Неточные совпадения
― Я пришел вам сказать, что я завтра уезжаю в Москву и не вернусь более в этот дом, и вы
будете иметь известие о моем решении чрез
адвоката, которому я поручу дело развода. Сын же мой переедет к сестре, ― сказал Алексей Александрович, с усилием вспоминая то, что он
хотел сказать о сыне.
— Он говорил о том, о чем я сама
хочу говорить, и мне легко
быть его
адвокатом: о том, нет ли возможности и нельзя ли… — Дарья Александровна запнулась, — исправить, улучшить твое положение… Ты знаешь, как я смотрю… Но всё-таки, если возможно, надо выйти замуж…
— Аминь, — густо сказал Ерухимович, но ироническое восклицание его
было погашено,
хотя и не очень дружным, но громким — ура.
Адвокат,
выпив вина, вызывающе посматривал на Ерухимовича, но тот, подливая в бокал шампанского красное вино,
был всецело занят этим делом. Вскочил Алябьев и быстро, звонко начал...
— Алеша-то Гогин, должно
быть, не знает, что арест на деньги наложен
был мною по просьбе Кутузова. Ладно, это я устрою, а ты мне поможешь, — к своему
адвокату я не
хочу обращаться с этим делом. Ты — что же, — в одной линии со Степаном?
— Почему вы живете здесь? Жить нужно в Петербурге, или — в Москве, но это — на худой конец. Переезжайте в Петербург. У меня там
есть хороший знакомый, видный
адвокат, неославянофил, то
есть империалист, патриот, немножко — идиот, в общем — ‹скот›. Он мне кое-чем обязан, и
хотя у него, кажется, трое сотрудников, но и вам нашлась бы хорошая работа. Переезжайте.
«Я не думаю, что Иван Акимович оставил завещание, это
было бы не в его характере. Но, если б ты
захотел — от своего имени и от имени брата — ознакомиться с имущественным положением И. А., Тимофей Степанович рекомендует тебе хорошего
адвоката». Дальше следовал адрес известного цивилиста.
«Неужели я
был такой? — думал Нехлюдов, продолжая свой путь к
адвокату. — Да, хоть не совсем такой, но
хотел быть таким и думал, что так и проживу жизнь».
— Видите, сударь, нам такие дела несподручны, — медленно промолвил старик, — суды пойдут,
адвокаты, сущая беда! А если
хотите, тут
есть один человек, вот к нему обратитесь…
— Помилуйте, зачем же это? Я вам советую дружески: и не говорите об Огареве, живите как можно тише, а то худо
будет. Вы не знаете, как эти дела опасны — мой искренний совет: держите себя в стороне; тормошитесь как
хотите, Огареву не поможете, а сами попадетесь. Вот оно, самовластье, — какие права, какая защита;
есть, что ли,
адвокаты, судьи?
— Я знаю ее характер: не пойдет… А поголодает, посидит у хлеба без воды и выкинет какую-нибудь глупость.
Есть тут один
адвокат, Мышников, так он давно за ней ухаживает. Одним словом, долго ли до греха? Так вот я и
хотел предложить с своей стороны… Но от меня-то она не примет. Ни-ни! А ты можешь так сказать, что много
был обязан Илье Фирсычу по службе и что мажешь по-родственному ссудить. Только требуй с нее вексель, a то догадается.
— Ну тебя в болото! — почти крикнула она. — Знаю я вас! Чулки тебе штопать? На керосинке стряпать? Ночей из-за тебя не спать, когда ты со своими коротковолосыми
будешь болты болтать? А как ты заделаешься доктором, или
адвокатом, или чиновником, так меня же в спину коленом: пошла, мол, на улицу, публичная шкура, жизнь ты мою молодую заела.
Хочу на порядочной жениться, на чистой, на невинной…
Тяжущиеся стороны проявляли наклонность к экономии и предпочитали мириться на более дешевых основаниях, то
есть не прибегая к суду или же предлагая за защиту своих интересов такое вознаграждение, о котором
адвокат первоначальной формации и слышать бы не
хотел.
