Неточные совпадения
На другой день утром я проснулся рано; но Максим Максимыч предупредил меня. Я нашел его
у ворот сидящего на скамейке. «Мне надо
сходить к коменданту, — сказал он, — так пожалуйста, если Печорин придет, пришлите за мной…»
За нею
прошла княгиня и
у ворот раскланялась с Раевичем.
В сей утомительной прогулке
Проходит час-другой, и вот
У Харитонья в переулке
Возок пред домом
у воротОстановился. К старой тетке,
Четвертый год больной в чахотке,
Они приехали теперь.
Им настежь отворяет дверь,
В очках, в изорванном кафтане,
С чулком в руке, седой калмык.
Встречает их в гостиной крик
Княжны, простертой на диване.
Старушки с плачем обнялись,
И восклицанья полились.
В контору надо было идти все прямо и при втором повороте взять влево: она была тут в двух шагах. Но, дойдя до первого поворота, он остановился, подумал, поворотил в переулок и пошел обходом, через две улицы, — может быть, безо всякой цели, а может быть, чтобы хоть минуту еще протянуть и выиграть время. Он шел и смотрел в землю. Вдруг как будто кто шепнул ему что-то на ухо. Он поднял голову и увидал, что стоит
у тогодома,
у самых
ворот. С того вечера он здесь не был и мимо не
проходил.
Контора была от него с четверть версты. Она только что переехала на новую квартиру, в новый дом, в четвертый этаж. На прежней квартире он был когда-то мельком, но очень давно. Войдя под
ворота, он увидел направо лестницу, по которой
сходил мужик с книжкой в руках; «дворник, значит; значит, тут и есть контора», и он стал подниматься наверх наугад. Спрашивать ни
у кого ни об чем не хотел.
— В Крыму был один социалист, так он
ходил босиком, в парусиновой рубахе, без пояса, с расстегнутым
воротом; лицо
у него детское, хотя с бородкой, детское и обезьянье. Он возил воду в бочке, одной старушке толстовке…
«Демократия, — соображал Клим Иванович Самгин,
проходя мимо фантастически толстых фигур дворников
у ворот каменных домов. — Заслуживают ли эти люди, чтоб я встал во главе их?» Речь Розы Грейман, Поярков, поведение Таисьи — все это само собою слагалось в нечто единое и нежелаемое. Вспомнились слова кадета, которые Самгин мимоходом поймал в вестибюле Государственной думы: «Признаки новой мобилизации сил, враждебных здравому смыслу».
— Да, темно на дворе, — скажет она. — Вот, Бог даст, как дождемся Святок, приедут погостить свои, ужо будет повеселее, и не видно, как будут
проходить вечера. Вот если б Маланья Петровна приехала, уж тут было бы проказ-то! Чего она не затеет! И олово лить, и воск топить, и за
ворота бегать; девок
у меня всех с пути собьет. Затеет игры разные… такая право!
Лесничий соскочил и начал стучать рукояткой бича в
ворота.
У крыльца он предоставил лошадей на попечение подоспевшим Прохору, Тараске, Егорке, а сам бросился к Вере, встал на подножку экипажа, взял ее на руки и, как драгоценную ношу, бережно и почтительно внес на крыльцо,
прошел мимо лакеев и девок, со свечами вышедших навстречу и выпучивших на них глаза, донес до дивана в зале и тихо посадил ее.
Объяснение это последовало при странных и необыкновенных обстоятельствах. Я уже упоминал, что мы жили в особом флигеле на дворе; эта квартира была помечена тринадцатым номером. Еще не войдя в
ворота, я услышал женский голос, спрашивавший
у кого-то громко, с нетерпением и раздражением: «Где квартира номер тринадцать?» Это спрашивала дама, тут же близ
ворот, отворив дверь в мелочную лавочку; но ей там, кажется, ничего не ответили или даже прогнали, и она
сходила с крылечка вниз, с надрывом и злобой.
В бумаге еще правительство, на французском, английском и голландском языках, просило остановиться
у так называемых Ковальских
ворот, на первом рейде, и не
ходить далее, в избежание больших неприятностей, прибавлено в бумаге, без объяснения, каких и для кого. Надо думать, что для губернаторского брюха.
Там то же почти, что и в Чуди: длинные, загороженные каменными, массивными заборами улицы с густыми, прекрасными деревьями: так что идешь по аллеям.
