Неточные совпадения
Но, прочтя потом историю церкви католического писателя и историю церкви православного писателя и увидав, что обе церкви, непогрешимые по сущности своей, отрицают одна другую, он разочаровался и в Хомяковском
учении о церкви, и это здание рассыпалось таким же прахом, как и
философские постройки.
И потому для уяснения этого вопроса он взял не Вольтера, Шопенгауера, Спенсера, Конта, а
философские книги Гегеля и религиозные сочинения Vіnеt, Хомякова и, естественно, нашел в них то самое, что ему было нужно: подобие успокоения и оправдания того религиозного
учения, в котором он был воспитан и которое разум его давно уже не допускал, но без которого вся жизнь переполнялась неприятностями, а при признании которого все эти неприятности сразу устранялись.
Он представил его человеком слабоумным, с зачатком некоторого смутного образования, сбитого с толку
философскими идеями не под силу его уму и испугавшегося иных современных
учений о долге и обязанности, широко преподанных ему практически — бесшабашною жизнию покойного его барина, а может быть и отца, Федора Павловича, а теоретически — разными странными
философскими разговорами с старшим сыном барина, Иваном Федоровичем, охотно позволявшим себе это развлечение — вероятно, от скуки или от потребности насмешки, не нашедшей лучшего приложения.
Исключительно умозрительное направление совершенно противуположно русскому характеру, и мы скоро увидим, как русский дух переработал Гегелево
учение и как наша живая натура, несмотря на все пострижения в
философские монахи, берет свое.
С точки зрения современной психологии мою изначальную тему можно было бы формулировать как различение между бессознательным и сознанием, но научная психология и ее представители не способны к
философскому обоснованию и развитию
учения о бессознательном.
Философия истории связана для него с
учением о Богочеловечестве, что и есть главная его заслуга перед русской религиозно-философской мыслью.
Религиозная тема. Религиозный характер русской философии. Разница между богословием и религиозной философией. Критика западного рационализма.
Философские идеи Киреевского и Хомякова. Идея соборности. Владимир Соловьев. Эротика. Интуиция всеединства. Бытие и сущее. Идея богочеловечества.
Учение о Софии. «Смысл любви». Религиозная философия Достоевского и Л. Толстого. Русская религиозная мысль в духовных академиях. Архиепископ Иннокентий. Несмелов. Тареев.
Учение о Софии, которое стало популярно в религиозно-философских и поэтических течениях начала XX в., связано с платоновским
учением об идеях. «София есть выраженная, осуществленная идея», — говорит Соловьев. «София есть тело Божие, материя Божества, проникнутая началом Божественного единства».
Лопатин подвел итоги длинной истории метафизического
учения о причинности и дал лучшее в современной
философской литературе
учение об отношении причинности к свободе.
На его вопрос, сделанный им мне по этому предмету довольно ловко, я откровенно ему сказал, что я пантеист [Пантеист — последователь религиозно-философского
учения, отождествляющего бога с природой, рассматривающего божество как совокупность законов природы.] и что ничем больше этого быть не могу.
— Я невежда в отношении Гегеля… С Фихте [Фихте Иоганн-Готлиб (1762—1814) — немецкий философ и публицист.] и Шеллингом [Шеллинг Фридрих-Вильгельм (1775—1854) — немецкий философ, оказавший заметное влияние на развитие русской
философской мысли, особенно в 20-е годы.] я знаком немного и уважаю их, хотя я сам весь, по существу моему, мистик; но знать, говорят, все полезно… Скажите, в чем состоит сущность
учения Гегеля: продолжатель ли он своих предшественников или начинатель чего-нибудь нового?..
Такой взгляд на Христа и его
учение вытекает из моей книги. Но, к удивлению моему, из числа в большом количестве появившихся на мою книгу критик, не было ни одной, ни русской, ни иностранной, которая трактовала бы предмет с той самой стороны, с которой он изложен в книге, т. е. которая посмотрела бы на
учение Христа как на
философское, нравственное и социальное (говоря опять языком научных людей)
учение. Ни в одной критике этого не было.
Через полгода Аполлон редко уже прибегал к моему оракулу, а затем стал самостоятельно читать
философские книги, начиная с Гегеля, которого
учение, распространяемое московскими юридическими профессорами с Редкиным и Крыловым во главе, составляло главнейший интерес частных бесед студентов между собою.
Из всего французского
учения он понимал, конечно, легче всего то, что уничтожало предрассудки, которым он прежде верил, но взамен этих предрассудков философия того времени не давала ему никаких принципов, к которым бы мог привязаться, которые бы мог полюбить сердцем и мыслию человек, так мало приготовленный к
философским отвлеченностям, как были тогда французившиеся русские.
Теория Шлейермахера, выражаясь современным
философским языком, есть воинствующий психологизм, ибо «чувство» утверждается здесь в его субъективно-психологическом значении, как сторона духа, по настойчиво повторяемому определению Шлейермахера (см. ниже), а вместе с тем здесь все время говорится о постижении Бога чувством, другими словами, ему приписывается значение гносеологическое, т. е. религиозной интуиции [Только эта двойственность и неясность
учения Шлейермахера могла подать повод Франку истолковать «чувство» как религиозную интуицию, а не «сторону» психики (предисл. XXIX–XXX) и тем онтологизировать психологизмы Шлейермахера, а представителя субъективизма и имманентизма изобразить пик глашатая «религиозного реализма» (V).], а именно это-то смещение гносеологического и психологического и определяется теперь как психологизм.
Эта же вера легла в основу
учения Вл. Соловьева о действенном искусстве, которому он присвоил название теургии [Понятие теургии Соловьев разрабатывал в своем трактате «
Философские начала цельного знания».
