот
и трудов
и излить воздыхания сокрушенных сердец своих!
За ратниками сани, в них
царь с
царицею и с царевичем.
Когда зачиналась каменна Москва,
Зачинался
царь Иван, государь Васильевич.
Как ходил он под Казань-город,
Под Казань-город, под Астрахань;
Он Казань-город мимоходом взял,
Полонил
царя и с
царицею;
Выводил измену из Пскова,
Из Пскова
и из Новгорода.
И когда
царем был Петр III или когда его убили
и царицей стала в одной части России Екатерина, а в другой — Пугачев.
Неужто исчезли оба —
и этот
царь,
и эта савская
царица исчезли!..
Где Соломон, где эта савская
царица, которая так рабски шла, чтоб положить свою дань благоговения к ногам
царя и исполина мысли?..
— Будут. Трёх
царей да
царицу пережил — нате-ко! У скольких хозяев жил, все примёрли, а я — жив! Вёрсты полотен наткал. Ты, Илья Васильев, настоящий, тебе долго жить. Ты — хозяин, ты дело любишь,
и оно тебя. Людей не обижаешь. Ты — нашего дерева сук, — катай! Тебе удача — законная жена, а не любовница: побаловала да
и нет её! Катай во всю силу. Будь здоров, брат, вот что! Будь здоров, говорю…
И когда все было готово, то пригласил Соломон свою царственную гостью на свидание. Окруженная пышной свитой, она идет по комнатам Ливанского дома
и доходит до коварного бассейна. На другом конце его сидит
царь, сияющий золотом
и драгоценными камнями
и приветливым взглядом черных глаз. Дверь отворяется перед
царицей,
и она делает шаг вперед, но вскрикивает
и…
Любовь же бедной девушки из виноградника
и великого
царя никогда не пройдет
и не забудется, потому что крепка, как смерть, любовь, потому что каждая женщина, которая любит, —
царица, потому что любовь прекрасна!
Вот прозрачный камень цвета медной яри. В стране эфиопов, где он добывается, его называют Мгнадис-Фза. Мне подарил его отец моей жены,
царицы Астис, египетский фараон Суссаким, которому этот камень достался от пленного
царя. Ты видишь — он некрасив, но цена его неисчислима, потому что только четыре человека на земле владеют камнем Мгнадис-Фза. Он обладает необыкновенным качеством притягивать к себе серебро, точно жадный
и сребролюбивый человек. Я тебе его дарю, моя возлюбленная, потому что ты бескорыстна.
На торжественных выходах, на дворцовых обедах
и в дни суда оказывал Соломон ей почтительность, как
царице и дочери
царя, но душа его была мертва для нее.
Много подобных загадок предлагала
царица Соломону, но не могла унизить его мудрость,
и всеми тайными чарами ночного сладострастия не сумела она сохранить его любви.
И когда наскучила она наконец
царю, он жестоко, обидно насмеялся над нею.
Также разделял он ложе с Балкис-Македа,
царицей Савской, превзошедшей всех женщин в мире красотой, мудростью, богатством
и разнообразием искусства в страсти;
и с Ависагой-сунамитянкой, согревавшей старость
царя Давида, с этой ласковой, тихой красавицей, из-за которой Соломон предал своего старшего брата Адонию смерти от руки Ванеи, сына Иодаева.
— Подлые
и распутные от последней уличной…
и даже до
цариц! Савская
царица к
царю Соломону пустыней ездила за две тысячи верст для распутства. А также
царица Екатерина, хоша
и прозвана Великой…
Долго
царь был неутешен,
Но как быть?
и он был грешен;
Год прошел как сон пустой,
Царь женился на другой.
Правду молвить, молодица
Уж
и впрямь была
царица:
Высока, стройна, бела...
Царь с
царицею простился,
В путь-дорогу снарядился,
И царица у окна
Села ждать его одна.
«Великому, избранному от Бога,
Им чтимому
и им превознесенну,
И скифетры полночныя страны
Самодержащему
царю Борису,
С
царицею, с царевичем его
И всеми дома царского ветвями,
Мы, сущие в палате сей, воздвигли,
В душевное спасенье
и во здравье
Телесное, сию с молитвой чашу.
Все вести
О нем я, матушка-царица, прямо,
Как слышал, так
и отписал к
царю,
Не утаил ни слова.
И за нею вмиг от сна
Поднялося все кругом:
Царь,
царица, царский дом...
По широким ступеням
Хочет вверх идти; но там
На ступенях
царь лежит
И с
царицей вместе спит.
Объявили царску волю —
Ей
и сыну злую долю,
Прочитали вслух указ
И царицу в тот же час
В бочку с сыном посадили,
Засмолили, покатили
И пустили в Окиян —
Так велел-де
царь Салтан.
Допьяна гонца поят
И в суму его пустую
Суют грамоту другую —
И привез гонец хмельной
В тот же день приказ такой:
«
Царь велит своим боярам,
Времени не тратя даром,
И царицу и приплод
Тайно бросить в бездну вод».
В сени вышел царь-отец.
Все пустились во дворец.
Царь недолго собирался:
В тот же вечер обвенчался.
Царь Салтан за пир честной
Сел с
царицей молодой;
А потом честные гости
На кровать слоновой кости
Положили молодых
И оставили одних.
В кухне злится повариха,
Плачет у станка ткачиха —
И завидуют оне
Государевой жене.
А
царица молодая,
Дела вдаль не отлагая,
С первой ночи понесла.