У ворот домов стоят жители. Они, кажется, немного перестали бояться нас, видя, что мы ничего худого им не делаем. В городе, при таком большом народонаселении, было живое движение. Много народа толпилось,
ходило взад и вперед; носили тяжести, и довольно большие, особенно женщины.
У некоторых были дети за спиной или за пазухой.
У четвертых
ворот, мимо которых
проходил Нехлюдов, его остановили со скрипом выезжающие из
ворот телеги, высоко наложенные ушлепанным навозом с наложенной на него рогожкой для сидения.
Проходя по двору, Алеша встретил брата Ивана на скамье
у ворот: тот сидел и вписывал что-то в свою записную книжку карандашом. Алеша передал Ивану, что старик проснулся и в памяти, а его отпустил ночевать в монастырь.
Она увидела, что идет домой, когда
прошла уже
ворота Пажеского корпуса, взяла извозчика и приехала счастливо, побила
у двери отворившего ей Федю, бросилась к шкапчику, побила высунувшуюся на шум Матрену, бросилась опять к шкапчику, бросилась в комнату Верочки, через минуту выбежала к шкапчику, побежала опять в комнату Верочки, долго оставалась там, потом пошла по комнатам, ругаясь, но бить было уже некого: Федя бежал на грязную лестницу, Матрена, подсматривая в щель Верочкиной комнаты, бежала опрометью, увидев, что Марья Алексевна поднимается, в кухню не попала, а очутилась в спальной под кроватью Марьи Алексевны, где и пробыла благополучно до мирного востребования.
Ехали мы, ехали часа полтора, наконец проехали Симонов монастырь и остановились
у тяжелых каменных
ворот, перед которыми
ходили два жандарма с карабинами. Это был Крутицкий монастырь, превращенный в жандармские казармы.
Он в продолжение нескольких лет постоянно через воскресенье обедал
у нас, и равно его аккуратность и неаккуратность, если он пропускал, сердили моего отца, и он теснил его. А добрый Пименов все-таки
ходил и
ходил пешком от Красных
ворот в Старую Конюшенную до тех пор, пока умер, и притом совсем не смешно. Одинокий, холостой старик, после долгой хворости, умирающими глазами видел, как его экономка забирала его вещи, платья, даже белье с постели, оставляя его без всякого ухода.
Но
проходит пять — десять минут, а Настасьи нет. Пахом тоже задержался
у ворот. Всем скучно с дедушкой, всем кажется, что он что-то старое-старое говорит. Наконец Настасья выплывает в столовую и молча заваривает чай.
В центре города были излюбленные трактиры
у извозчиков: «Лондон» в Охотном, «Коломна» на Неглинной, в Брюсовском переулке, в Большом Кисельном и самый центральный в Столешниковом, где теперь высится дом № 6 и где прежде
ходили стада кур и большой рыжий дворовый пес Цезарь сидел
у ворот и не пускал оборванцев во двор.
Как
у наших
у воротМного старцев и сирот
Ходят, ноют, хлеба просят,
Наберут — Петровне носят,
Для коров ей продают
И в овраге водку пьют.
Но, к удивлению Кишкина, Карачунский с шахты
прошел не к лошадям, стоявшим
у ворот ограды, а в противоположную сторону, прямо на него.
Анатомический театр представлял из себя длинное, одноэтажное темно-серое здание, с белыми обрамками вокруг окон и дверей. Было в самой внешности его что-то низкое, придавленное, уходящее в землю, почти жуткое. Девушки одна за другой останавливались
у ворот и робко
проходили через двор в часовню, приютившуюся на другом конце двора, в углу, окрашенную в такой же темно-серый цвет с белыми обводами.
Я еще не успел выбежать на улицу, не успел сообразить, что и как теперь делать, как вдруг увидел, что
у наших
ворот останавливаются дрожки и с дрожек
сходит Александра Семеновна, ведя за руку Нелли. Она крепко держала ее, точно боялась, чтоб она не убежала другой раз. Я так и бросился к ним.
Да ведь я… слушай, Наташа: да ведь я часто к тебе
ходил, и мать не знала, и никто не знал; то под окнами
у тебя стою, то жду: полсутки иной раз жду где-нибудь на тротуаре
у твоих
ворот!
