Неточные совпадения
― Ах, как же! Я теперь чувствую, как я мало образован. Мне для воспитания детей даже нужно много освежить в памяти и просто выучиться. Потому что мало того, чтобы были
учителя, нужно, чтобы был наблюдатель, как в вашем хозяйстве нужны работники и надсмотрщик. Вот я читаю ― он
показал грамматику Буслаева, лежавшую на пюпитре ― требуют от Миши, и это так трудно… Ну вот объясните мне. Здесь он говорит…
Бегал длинноногий
учитель реального училища, безумно размахивая сачком для ловли бабочек, качался над землей хромой мужик, и казалось, что он обладает невероятной способностью
показывать себя одновременно в разных местах.
Класс хохотал,
учитель улыбался,
показывая темные зубы в золоте.
Мне припомнилась школьная скамья, где сидя, бывало, мучаешься до пота над «мудреным» переводом с латинского или немецкого языков, а
учитель, как теперь адмирал, торопит, спрашивает: «Скоро ли? готово ли?
Покажите, — говорит, — мне, прежде, нежели дадите переписывать…»
Моему рисовальному
учителю, конечно, и в голову не приходило, чтоб я
показывал свое искусство на Ликейских островах.
— Вот, дети, — сказал он им, —
учитель вам сыскан. Вы всё приставали ко мне: выучи-де нас музыке и французскому диалекту: вот вам и француз, и на фортопьянах играет… Ну, мусье, — продолжал он, указывая на дрянные фортепьянишки, купленные им за пять лет у жида, который, впрочем, торговал одеколоном, —
покажи нам свое искусство: жуэ!
— Так сыскать его, — закричал Троекуров, начинающий сумневаться. —
Покажи мне твои хваленые приметы, — сказал он исправнику, который тотчас и подал ему бумагу. — Гм, гм, двадцать три года… Оно так, да это еще ничего не доказывает. Что же
учитель?
Учитель истории должен разоблачать мишурные добродетели древних республик и
показать величие не понятой историками Римской империи, которой недоставало только одного — наследственности!..
Сочинение это произвело, как и надо ожидать, страшное действие… Инспектор-учитель
показал его директору; тот — жене; жена велела выгнать Павла из гимназии. Директор, очень добрый в сущности человек, поручил это исполнить зятю. Тот, собрав совет
учителей и бледный, с дрожащими руками, прочел ареопагу [Ареопаг — высший уголовный суд в древних Афинах, в котором заседали высшие сановники.] злокачественное сочинение;
учителя, которые были помоложе, потупили головы, а отец Никита произнес, хохоча себе под нос...
— Да так!.. Что это?.. Во всем сомнение! — воскликнул с досадой Сверстов. — Егор же Егорыч — не теряй, пожалуйста, нити моих мыслей! — едет на баллотировку… Я тоже навяжусь с ним ехать, да там и явлюсь к Артасьеву… Так, мол, и так,
покажите мне дело об
учителе Тулузове!..
Лекарь, по обязанности службы, вскрывал одного скоропостижно умершего, и
учитель Варнава Препотенский привел на вскрытие несколько учеников из уездного училища, дабы
показать им анатомию, а потом в классе говорил им: „Видели ли вы тело?“ Отвечают: „Видели“.
Учитель чувствовал и сознавал необходимость поднять свои фонды, заколебавшиеся с приездом Термосесова, и теперь, усевшись, ждал только первого предлога завязать спор и
показать Бизюкиной если уже не превосходство своего ума, то по крайней мере чистоту направления.
Прежде чем кто-нибудь мог решить, что может значить появление Препотенского с такою ношей,
учитель прошел с нею величественным шагом мимо крыльца, на котором стоял Туберозов,
показал ему язык и вышел через кладбище на улицу.
Самая постановка вопроса
показывала, что обсуждавшие его не понимали учения Христа, отвергающего все внешние обряды: омовения, очищения, посты, субботы. Прямо сказано: «сквернит не то, что в уста входит, а то, что исходит из сердца», и потому вопрос о крещении необрезанных мог возникнуть только среди людей, любивших
учителя, смутно чуявших величие его учения, но еще очень неясно понимавших самое учение. Так оно и было.
Директор, в мундире и поддерживая шляпой шпагу, объяснил меценату подробно, отчего сени сыры и лестница покривилась (хотя меценату до этого дела не было); ученики были развернуты правильной колонной;
учители, сильна причесанные и с крепко повязанными галстухами, озабоченно ходили, глазами
показывали что-то ученикам и сторожу, всего менее потерявшемуся.
Поверьте, эта минута останется мне памятною; она проводит меня до конца жизни как утешение, как мое оправдание в моих собственных глазах, — но с тем вместе она торжественно заключила мое дело, она ясно
показала, что
учитель должен оставить уже собственному развитию воспитанника, что он уже скорее может повредить своим влиянием самобытности, нежели быть полезным.
— Да вы дайте читать вашему прежнему
учителю, — посоветовал он ей,
показывая на старичка.
Сел он, запыхался, потный и красный весь, и вижу я — слёзы на глазах его. Поражает это меня, ибо, когда я обижал тех, прежних
учителей моих, — они не
показывали мне слёз. Кричит он...