Она есть горний мир умопостигаемых, вечных идей, который открылся
философскому и религиозному созерцанию Платона, исповедавшего его в своем
учении, этом воистину софиесловии.
Напротив, чуждый мистики и мифотворчества Аристотель в самом центральном пункте своей системы, — именно в
учении о форме и материи в их взаимной связи, оставляет весьма существенную пустоту, которой «боится»
философская система, как перерыва в непрерывности.
С. 581 750.], говорит о вере как установляющей бытие предмета и скрепляющей собой эмпирические показания и их логическую связь: согласно этому
учению, акт веры присутствует в каждом познавательном акте [Эта теория подвергнута разбору проф. А. И. Введенским в его сборнике «
Философские этюды» в очерке под заглавием: «Мистическая теория познания Соловьева».].
Всегда отмечалась
философская противоречивость этого кантовского
учения: Ding an sich является одновременно и трансцендентна и имманентна разуму, есть для него зараз и ничто, и нечто.
Плотин пытался ответить на этот же вопрос тоже не спекулятивным, но религиозно-мистическим
учением о εν и эманации его лучей в материю: как бы ни относиться к религиозной ценности такого построения, но
философской убедительности и оно не имеет (хотя оно нередко и принималось за
философское).
Идея о человеке как микрокосме, столь многократно высказывавшаяся в
философской и мистической литературе старого и нового времени [
Учение о «микрокосме» встречается в сохранившихся астрологических книгах у Манилия и у Фирмика, а равно и в герметических книгах, оно же содержится и в главном сочинении по египетской астрологии Нехепсо и Петози-риса (Dieterich Eine Mithrasliturgie, 55).
Особой оригинальности или
философской ясности суждения автора «Изложения православной веры» не имеют, сравнительно с
учениями св. Дионисия Ареопагита и Максима Исповедника, однако высокий вероучительный авторитет этого произведения заставляет с особенным вниманием относиться к его идеям, в частности и по вопросу об «апофатическом» богословии. Приведенные суждения даже текстуально близки к соответственным местам из сочинений Ареопагита, святых Максима, Василия Великого и др.
На гносеологическом языке миф и есть познавание того, что является запредельной Ding an sich для разума, и кантовское
учение о непознаваемой вещи в себе содержит поэтому некий
философский миф агностического содержания.
Монофизитство — христианское религиозно-философское
учение, отрицающее возможность смешения в Иисусе Христе двух природ: божественной и человеческой.
Поэтому теперешняя религиозно-историческая доктрина представляет собой неразложимую смесь действительно научных, критически произведенных изысканий в области феноменологии религии и определенных религиозно-философских
учений.
Теория познания должна стать
философской антропологией,
учением о человеке, а не
учением о трансцендентальном сознании и гносеологическом субъекте, но и не психологическим или социологическим
учением о человеке, а онтологическим и пневмотологическим
учением о человеке.
Для меня как пылкого тогда позитивиста было особенно дорого то, что эта писательница, прежде чем составить себе имя романистки, так сама себя развила в
философском смысле и сделалась последовательницей
учения Огюста Конта. Но я знал уже, когда ехал в Лондон с письмом к Льюису, что Джордж Элиот — позитивистка из так называемых"верующих", то есть последовательница"Религии человечества", установленной Контом под конец его жизни.
Тогда же, в Париже, впервые встретил я у Вырубова (он у него и гостил) Е.В. де Роберти, еще очень молодого и франтоватого, любившего и тогда"французить", убежденного позитивиста, очень решительного в своих оценках и
философских идей, и политических
учений, и книг, и людей.
Учителя церкви, проникнутые неоплатонизмом, пытаются дать
учение о Духе, отражающее
философские направления и уже далекое от первоначального понимания Священного Писания.
В философии, которая по существу своей задачи предполагает исключительность человека, можно найти лишь осколки
учения о человеке [Один из лучших опытов
философской антропологии принадлежит Несмелову, оригинальному явлению в нашей духовно-академической мысли.
Философская интуиция предшествует всякой логике и всякому
учению о категориях как изначальная и пользующаяся логикой лишь в качестве своего подчиненного инструмента.
Но дальше я потребую логики самой логики философии, самого
учения о категориях категорий и о формах форм
философского познания [Ласк напрасно пытается отклонить это возражение тем соображением, что «die Form der Form der Form kann ebenso wie die Form der Form nur «Geltung» heissen» (с. 112).
Ласк очень остроумно потребовал логики самой философии, напомнив о том, что кроме логики научного познания, которой почему-то только и занимались философы, должна быть логика самого
философского познания и соответствующее
учение о категориях [Книга Ласка «Die Logik der Philosophie und die Katego-rienlehre» — одна из самых интересных в современной
философской литературе.
Материализм с его удивительным восторженным утверждением, что человек есть процесс и больше ничего, есть законное детище этого
учения, признавшего, что жизнь здешняя есть жизнь падшая. Спиритизм с его учеными последователями есть лучшее доказательство того, что научное и
философское воззрение не свободно, а основано на религиозном
учении о блаженной вечной жизни, свойственной человеку.
Но не говоря о внутреннем достоинстве этого рода историй (может быть, они для кого-нибудь или для чего-нибудь и нужны), истории культуры, к которым начинают более и более сводиться все общие истории, знаменательны тем, что они, подробно и серьезно разбирая различные религиозные,
философские, политические
учения, как причины событий, всякий раз, как им только приходится описать действительное историческое событие, как например поход 12-го года, описывают его невольно, как произведение власти, прямо говоря, что поход этот есть произведение воли Наполеона.