Мы оба обвинялись в одних и тех же преступлениях, а именно: 1) в тайном сочувствии к превратным толкованиям, выразившемся в тех уловках, которые мы употребляли, дабы сочувствие это ни в чем не проявилось; 2) в сочувствии к мечтательным предприятиям вольнонаемного полководца Редеди; 3) в том, что мы поступками своими вовлекли в соблазн полицейских чинов Литейной части, последствием какового соблазна
было со стороны последних бездействие власти; 4) в покушении основать в Самарканде университет и в подговоре к тому же купца Парамонова; 5) в том, что мы, зная силу законов, до нерасторжимости браков относящихся, содействовали совершению брака
адвоката Балалайкина, при живой жене, с купчихой Фаиной Стегнушкиной; 6) в том, что мы, не участвуя лично в написании подложных векселей от имени содержательницы кассы ссуд Матрены Очищенной, не воспрепятствовали таковому писанию,
хотя имели полную к тому возможность; 7) в том, что,
будучи на постоялом дворе в Корчеве, занимались сомнительными разговорами и, между прочим, подстрекали мещанина Разно Цветова к возмущению против купца Вздолшикова; 8) в принятии от купца Парамонова счета, под названием"Жизнеописание", и в несвоевременном его опубликовании, и 9) во всем остальном.
В сей крайности за устройство брака взялся Иван Тимофеич и, как мы видели, сыскал
адвоката Балалайкина, который
хотя и не вполне подходил к этой цели, но зато у него в гербе
был изображен римский огурец, обвитый лентой, на которой читался девиз рода Балалайкиных...
Мнения разделились. Очищенный, на основании прежней таперской практики, утверждал, что никаких других доказательств не нужно; напротив того, Балалайкин, как
адвокат, настаивал, что, по малой мере, необходимо совершить еще подлог. Что касается до меня, то
хотя я и опасался, что одного двоеженства
будет недостаточно, но, признаюсь, мысль о подлоге пугала меня.
— Ни в прошлом году, ни в нынешнем я не съел ни одной! Все съели
адвокаты,
хотя урожай
был отличнейший! Чтобы не умереть с голоду, я вынужден писать газетные корреспонденции по полторы копейки за строчку. Но и там урезывают!
Один молодой
адвокат глядел как-то томно и
был как бы обескуражен;
хотя же я и слышал, как он сквозь зубы процедил...
— Они говорят, — вступился
адвокат, указывая на даму, — что брак должен вытекать, во-первых, из привязанности, любви, если
хотите, и что если налицо
есть таковая, то только в этом случае брак представляет из себя нечто, так сказать, священное. Затем, что всякий брак, в основе которого не заложены естественные привязанности — любовь, если
хотите, не имеет в себе ничего нравственно-обязательного. Так ли я понимаю? — обратился он к даме.
Но в эту минуту в прихожей раздался звонок, и уже пожилой, плешивый, наполовину седой
адвокат вздрогнул так сильно, что Саше стало жалко его и неловко. И
хотя был приемный час и по голосу прислуги слышно
было, что это пришел клиент, Ш. на цыпочках подкрался к двери и долго прислушивался; потом, неискусно притворяясь, что ему понадобилась книга, постоял у книжного богатого шкапа и медленно вернулся на свое место. И пальцы у него дрожали сильнее.
Окоемов. Никакой дуэли не
будет, зачем? А вот со мной револьвер, не
хотите ли, я лучше вас так убью? Это мне ничего не стоит. И меня оправдают. Знаете, что
адвокат будет говорить?
Он целые дни торчал в окружном суде, в палате, у своего
адвоката, часто, вечерами, привозил на извозчике множество кульков, свертков, бутылок и устраивал у себя, в грязной комнате с провисшим потолком и кривым полом, шумные пиры, приглашая студентов, швеек — всех, кто
хотел сытно
поесть и немножко
выпить. Сам Рыжий Конь
пил только ром, напиток, от которого на скатерти, платье и даже на полу оставались несмываемые темно-рыжие пятна, —
выпив, он завывал...
Молодой
адвокат. Погодите, перерыв
будет сейчас. (
Хочет уходить, встречает князя Абрезкова.)
Раньше Анне Акимовне ни разу не приходилось слышать, чтобы
адвокату к праздникам посылались наградные, и теперь она находилась в затруднении: сколько ему дать? А дать
было нужно, так как он ждал,
хотя смотрел на нее глазами, полными любви.
