Неточные совпадения
Нет, поднялась вся нация, ибо переполнилось терпение
народа, — поднялась отмстить за посмеянье прав своих, за позорное унижение своих нравов, за оскорбление веры предков и святого обычая, за посрамление церквей, за бесчинства чужеземных панов, за угнетенье, за унию, за позорное владычество жидовства на
христианской земле — за все, что копило и сугубило с давних времен суровую ненависть козаков.
Наиболее положительные черты русского человека, обнаружившиеся в революции и войне, необыкновенная жертвенность, выносливость к страданию, дух коммюнотарности — есть черты
христианские, выработанные христианством в русском
народе, т. е. прошлым.
И думается, что для великой миссии русского
народа в мире останется существенной та великая
христианская истина, что душа человеческая стоит больше, чем все царства и все миры…
И в
христианском мире возможен пророческий мессианизм, сознание исключительного религиозного призвания какого-нибудь
народа, возможна вера, что через этот
народ будет сказано миру слово нового откровения.
Христос пришел для всех
народов, и все
народы имеют перед судом
христианского сознания свою судьбу и свой удел.
Одного избранного
народа Божьего не может быть в
христианском мире.
Но мессианская идея может оторваться от своей религиозно-христианской почвы и переживаться
народами, как исключительное духовно-культурное призвание.
Такое пророческое чувствование не исключает великого избрания и предназначения других
народов; оно есть лишь продолжение и восполнение дел, сотворенных всеми
народами христианского мира.
В
христианской истории нет одного избранного
народа Божьего, но разные
народы в разное время избираются для великой миссии, для откровений духа.
И я думаю, что в России, в русском
народе есть и исключительный, нарушивший свои границы национализм, и яростный исключительный еврейский мессианизм, но есть и истинно
христианский, жертвенный мессианизм.
Они хотели верить, что в русском
народе живет всечеловеческий
христианский дух, и они возносили русский
народ за его смирение.
Но
христианское мессианское сознание
народа может быть исключительно жертвенным сознанием, сознанием призванности
народа послужить миру и всем
народам мира делу их избавления от зла и страдания.
Такова судьба всего истинно социального, оно невольно влечет к круговой поруке
народов… Отчуждаясь, обособляясь, одни остаются при диком общинном быте, другие — при отвлеченной мысли коммунизма, которая, как
христианская душа, носится над разлагающимся телом.
Не за колдовство и не за богопротивные дела сидит в глубоком подвале колдун: им судия Бог; сидит он за тайное предательство, за сговоры с врагами православной Русской земли — продать католикам украинский
народ и выжечь
христианские церкви.
Христианские верования очень сильны в русском
народе.
Эх ты, Марьюшка, кровь татарская,
Ой ты, зла-беда
христианская!
А иди, ино, по своем пути —
И стезя твоя и слеза твоя!
Да не тронь хоть народа-то русского,
По лесам ходи да мордву зори,
По степям ходи, калмыка гони!..
Они верили, что христианство было усвоено русским
народом в большей чистоте, потому что почва, в которую
христианская истина упала, была более действенна.
Христианское призвание русского
народа было искажено.
Романтический русский царь был вдохновителем Священного союза, который, по его идее, должен был быть союзом
народов на почве
христианского универсализма.
Для Хомякова вселенский собор тоже не был авторитетом, навязывающим церковному
народу свое понимание
христианской истины.
Он верил, что «начнется переворот не где-нибудь, а именно в России, потому что нигде, как в русском
народе, не удержалось в такой силе и чистоте
христианское мировоззрение».
Христианское общество вначале было смиренно, кротко, скрывалося в пустынях и вертепах, потом усилилось, вознесло главу, устранилось своего пути, вдалося суеверию; в исступлении шло стезею,
народам обыкновенною; воздвигло начальника, расширило его власть, и папа стал всесильный из царей.
Для покорения христианству диких
народов, которые нас не трогают и на угнетение которых мы ничем не вызваны, мы, вместо того чтобы прежде всего оставить их в покое, а в случае необходимости или желания сближения с ними воздействовать на них только
христианским к ним отношением,
христианским учением, доказанным истинными
христианскими делами терпения, смирения, воздержания, чистоты, братства, любви, мы, вместо этого, начинаем с того, что, устраивая среди них новые рынки для нашей торговли, имеющие целью одну нашу выгоду, захватываем их землю, т. е. грабим их, продаем им вино, табак, опиум, т. е. развращаем их и устанавливаем среди них наши порядки, обучаем их насилию и всем приемам его, т. е. следованию одному животному закону борьбы, ниже которого не может спуститься человек, делаем всё то, что нужно для того, чтобы скрыть от них всё, что есть в нас
христианского.