В ее квартире была устроена тайная типография, и когда жандармы, узнав об этом, явились с обыском, она, успев за минуту перед их приходом переодеться горничной, ушла, встретив
у ворот дома своих гостей, и без верхнего платья, в легком платке на голове и с жестянкой для керосина в руках, зимою, в крепкий мороз,
прошла весь город из конца в конец.
Он
прошел дальше и завернул за угол. В глубине палисадника,
у Назанского горел огонь. Одно из окон было раскрыто настежь. Сам Назанский, без сюртука, в нижней рубашке, расстегнутой
у ворота,
ходил взад и вперед быстрыми шагами по комнате; его белая фигура и золотоволосая голова то мелькали в просветах окон, то скрывались за простенками. Ромашов перелез через забор палисадника и окликнул его.
Из окна направо была видна через
ворота часть грязной, черной улицы, с чьим-то забором по ту сторону. Вдоль этого забора, бережно ступая ногами в сухие места, медленно
проходили люди. «
У них целый день еще впереди, — думал Ромашов, завистливо следя за ними глазами, — оттого они и не торопятся. Целый свободный день!»
Пройдя шагов тысячу, стали попадаться люди и женщины, шедшие с корзинками на рынок; бочки, едущие за водой; на перекресток вышел пирожник; открылась одна калашная, и
у Арбатских
ворот попался извозчик, старичок, спавший, покачиваясь, на своих калиберных, облезлых, голубоватеньких и заплатанных дрожках.
Прошло три недели — дело замолкло. Выхожу я как-то вечером из дома — я жил в доме Вельтищева, на Б. Никитской, против консерватории, — а
у ворот встречает меня известный громила Болдоха, не раз бегавший из Сибири...
У m-r Пьера вытянулось лицо, но делать нечего; оставшись в сообществе с Аграфеной Васильевной, он пошел с ней неторопливым шагом, так как Аграфена Васильевна по тучности своей не могла быстро
ходить, и когда они вышли из
ворот тюрьмы, то карета Сусанны Николаевны виднелась уже далеко.
Воспользовавшись тем, что по вечерам Адонирам
ходил осматривать в храме работы, первый из них, Мафусаил, остановил его
у южных
ворот и стал требовать от него, чтобы он открыл ему слово мастеров; но Адонирам отказал ему в том и получил за то от Мафусаила удар молотком; потом то же повторилось с Адонирамом
у северных
ворот, где Фанор ударил его киркой.
На четвертый день, так же как и в тот раз, когда я
ходил перековываться, выстроились рано поутру арестанты, в два ряда, на площадке перед кордегардией,
у острожных
ворот.
Ходил по всем раскольникам и брал
у ворот сребреники.
Никого не встретив и никем не замеченный, Ахилла дошел до погоста в начале двенадцатого часа. Он посмотрел на
ворота; они заперты и слегка постукивают, колеблемые свежим весенним ветром. Черт, очевидно,
ходит не в эти
ворота, а
у него должна быть другая большая дорога.
«Уйду я лучше», — решил Кожемякин, тотчас же выбрался из круга людей, не оглядываясь пошёл вниз, по извилистой дорожке между сочных яблонь и густых кустов орешника. Но когда он
проходил ворота из сада во двор, за плечом
у него почтительно прозвучало приветствие Тиунова, и, точно ласковые котята, заиграли, запрыгали мягкие вопросы...
На Стрелецкой жили и встречались первые люди города: Сухобаевы, Толоконниковы, братья Хряповы, Маклаковы, первые бойцы и гуляки Шихана; высокий, кудрявый дед Базунов, — они осматривали молодого Кожемякина недружелюбно, едва отвечая на его поклоны. И
ходили по узким улицам ещё вальяжнее, чем все остальные горожане, говорили громко, властно, а по праздникам, сидя в палисадниках или
у ворот на лавочках, перекидывались речами через улицу.
Она приехала в Парашино нарочно вечером, оставила свою коляску
у околицы, а сама с горничной и лакеем, никем не узнанная (да ее мало и знали),
прошла до господского двора и через задние
ворота пробралась до самого флигеля, из которого неслись крик, песни и хохот, и твердою рукой отворила дверь…
Те из челядинцев, с которыми встречался Юрий, подъезжая к крыльцу, смотрели на него с удивлением: измятый и поношенный охабень, коим с ног до головы он был окутан, некрасивая одежда Алексея — одним словом, ничто не оправдывало дерзости незнакомого гостя, который, вопреки обычаю простолюдинов, не
сошел с лошади
у ворот и въехал верхом на двор гордого боярина.