Чугунова. Константин подаст, я тебе не приказывала. Что, мать Мелания, а? Делается-то — что? Гляди-ко ты: нотарусы да
адвокаты купечеству смирненько служили, а теперь даже и не в ровни лезут, а командовать
хотят нашим-то сословием, а? Воеводами себя объявляют… Что молчишь? Ты у нас бойкая
была, ты — умная, хозяйственная… Не чужая нам плоть-кость…
Николай. А вот когда я
был маленьким Жюль-Фавром и воображал, что я первый
адвокат в Москве, я зажил очень широко. После студенческого безденежья, да вдруг тысячи три-четыре в кармане, ну голова-то и закружилась. Обеды да кутежи, обленился, да и дел серьезных не
было, и оказалось к концу года, что денег нет, а долгов,
хотя небольших, довольно. Вот тут-то я и сделал непростительную глупость, от которой теперь погибаю.
А ее нельзя закрывать ни на один день, читатель.
Хотя она и кажется вам маленькой и серенькой, неинтересной,
хотя она и не возбуждает в вас ни смеха, ни гнева, ни радости, но всё же она
есть и делает свое дело. Без нее нельзя… Если мы уйдем и оставим наше поле хоть на минуту, то нас тотчас же заменят шуты в дурацких колпаках с лошадиными бубенчиками, нас заменят плохие профессора, плохие
адвокаты да юнкера, описывающие свои нелепые любовные похождения по команде: левой! правой!
По делу завернул он снова прошлым летом, даже останавливаться на ночь не
хотел, рассчитывал покончить все одним днем и чем свет «уйти» на другом пароходе кверху, в Рыбинск. Куда деваться вечером? В увеселительный сад… Их даже два
было тогда; теперь один хозяин прогорел. Знакомые нашлись у него в городе: из пароходских кое-кто, инженер, один
адвокат заезжий, шустрый малый, ловкий на все и порядочный кутила.
Все эти члены тогдашней оппозиции обходились с Гамбеттой как с равным,
хотя он
был еще тогда только газетный репортер и
адвокат с очень малой практикой. Но он уже приобрел известность оратора на сходках молодежи Латинского квартала. Его красноречие уже лилось рекой, всего чаще в тогдашнем Cafe Procope — древнем кафе (еще из XVIII века), теперь уже там не существующем.
Захотелось напиться и Палтусову; за обедом это ему не удалось. Но не затем ли, чтоб не шевелить в душе никаких лишних вопросов? Когда хмель вступит в свои права, легко и сладко со всеми целоваться: и с чистым юношей, и с пройдохой
адвокатом, и с ожирелым клубным игроком, с кем
хочешь! Не разберешь — кто
был студентом, кто нет.
Гамбетта
хотя и
адвокат по своему званию, но, в сущности, никогда не переставал
быть журналистом, да и до сих пор хозяин журнала, пишущий в нем руководящие статьи.
Татьяна, Варя и он
были почти одних лет; но тогда он
был студентом, а они уже взрослыми девушками-невестами и на него смотрели, как на мальчика. И теперь,
хотя он
был уже
адвокатом и начинал седеть, они всё еще называли его Мишей и считали молодым, и говорили, что он еще ничего не испытал в жизни.
Ипполитов.
Будьте покойны, дуэли ни кровавой, ни чернильной не последует; ваш сын исполнил свое слово…
хотя честь… но это к делу нейдет. Теперь я обязан с вами расквитаться. Но прежде удовлетворения с нашей, виноватой стороны, позвольте спросить вас, почтеннейший Флегонтыч, как известного юриста и знаменитого
адвоката… (Тихо Мухоморову.) Скажу вам по секрету, мы знаем все о Гориславской: и происхождение ее, и за что ее выдавали…
Одно, что мне не нравилось по этому делу,
был выбор адвоката-поляка,
хотя и умного дельца, но, как мне сказали, слишком смелого, готового иногда, очертя голову, и на нечистые извороты.
Яскулка не
хотел принять меня и, чтобы я как-нибудь не переступил через порог его дома, выехал из своего фольварка к одной родственнице. Пренебрегая несправедливым гневом безумца, я стал хлопотать, чтобы не притягивали его к уголовному суду. Мне это удалось, так как составление фальшивой грамоты
было прямым делом его
адвоката, уже пострадавшего за свое преступление.