Неточные совпадения
«Может быть, царь с головой кабана и есть Филипп, — подумал Самгин. — Этот Босх поступил с действительностью, как ребенок с игрушкой, — изломал ее и затем склеил куски, как ему хотелось. Чепуха. Это годится для
фельетониста провинциальной
газеты. Что сказал бы о Босхе Кутузов?»
За кофе читал
газеты. Корректно ворчали «Русские ведомости», осторожно ликовало «Новое время», в «Русском слове» отрывисто, как лает старый пес, знаменитый
фельетонист скучно упражнялся в острословии, а на второй полосе подсчитано было количество повешенных по приговорам военно-полевых судов. Вешали ежедневно и усердно.
— Вот — сорок две тысячи в банке имею. Семнадцать выиграл в карты, девять — спекульнул кожей на ремни в армию, четырнадцать накопил по мелочам. Шемякин обещал двадцать пять. Мало, но все-таки… Семидубов дает.
Газета — будет. Душу продам дьяволу, а
газета будет. Ерухимович —
фельетонист. Он всех Дорошевичей в гроб уложит. Человек густого яда.
Газета — будет, Самгин. А вот Тоська… эх, черт… Пойдем, поужинаем где-нибудь, а?
— Первая скрипка в
газете не передовик, а —
фельетонист…
Свинья. Зачем отводить в участок? Ведь там для проформы подержат, да и опять выпустят. (Ложится в навоз и впадает в сантиментальность.)Ах, нынче и участковые одним языком с
фельетонистами говорят! Намеднись я в одной
газете вычитала: оттого-де у нас слабо, что законы только для проформы пишутся…
За другим столом театральный критик, с шикарной бородой, в золотых очках, профессорского вида, Н.М. Городецкий писал рецензию о вчерашнем спектакле, а за средним столом кроил
газеты полный и розовый А.П. Лукин,
фельетонист и заведующий московским отделом, в помощники к которому я предназначался и от которого получил приглашение.
Талантливый беллетрист и
фельетонист, он сумел привлечь сотрудников, и
газета двинулась. После А.П. Лансберга редактором стал Н.Е. Эфрос, а затем А.С. Эрманс, при котором многие из сотрудников покинули
газету.
Самыми хлесткими сотрудниками, делавшими успех
газеты в розницу, были
фельетонисты П.А. Збруев, чиновник особых поручений при секретном отделении обер-полицмейстера, благодаря своей службе знавший все тайны Москвы, и Н.И. Пастухов.
Из числа романистов печатались: Северцов-Полилов, Андрей Осипов, Назарьева, Д.С. Дмитриев. Родион Менделевич (Меч) ежедневно пересыпал
газету звучными юмористическими стихами. Из злободневных
фельетонистов имел большой успех Н.Г. Шебуев, который, окончивши университет, перешел в «Русский листок» из «Новостей дня» и стал писать передовые статьи и фельетоны, для которых брал судебные отчеты и делал из этих отчетов беллетристические бытовые сценки, очень живо написанные.
В
газете появился В.М. Дорошевич со своими короткими строчками, начавший здесь свой путь к славе «короля
фельетонистов». Здесь он был не долго. Вскоре его пригласил Н.И. Пастухов в «Московский листок», а потом В.М. Дорошевич уехал в Одессу и в свое путешествие на Сахалин.
На другой день жадные тогда на сенсации
газеты в подробностях сообщали о несчастном случае на Тверской, а воскресный
фельетонист одной борзой
газеты озаглавил свое произведение: «Дом из бумажных подметок».
Терпеть я не могу этой лакейщины в фельетонах целого света и преимущественно в наших русских
газетах, где почти каждую весну наши
фельетонисты рассказывают о двух вещах: во-первых, о необыкновенном великолепии и роскоши игорных зал в рулеточных городах на Рейне, а во-вторых, о грудах золота, которые будто бы лежат на столах.
И вот с этим-то суетливым, смешным и несуразным человеком встретился однажды
фельетонист большой петербургской
газеты Владимир Иванович Щавинский.
Лет пятнадцать назад
фельетонист «Петербургской
газеты» г. Амикус огласил один «возмутительный» случай, происшедший в хирургической клинике проф.
Полип этот чрезвычайно рассмешил
фельетониста одной большой петербургской
газеты: вот, дескать, так эскулапы наши: хорошие у них бывают «случайные» находки!..
И тут были тоже свои официальные танцоры и танцорки, были свои известности и знаменитости, между которыми блистали громадный Фокин и так называемая Катька-Ригольбош. Этот Фокин был в своем роде первый лев сезона, его слава росла, о нем говорили, его поили, им занимались, ему рукоплескали,
фельетонисты разных
газет посвящали ему плоды своих вдохновений.
Как актрисы собирают нумера
газет, в которых с похвалой отзываются об их дебютах, так Бодростина собирала нумера, где парижские
фельетонисты мелких
газет писали напыщенный вздор о ее благодеяниях.
И вот тут, на местах немецкого захвата, начиная с Страсбура после его взятия, я впервые столкнулся с редакцией той
газеты, которая упросила меня ехать корреспондентом."Санкт-Петербургские ведомости"сначала держались нейтрально, но немецкие победы изменили их настроение, и Корш позволил своему
фельетонисту Суворину начать со мною полемику, заподозрив точность и беспристрастие моих сообщений.
Сарсе так и умер (уже в конце века), верный своим еженедельникам в
газете"Temps", где оставался бессменным
фельетонистом.
Тогда первым тенором в
газете был воскресный
фельетонист. Это считалось самым привлекательным отделом
газеты. Вся"злободневность"входила в содержание фельетона, а передовицы читались только теми, кто интересовался серьезными внутренними вопросами. Цензура только что немного"оттаяла", но по внутренней политике поневоле нужно было держаться формулы, сделавшейся прибауткой:"Нельзя не признаться, но нужно сознаться".
А уже из Парижа я списался с редакцией
газеты"Русский инвалид". Редактора я совсем не знал. Это был полковник генерального штаба Зыков, впоследствии заслуженный генерал. Тогда
газета считалась весьма либеральной. Ее постоянными сотрудниками состояли уже оба «сиамских близнеца» тогдашнего радикализма (!) Суворин и Буренин как
фельетонисты.
Я не помню, чтобы вся тогдашняя либеральная пресса (в журналах и
газетах) встала «как один человек» против
фельетониста журнала «Век» с его псевдонимом Камень Виногоров (русский перевод имени и фамилии автора) и чтобы его личное положение сделалось тогда невыносимым.
Оба эти
фельетониста считались тогда очень радикальными и сотрудничали, кроме
газеты Корша, Суворин — у Стасюлевича, а Буренин — в «Отечественных записках», которые печатали его сатирические вещи, направленные и на победителей Франции — пруссаков (одна сатира начиналась, помню, стихами «Как на выси валерьенской» — Mont Valerien), и на вождя русского консерватизма — Каткова, и на педагогов школы его сотоварища Леонтьева.