Среди русского
народа, в котором, особенно со времени Петра I, никогда не прекращался протест христианства против государства, среди русского
народа, в котором устройство жизни таково, что люди общинами уходят в Турцию, в Китай, в необитаемые земли и не только не нуждаются в правительстве, но смотрят на него всегда как на ненужную тяжесть и только переносят его как бедствие, будь оно турецкое, русское или китайское, — среди русского
народа в последнее время стали всё чаще и чаще появляться случаи
христианского сознательного освобождения отдельных лиц от подчинения себя правительству.
Не может этого быть: не может быть того, чтобы мы, люди нашего времени, с нашим вошедшим уже в нашу плоть и кровь
христианским сознанием достоинства человека, равенства людей, с нашей потребностью мирного общения и единения
народов, действительно жили бы так, чтобы всякая наша радость, всякое удобство оплачивалось бы страданиями, жизнями наших братий и чтобы мы при этом еще всякую минуту были бы на волоске от того, чтобы, как дикие звери, броситься друг на друга,
народ на
народ, безжалостно истребляя труды и жизни людей только потому, что какой-нибудь заблудший дипломат или правитель скажет или напишет какую-нибудь глупость другому такому же, как он, заблудшему дипломату или правителю.
Несправедливо потому, что люди, стоящие на низшей степени развития, те самые
народы и люди, которых защитники существующего строя представляет помехой для осуществления
христианского строя жизни, это самые те люди, которые всегда сразу массами переходят на сторону истины, принятой общественным мнением.
Для покорения христианству диких людей внехристианского мира — всех зулусов, и манджуров, и китайцев, которых многие считают за диких, — и людей диких, живущих в среде
христианского мира, есть только одно, одно средство: распространение среди этих
народов христианского общественного мнения, устанавливающегося только
христианскою жизнью,
христианскими поступками,
христианскими примерами.
«Но если даже и справедливо, — скажут защитники существующего строя, — то, что общественное мнение, при известной степени своей определенности и ясности, может заставить инертную массу людей внехристианских обществ — нехристианские
народы — и людей испорченных и грубых, живущих среди обществ, подчиниться ему, то какие признаки того, что это
христианское общественное мнение возникло и может заменить действие насилия?
«Для того, чтобы произошел этот процесс охристианения всех людей, чтобы все люди одни за другими перешли от языческого жизнепонимания к
христианскому и добровольно отказывались бы от власти и богатства и никто бы не желал пользоваться ими, нужно, чтобы не только переделались в христианство все те грубые, полудикие, совершенно не способные воспринять христианство и следовать ему, люди, которых всегда много среди каждого
христианского общества, но и все дикие и вообще нехристианские
народы, которых еще так много вне его.
Люди говорят, что
христианская жизнь без насилия не может установиться потому, что есть дикие
народы внехристианского общества — в Африке, в Азии (некоторые такою угрозою нашей цивилизации представляют китайцев), и есть такие дикие, испорченные и, по новой теории наследственности, прирожденные преступники среди
христианских обществ, и что для удержания тех и других людей от разрушения нашей цивилизации необходимо насилие.
И вот эта-то вера, и никакая другая, называемая православной, т. е. настоящей верой, под видом
христианской, всеми силами в продолжение многих веков и с особенным напряжением теперь внушается
народу.
Можно находить, что ответ, данный Христом, неправилен; можно выставить на место его другой, лучший, найдя такой критериум, который для всех несомненно и одновременно определял бы зло; можно просто не сознавать сущности вопроса, как не сознают этого дикие
народы, но нельзя, как это делают ученые критики
христианского учения, делать вид, что вопроса никакого вовсе и не существует или что признание за известными лицами или собраниями людей (тем менее, когда эти люди мы сами) права определять зло и противиться ему насилием разрешает вопрос; тогда как мы все знаем, что такое признание нисколько не разрешает вопроса, так как всегда есть люди, не признающие за известными людьми или собраниями этого права.