Только вымолвить успела,
Дверь тихонько заскрыпела,
И в светлицу входит
царь,
Стороны той государь.
Во все время разговора
Он стоял позадь забора;
Речь последней по всему
Полюбилася ему.
«Здравствуй, красная девица, —
Говорит он, — будь
царицаИ роди богатыря
Мне к исходу сентября.
Вы ж, голубушки-сестрицы,
Выбирайтесь из светлицы.
Поезжайте вслед за мной,
Вслед за мной
и за сестрой:
Будь одна из вас ткачиха,
А другая повариха».
Царь слезами залился,
Обнимает он
царицу,
И сынка,
и молодицу,
И садятся все за стол...
Вдруг шатер
Распахнулся…
и девица,
Шамаханская
царица,
Вся сияя, как заря,
Тихо встретила
царя.
«
Царица! Я пленён тобою!
Я был в Египте лишь рабом,
А ныне суждено судьбою
Мне быть поэтом
и царём!
В «синодике» после святейших патриархов
и благочестивых
царей вписаны были старинные знатные роды: Лопухиных, Головиных, князей Ромодановских, Троекуровых, Голицыных, Куракиных. А первее всех писан род князей Болховских.
И под тем родом такие слова приписаны были: «…
и сродников их:
царей и великих князей Петра
и Петра всея Великия
и Малыя
и Белыя России,
царицы Евдокии во иночестве Елены, царевича Алексия
и царевны Наталии… Не постави им сый человеколюбче во осуждение забвения древлеотеческих преданий».
Джу́ма прошла; с рассветом коня
царю оседлали,
и поехал он к
царице с малым числом провожатых.
Царь,
и особенно
царица, поверили в Распутина, как в народ.
Сумев внушить к себе искреннюю любовь своего венценосного супруга, она незаметно подчинила его своему благородному влиянию,
и царь, приблизив к себе иерея Сильвестра
и Алексея Адашева, начал тот славный период своего царствования, о котором с восторгом говорят русские
и иноземные летописцы, славный не только делами внешними, успехами войн, но
и внутренними, продолжавшийся около шестнадцати лет, до самой смерти
царицы Анастасии
и удаления Сильвестра
и Адашева по проискам врагов.
Тысячные толпы народа приветствовали батюшку-царя
и матушку-царицу.
В одном из них, отличавшемся от других величиною
и убранством, сидела царевна София Алексеевна, окруженная сестрами своими, молодою, пригожею
царицей Марфою Матвеевной, узнавшею столь рано печаль вдовства [Дочь Матвея Васильевича Апраксина, сочетавшаяся пятнадцатого февраля 1682 года с
царем Федором Алексеевичем, по прозванию Чахлым,
и овдовевшая, двадцати лет, двадцать седьмого апреля того ж года.],
и многими знатными девицами, приехавшими делить с подругами своими радости сельской, свободной жизни.
В 1536 году в нем приняла иночество вдова брата
царя Иоанна IV, княгиня Иулияния Дмитриевна
и жила в построенных ей
царем богатых келиях — она там
и погребена;
царица Ирина Федоровна, по кончине супруга своего,
царя Федора Иоанновича, не внемля молениям бояр
и духовенства, постриглась в иночество в сей обители
и затворилась в келью,
и с нею вместе
и брат ее Борис Годунов, перешедший отсюда 30 апреля 1598 года в Кремлевский дворец на царство, согласно избрания духовенства, бояр
и народа.
Когда
царь защищает права
и честь своего народа на войне,
царица должна оставаться с народом, залогом его спокойствия — по крайней мере до последней крайности, если у ней недостает духа умереть с честью этого народа.
Здесь хранились, между прочим, филиграновые туалеты царевны Софьи Алексеевны
и царицы Евдокии Лукьяновны; хрустальный кубок императрицы Анны Иоанновны; серебряная пудреница Елизаветы Петровны, золотая финифтяная чарочка
царя Михаила Федоровича; часы, служившие шагомером
царю Алексею Михайловичу, модель скромного домика, в котором обитал Петр Великий в Саардаме; кукла, одетая по-голландски — копия с хозяйки этого домика; изображения Полтавской битвы
и морского сражения при Гангеуде, высеченные резцом Петра; табакерки, игольник
и наперсток работы Екатерины.
Картина была умилительная, встречающаяся только в России, где восторг народа при виде своей царицы-матушки или царя-батюшки искренно-непосредственен
и сердечно-шумен.
Далее он сообщал, что сам удостоился лицезреть
царя Иоанна Васильевича, навестившего Бориса Годунова
и осмотревшего его раны
и заволоки. Это посещение
царя было вызвано тем, что отец
царицы Федор Нагой обнес Годунова, говоря, что он скрывается не от болезни, а единственно от досады
и злости.
Когда читаешь письма последней русской
царицы к последнему русскому
царю, то всем существом своим чувствуешь, что революция предрешена
и неизбежна, что старый режим обречен
и возврат невозможен.
Она о чем-то горестно пела, обращаясь к
царице; но
царь строго махнул рукой,
и с боков вышли мужчины с голыми ногами
и женщины с голыми ногами,
и стали танцовать все вместе.
В беспокойстве он встал
и вышел в соседнюю комнату. Там старый придворный, сотрудник
и друг его покойного отца, стоял посредине комнаты, разговаривая с молодой
царицей, шедшей к своему мужу. Молодой
царь остановился с ними
и рассказал, обращаясь преимущественно к старому придворному, то, что он видел во сне,
и свои сомнения.