В халатишке, в смешном колпаке и в туфлях, иногда босиком и даже без панталон, он
ходит по улицам, останавливаясь
у ворот и лавочек, и просит копеечку.
Старушка,
у которой уже совсем
прошел страх и отлегло сердце, поминутно отрывалась от дела и выбегала за
ворота.
У ворот он встретился с женою, которая, завидя его одного, ударилась в слезы; но Глеб
прошел мимо, не обратив на нее ни малейшего внимания.
Было еще темно, но кое-где в домах уже засветились огни и в конце улицы из-за казармы стала подниматься бледная луна. Лаптев сидел
у ворот на лавочке и ждал, когда кончится всенощная в церкви Петра и Павла. Он рассчитывал, что Юлия Сергеевна, возвращаясь от всенощной, будет
проходить мимо, и тогда он заговорит с ней и, быть может, проведет с ней весь вечер.
Няня пошла наверх в спальню и, взглянув на больную, сунула ей в руки зажженную восковую свечу. Саша в ужасе суетилась и умоляла, сама не зная кого,
сходить за папой, потом надела пальто и платок и выбежала на улицу. От прислуги она знала, что
у отца есть еще другая жена и две девочки, с которыми он живет на Базарной. Она побежала влево от
ворот, плача и боясь чужих людей, и скоро стала грузнуть в снегу и зябнуть.
Градобоев. Прикажете! А ты сперва подумай, велика ли ты птица, чтобы мне из-за тебя с хозяином твоим ссориться. Ведь его за
ворот не возьмешь, костылем внушения не сделаешь, как я вам делаю. Поди-ка заступись я за приказчика, что хозяева-то заговорят! Ни мучки мне не пришлют, ни лошадкам овсеца: вы, что ль, меня кормить-то будете? Ну, что, не
прошла ль
у тебя охота судиться-то? А то подожди, подожди, друг любезный!
Матрена
сходит с крыльца и идет по двору. Курослепов несколько времени спустя выходит на крыльцо,
у ворот Силан.
Прошло две недели. Квартирный хозяин во время сна отобрал
у мужика сапоги в уплату за квартиру… Остальное платье променено на лохмотья, и деньги проедены… Работы не находилось: на рынке слишком много нанимающихся и слишком мало нанимателей. С квартиры прогнали… Наконец он пошел просить милостыню и два битых часа тщетно простоял, коченея от холода. К
воротам то и дело подъезжали экипажи, и мимо
проходила публика. Но никто ничего не подал.
Прошла неделя, Вермана схоронили; Шульц перебрался в свой дом, над
воротами которого на мраморной белой доске было иссечено имя владельца и сочиненный им для себя герб. Шульц нигде не хлопотал об утверждении ему герба и не затруднялся особенно его избранием; он, как чисто русский человек, знал, что «
у нас в Разсеи из эстого просто», и изобразил себе муравейник с известной надписью голландского червонца: «Concordia res parvae crescunt». [При согласии и малые дела вырастают (лат.).]
Настя лежала в больнице. С тех пор как она тигрицею бросилась на железные
ворота тюрьмы за уносимым гробиком ее ребенка,
прошло шесть недель.
У нее была жестокая нервная горячка. Доктор полагал, что к этому присоединится разлитие оставшегося в грудях молока и что Настя непременно умрет. Но она не умерла и поправлялась. Состояние ее духа было совершенно удовлетворительное для тюремного начальства: она была в глубочайшей апатии, из которой ее никому ничем не удавалось вывести ни на минуту.
Завтра поезжай к своему тестю; но смотри, потешь его боярскую спесь; оставь сани
у ворот;
пройди через двор пешком; поговори с ним о его заслугах, о знатности — и он будет от тебя без памяти.
Если б дворник имел друзей,
ходил куда-нибудь, — можно было бы думать, что он сектант; за последние года появилось много разных сектантов. Но приятелей
у Тихона, кроме Серафима-плотника, не было, он охотно посещал церковь, молился истово, но всегда почему-то некрасиво открыв рот, точно готовясь закричать. Порою, взглянув в мерцающие глаза дворника, Артамонов хмурился, ему казалось, что в этих жидких глазах затаена угроза, он ощущал желание схватить мужика за
ворот, встряхнуть его...