По вечерам к Михайле рабочие приходили, и тогда заводился интересный разговор:
учитель говорил им о жизни, обнажая её злые законы, — удивительно хорошо знал он их и
показывал ясно. Рабочие — народ молодой, огнём высушенный, в кожу им копоть въелась, лица у всех тёмные, глаза — озабоченные. Все до серьёзного жадны, слушают молча, хмуро; сначала они казались мне невесёлыми и робкими, но потом увидал я, что в жизни эти люди и попеть, и поплясать, и с девицами пошутить горазды.
— Ага, — кричит, — жив, божий петушок! Добро. Иди, малый, в конец улицы, свороти налево к лесу, под горой дом с зелёными ставнями, спроси
учителя, зовут — Михаила, мой племяш.
Покажи ему записку; я скоро приду, айда!
— За что его любить? — отозвался
учитель, суетясь в углу. — Мне по службе необходимо
показывать видимость уважения к нему и всё подобное эдакое. Ну, идёмте!
На следующий день, в назначенный час,
учитель взял в руки книжку, из которой задан был урок Алеше, подозвал его к себе и велел проговорить заданное. Все дети с любопытством обратили на Алешу внимание, и сам
учитель не знал, что подумать, когда Алеша, несмотря на то что вовсе накануне не твердил урока, смело встал со скамейки и подошел к нему. Алеша нимало не сомневался в том, что и этот раз ему удастся
показать свою необыкновенную способность; он раскрыл рот… и не мог выговорить ни слова!
В назначенный день рано поутру явился парикмахер и
показал свое искусство над буклями, тупеем и длинной косой
учителя.
Вконец уже ободренный и подзадоренный юноша, которому сказали столь лестную, хотя и косвенную похвалу, насчет того, как умеют пить гимназисты, слегка поклонился и залпом вылил в себя стакан шампанского. Ему хотелось
показать пред
учителем и пред этими двумя господами, что он совсем молодец.
Вскоре пришли еще двое новых гостей: доктор Адам Яроц и
учитель латинского языка Подвиляньский. Подали чай. Подвиляньский отозвал в сторону Полоярова и таинственно
показал ему из бокового кармана сложенный печатный лист.
Через полчаса Фендриков шел с
учителями в трактир Кухтина пить чай и торжествовал. Лицо у него сияло, в глазах светилось счастье, но ежеминутное почесывание затылка
показывало, что его терзала какая-то мысль.
Во сне Пьеру является давно забытый старичок
учитель, который в Швейцарии преподавал ему географию. Старичок
показывает Пьеру глобус.
Следующие два урока были рисование и немецкий язык.
Учитель рисования роздал нам карточки с изображением ушей, носов, губ. Нина
показала мне, что надо делать, как надо срисовывать.
Учитель — добродушнейшее, седенькое существо — после первой же моей черточки нашел меня очень слабой художницей и переменил карточку на менее сложный рисунок.
Учитель стал
показывать Филипку буквы, а Филипок их уж знал и немножко читать умел.
Только одному
учителю нельзя было и заикнуться о «перехвате» денег — Перновскому. Весь класс его ненавидел, и Перновский точно услаждался этой ненавистью. Прежде, по рассказам тех, кто кончил курс десять лет раньше, таких
учителей совсем и не водилось. В них ученики зачуяли что-то фанатическое и беспощадное. Перновский с первого же года, — его перевели из-за Москвы, —
показал, каков он и чего от него ждать…
Общество не было и исключительно сословным. В него проникали все: чиновники,
учителя гимназии, архитекторы, образованные или только полированные купцы. Дворян с видным положением в городе, женатых на купчихах, почти что не было, что
показывало также, что за одним приданым не гонялись, хотя в городе и тогда было немало богатых купцов, водились и миллионеры.
Очевидная преувеличенность этой оценки убедительнее всего
показывает то, что оценка эта есть последствие не здравого рассуждения, а внушения. Чем ничтожнее, ниже, бессодержательнее явление, если только оно стало объектом внушения, тем больше ему приписывается сверхъестественное, преувеличенное значение. Папа не просто святой, а святейший и т. п. — Шекспир не просто хороший писатель, но величайший гений, вечный
учитель человечества.
Учитель-офицер в немногих словах стал объяснять, почему артисткам необходимо уметь фехтовать, какое огромное значение имеют приобретаемые здесь ловкость и красота движений, а затем передал нам рапиры и стал
показывать основные приемы.
— Пойдемте, мы вам сад
покажем, — предложил Сережа. — Мупсик, Лоло, Коко и вы, маркиз Жорж, — обратился он к детям, — идемте
показывать сад
учителю!
— Не… нет, не может быть! — пробормотал проситель, смущаясь. — Я сельский
учитель и, ежели желаете, могу документы
показать.
Он
показал на неподвижного
учителя.
Здесь-то преобразователю России определено было получить от царственного
учителя своего жестокий урок и здесь же
показать, с каким успехом он им воспользовался.
Но каким образом — спросит вас государыня — достались вам эти бумаги?
Учитель ваш Тредьяковский — скажете вы — оставил у вас книгу (которую при сем посылаю); перебирая листы ее, нашли вы бумаги и при них записку (тоже здесь прилагаемую). С Тредьяковским мы уж сделаемся на случай, если б потребовали его к государыне налицо для допроса. Записку можете ей
показать. Вручаю вам судьбу А. П.».
И только, и опять старый разговор на сцену. Эти мои пивные знакомые: один директор училища, другой
учитель истории. Они пригласили меня к себе; угощали токайским; потом вызвались завтра
показать мне все достопримечательности Кракова.