И вот для проповедания этого
христианского учения и подтверждения его
христианским примером, мы устраиваем среди этих людей мучительные тюрьмы, гильотины, виселицы, казни, приготовления к убийству, на которые употребляем все свои силы, устраиваем для черного
народа идолопоклоннические вероучения, долженствующие одурять их, устраиваем правительственную продажу одурманивающих ядов — вина, табаку, опиума; учреждаем даже проституцию; отдаем землю тем, кому она не нужна; устраиваем зрелища безумной роскоши среди нищеты; уничтожаем всякую возможность всякого подобия
христианского общественного мнения; старательно разрушаем устанавливающееся
христианское общественное мнение и потом этих-то самых нами самими старательно развращенных людей, запирая их, как диких зверей, в места, из которых они не могут выскочить и в которых они еще более звереют, или убивая их, — этих самых нами со всех сторон развращенных людей приводим в доказательство того, что на людей нельзя действовать иначе, как грубым насилием.
Положение
народов христианских в наше время осталось столь же жестоким, каким оно было во времена язычества. Во многих отношениях, в особенности в порабощении людей, оно стало даже более жестоким, чем было во времена язычества.
И действительно, трудно придумать положение, которое было бы бедственнее того, в котором находится теперь
христианский мир с своими вооруженными друг против друга
народами, с своими постоянно неудержимо возрастающими для поддержания всё растущих этих вооружений податями, со всё разгорающейся ненавистью рабочего сословия к богатому, с висящим надо всеми дамокловым мечом войны, всякую секунду готовым и необходимо долженствующим рано или поздно оборваться.
Но когда я говорил, что такого ограничения не сделано в божьем законе, и упоминал об обязательном для всех
христианском учении братства, прощения обид, любви, которые никак не могли согласоваться с убийством, люди из
народа обыкновенно соглашались, но уже с своей стороны задавали мне вопрос: каким же образом делается то, спрашивали они, что правительство, которое, по их понятиям, не может ошибаться, распоряжается, когда нужно, войсками, посылая их на войну, и казнями преступников?
[Стефан Великопермский (1340–1396) — проповедник
христианского учения среди
народов Севера.]
К несчастию, все их усилия не были в состоянии возвысить
народ до совершенно чистых и правильных понятий о
христианской религии.
Радостно вздохнула Русь, благодарные молитвы огласили храмы божии, и с
христианским смирением торжествовал
народ свое спасение и победы на враги.
Молите всем
народом христианскимЛюдей служилых быть в соединенье
И заодно стоять против врагов
И всех предателей хрестьянской веры.
Андрей Семеныч!
Ты вздумай, если нашим нераденьем
Московскому крещеному
народуКонечная погибель учинится,
Иссякнет корень
христианской веры,
И благолепие церквей Господних
В Московском государстве упразднится,
Какой ответ дадим мы в оный день,
В день страшного суда?
Николай Иванович. Да нет, я вас спрашиваю, как по
христианскому закону надо поступить мне, когда я познал свой грех ограбления
народа и порабощения его землею? Как поступить: продолжать владеть землей, пользуясь трудами голодных, отдавая их вот на это? (Указывает на лакея, вносящего завтрак и вино.) Или отдать землю тем, у кого ограбили ее мои предки?
Таким образом, является то мрачное понятие о теле, как темнице души, которое существовало у до-христианских
народов.
В Москву, в Киев, в Владимир привозят трупы
христианских витязей, убиенных неверными, и
народ, осыпав, пеплом главу свою, с воплем встречает их; в Новгород привозят товары чужеземные, и
народ с радостными восклицаниями приветствует гостей [То есть купцов.
И, вероятно, она еще глубже вкоренилась бы в нашем
народе, если бы не явилось противодействия ей со стороны другого влияния — греко-христианского.
Но в русском
народе, особенно по захолустьям, рядом с
христианскими верованьями и строгими обрядами церкви твердо держатся обряды стародавние, заботно берегутся обломки верований в веселых старорусских богов…
Не
христианским, думаю, резцом
Зверь вытесан. Мы древнего
народаУзнаем труд, коль ближе подойдем».
У
народов, признающих более низкие, чем
христианское, вероучения, есть определенное наложничество и многоженство и многомужество, ограниченное известными пределами, но нет той полной распущенности, проявляющейся в наложничестве, многоженстве и многомужестве, царящей среди людей
христианского мира и скрывающейся под видом воображаемого единобрачия.
Говорил он, рассказывал, ровно маслом размазывал, как стояли они в Полтаве, в городе хохлацком, стоит город на горе, ровно пава, а весь в грязи, ровно жаба, а хохлы в том городу́
народ христианский, в одного с нами Бога веруют, а все-таки не баба их породила, а индюшка высидела — из каждого яйца по семи хохлов.
Я переоделась в мужское платье, объездила все наши (живущие в России)
народы христианские и нехристианские, проехала через всю Россию, была в Петербурге и познакомилась там с некоторыми знатными людьми, бывшими друзьями покойного отца моего.