Неточные совпадения
Это был кружок старых, некрасивых, добродетельных и набожных
женщин и умных,
ученых, честолюбивых мужчин.
— Я не одобряю ее отношение к нему. Она не различает любовь от жалости, и ее ждет ужасная ошибка. Диомидов удивляет, его жалко, но — разве можно любить такого?
Женщины любят сильных и смелых, этих они любят искренно и долго. Любят, конечно, и людей со странностями. Какой-то
ученый немец сказал: «Чтобы быть замеченным, нужно впадать в странности».
Редко где встретишь теперь небритых, нечесаных
ученых, с неподвижным и вечно задумчивым взглядом, с одною, вертящеюся около науки речью, с односторонним, ушедшим в науку умом, иногда и здравым смыслом, неловких, стыдливых, убегающих
женщин, глубокомысленных, с забавною рассеянностью и с умилительной младенческой простотой, — этих мучеников, рыцарей и жертв науки. И педант науки — теперь стал анахронизмом, потому что ею не удивишь никого.
И добрая
женщина не только не попомнила зла, но когда, по приезде в Москву, был призван
ученый акушер и явился «с щипцами, ножами и долотами», то Ульяна Ивановна просто не допустила его до роженицы и с помощью мыльца в девятый раз вызволила свою пациентку и поставила на ноги.
Он состоял из пяти существ, почти одинаково близких ее сердцу: из толстозобого
ученого снегиря, которого она полюбила за то, что он перестал свистать и таскать воду, маленькой, очень пугливой и смирной собачонки Роски, сердитого кота Матроса, черномазой вертлявой девочки лет девяти, с огромными глазами и вострым носиком, которую звали Шурочкой, и пожилой
женщины лет пятидесяти пяти, в белом чепце и коричневой кургузой кацавейке на темном платье, по имени Настасьи Карповны Огарковой.
По вечерам, — когда полковник, выпив рюмку — другую водки, начинал горячо толковать с Анной Гавриловной о хозяйстве, а Паша, засветив свечку, отправлялся наверх читать, — Еспер Иваныч, разоблаченный уже из сюртука в халат, со щегольской гитарой в руках, укладывался в гостиной, освещенной только лунным светом, на диван и начинал негромко наигрывать разные трудные арии; он отлично играл на гитаре, и вообще видно было, что вся жизнь Имплева имела какой-то поэтический и меланхолический оттенок: частое погружение в самого себя, чтение, музыка, размышление о разных
ученых предметах и, наконец, благородные и возвышенные отношения к
женщине — всегда составляли лучшую усладу его жизни.
— Кому наука в пользу, а у кого только ум путается. Сестра —
женщина непонимающая, норовит все по-благородному и хочет, чтоб из Егорки
ученый вышел, а того не понимает, что я и при своих занятиях мог бы Егорку навек осчастливить. Я это к тому вам объясняю, что ежели все пойдут в
ученые да в благородные, тогда некому будет торговать и хлеб сеять. Все с голоду поумирают.
Брат Ульяны Петровны был человек и добрый, и
ученый, но слабый характером, а жена его была недобрая
женщина, пустая и тщеславная.
— Эх, господа! господа! А еще
ученые, еще докторами зоветесь! В университетах были. Врачи! целители! Разве так-то можно насиловать
женщину, да еще больную! Стыдно, стыдно, господа! Так делают не врачи, а разве… палачи. Жалуйтесь на меня за мое слово, кому вам угодно, да старайтесь, чтобы другой раз вам этого слова не сказали. Пусть бог вас простит и за нее не заплатит тем же вашим дочерям или женам. Пойдем, Настя.
Уселся на скамье и сообщил мне, что
женщины вообще нервнее мужчин, таково свойство их природы, это неоспоримо доказано одним солидным
ученым, кажется — швейцарцем. Джон Стюарт Милль, англичанин, тоже говорил кое-что по этому поводу.
В этой фаланге может быть и
ученый, так, как может быть и воин, и артист, и
женщина, и купец.
На другое утро торжественно отнес ей свою — как бы назвать по-ученому? — не песнь… ну, эпиграмму. Она прочла, и при первых строчках изменилась в лице, бумагу изодрала, — а у меня и копии не осталось побежала к новой моей родительнице: но та, спасибо ей! была
женщина умная и с рассудком; она, не захотевши знать, за что мы поссорились, приказала нам помириться и так уладила все дело.
Фетинья. Потому я
женщина ученая.
Фетинья. Я
женщина ученая, очень
ученая.
Татьяна, состоявшая, как мы сказали выше, в должности прачки (впрочем, ей, как искусной и
ученой прачке, поручалось одно только тонкое белье), была
женщина лет двадцати восьми, маленькая, худая, белокурая, с родинками на левой щеке.
Бауакас с калекой пошли к судье. В суде был народ, и судья вызывал по очереди тех, кого судил. Прежде чем черед дошел до Бауакаса, судья вызвал
ученого и мужика: они судились за жену. Мужик говорил, что это его жена, а
ученый говорил, что его жена. Судья выслушал их, помолчал и сказал: «Оставьте
женщину у меня, а сами приходите завтра».
— Я жить без нее не могу. Она тоже. Вы
ученый человек, вы поймете, что при таких условиях ваша семейная жизнь невозможна. Эта
женщина не ваша. Ну да… Одним словом, я прошу взглянуть на это дело с снисходительной… гуманной точки. Иван Петрович! Поймите же наконец, что я люблю ее, люблю больше себя, больше всего на свете, и противиться этой любви выше сил моих!
— Живут-с? Да, с ними живут и маются и век свой губят. Из человека сила богатырь вышел бы, а кисейный рукав его на ветер пустит, и
ученые люди вроде вас это оправдывают: «
Женщина,
женщина!» говорят. «
Женщины несчастные, их надо во всем оправдывать».
Вы умнее меня, образованнее меня, конечно, уж без сравнения меня
ученее и вы, наконец, мужчина, а я попечительница умственных преимуществ вашего пола, но есть дела, которые мы,
женщины, разбираем гораздо вас терпеливее и тоньше: дела сердца по нашему департаменту.
Я лежал в постели, пользуясь безотходным вниманием матери и Христи, которые поочередно не оставляли меня ни на минуту, — и в это-то время, освобожденный от всяких сторонних дум и забот, я имел полную возможность анализировать взаимные отношения этих двух
женщин и уяснить себе Христин роман, на который натолкнулся в первое время моего приезда и о котором позабыл в жару рассказа о своих
ученых успехах.
Альтанскнй был
ученый бурсак, матушка — просвещенная баронесса; эта разница лежала между ними всегда при всем видимом сходстве их убеждений и при несомненном друг к другу уважении. Старый
ученый считал мою мать
женщиною, выходящею далеко вон из ряда, но… все-таки иногда давал ей свои рифмованные ответы, смысл которых обозначал, что он считает то или другое ее положение не достойным ответа более серьезного.
— Володя, за что вы меня презираете? — спросила она живо. — Вы говорите со мной каким-то особенным, простите, фатовским языком, как не говорят с друзьями и с порядочными
женщинами. Вы имеете успех как
ученый, вы любите науку, но отчего вы никогда не говорите со мной о науке? Отчего? Я недостойна?
— На курсы… в гимназию… — бормочет Сомов. — Это уж крайности, матушка! Что хорошего быть синим чулком? Синий чулок… чёрт знает что! Не
женщина и не мужчина, а так, середка на половине, ни то ни сё… Ненавижу синих чулков! Никогда бы не женился на
ученой…
Спаланцо получил отпущение толедских грехов…Его простили за то, что он учился лечить людей и занимался наукой, которая впоследствии стала называться химией. Епископ похвалил его и подарил ему книгу собственного сочинения…В этой книге
ученый епископ писал, что бесы чаще всего вселяются в
женщин с черными волосами, потому что черные волосы имеют цвет бесов.
Епископ был очень
ученый человек. Слово «femina» производил он от двух слов: «fe» и «minus», на том якобы законном основании, что
женщина имеет меньше веры…
Так и эти, купивши
женщин, идут и думают теперь, что они художники и
ученые…»
Дрожащею рукою он написал сначала письмо к родителям жены, живущим в Серпухове. Он писал старикам, что честный
ученый мастер не желает жить с распутной
женщиной, что родители свиньи и дочери их свиньи, что Швей желает плевать на кого угодно… В заключение он требовал, чтобы старики взяли к себе свою дочь вместе с ее рыжим мерзавцем, которого он не убил только потому, что не желает марать рук.
Он надел шубу и через минуту уже шел по улице. Тут он горько заплакал. Он плакал и думал о людской неблагодарности… Эта
женщина с голыми пятками была когда-то бедной швейкой, и он осчастливил ее, сделав женою
ученого мастера, который у Функа и K° получает 750 рублей в год! Она была ничтожной, ходила в ситцевых платьях, как горничная, а благодаря ему она ходит теперь в шляпке и перчатках, и даже Функ и K° говорит ей «вы»…
— Не играйте с огнем, Марья Михайловна… Не то что светская
женщина, да и глубокий
ученый знает слишком мало, чтобы подписаться под этими строчками.
Музыкант. Мы споем и сыграем вам, господа, комедию… В нашу сторону приезжал какой-то сочинитель…
ученый такой, что Боже упаси!.. приятель нам был — стуцку славную нам подарил на прощанье. (Надевает на себя чепчик с
женщины, а на нее шляпу;
женщина вертит шарманку и поет; музыкант поет и смешною мимикой старается выразить действия лиц из песни.)
Понятное дело: коли ежели человек на
ученых актерок нагляделся, так нешто ему может после них нравиться простая
женщина? Ни в жизнь!
И та и другая не любили женского общества; обе занимались литературою, покровительствовали
ученым, ласкали предпочтительно иностранцев, были щедры без рассудительности и, между нами сказать, не думали о благе своих подданных; обе не только в своих поступках, но и в одежде вывешивали странности характера своего и, назло природе, старались показывать себя более мужчинами, нежели
женщинами.
«Частная жизнь коронованной особы может и не появляться на страницах истории; но такой небывалый еще выбор лица для государственной должности непременно подвергнет ее осуждению: сама природа, сотворив княгиню
женщиной, в то же время отказала ей в возможности сделаться директором академии наук. Чувствуя свою неспособность, она сама не захочет быть членом какого-либо
ученого общества, даже и в Риме, где можно приобрести это достоинство за несколько дукатов».