Неточные совпадения
— Ну, — возразил Лонгрен, — ты не без табаку все-таки, а
ребенок устал. Зайди, если хочешь, попозже.
— Ax, жаль-то как! — сказал он, качая головой, — совсем еще как
ребенок. Обманули, это как раз. Послушайте, сударыня, — начал он звать ее, — где изволите проживать? — Девушка открыла
усталые и посоловелые глаза, тупо посмотрела на допрашивающих и отмахнулась рукой.
А ныне: на цыпочках ходят,
детей унимают: «Семен Захарыч на службе
устал, отдыхает, тш!» Кофеем меня перед службой поят, сливки кипятят!
Она казалась весьма озабоченной делами школы, говорила только о ней, об учениках, но и то неохотно, а смотрела на все, кроме
ребенка и мужа, рассеянным взглядом человека, который или
устал или слишком углублен в себя.
Андрей часто, отрываясь от дел или из светской толпы, с вечера, с бала ехал посидеть на широком диване Обломова и в ленивой беседе отвести и успокоить встревоженную или
усталую душу, и всегда испытывал то успокоительное чувство, какое испытывает человек, приходя из великолепных зал под собственный скромный кров или возвратясь от красот южной природы в березовую рощу, где гулял еще
ребенком.
— Однако я
устала, — говорит она и бросается на турецкий диван, идущий во всю длину одной стены зала. —
Дети, больше подушек! да не мне одной! и другие дамы, я думаю,
устали.
В самом деле, большей частию в это время немца при
детях благодарят, дарят ему часы и отсылают; если он
устал бродить с
детьми по улицам и получать выговоры за насморк и пятны на платьях, то немец при
детях становится просто немцем, заводит небольшую лавочку, продает прежним питомцам мундштуки из янтаря, одеколон, сигарки и делает другого рода тайные услуги им.
Наконец вожделенный час ужина настает. В залу является и отец, но он не ужинает вместе с другими, а пьет чай. Ужин представляет собою повторение обеда, начиная супом и кончая пирожным. Кушанье подается разогретое, подправленное; только дедушке к сторонке откладывается свежий кусок. Разговор ведется вяло: всем скучно, все
устали, всем надоело. Даже мы,
дети, чувствуем, что масса дневных пустяков начинает давить нас.
«
Устава о ссыльных», мужья-евреи не могут следовать в ссылку за своими осужденными женами, и последним предоставляется брать с собой лишь грудных
детей, и то не иначе, как с согласия мужей.]
По «
Уставу о ссыльных», малолетние
дети, следующие в Сибирь при ссылаемых или же переселяемых туда родителях, отправляются туда на подводах, причем одна подвода дается на пять душ; какие
дети в этом случае относятся к малолетним, в «
Уставе» не сказано.
После веселого обеда весь господский дом спал до вечернего чая. Все так
устали, что на два часа дом точно вымер. В сарайной отдыхали Груздев и Овсянников, в комнате Луки Назарыча почивал исправник Иван Семеныч, а Петр Елисеич прилег в своем кабинете. Домнушка тоже прикорнула у себя в кухне. Бодрствовали только
дети.
Эта угроза заставила подняться черноволосую головку с заспанными красивыми глазами. Груздев вынул
ребенка из экипажа, как перышко, и на руках понес в сарайную. Топанье лошадиных ног и
усталое позвякиванье колокольчиков заставило выглянуть из кухни Домнушку и кучера Семку.
Как бы то ни было, но квартира его была действительно отделана как игрушечка, хотя Марья Петровна, по своей расчетливости, не слишком-то щедро давала
детям денег на прожитие; сверх того, княгиня почти публично называла его сынком, давала ему целовать свои ручки и без
устали напоминала Митенькиным начальникам, что это перл современных молодых людей.
Вот почему все они, эти хорошие люди, несмотря на их бороды и, порою,
усталые лица, казались ей
детьми.
«Идут в мире
дети», — думала она, прислушиваясь к незнакомым звукам ночной жизни города. Они ползли в открытое окно, шелестя листвой в палисаднике, прилетали издалека
усталые, бледные и тихо умирали в комнате.
Потом в переднюю впорхнуло семейство Лыкачевых — целый выводок хорошеньких, смешливых и картавых барышень во главе с матерью — маленькой, живой женщиной, которая в сорок лет танцевала без
устали и постоянно рожала
детей — «между второй и третьей кадрилью», как говорил про нее полковой остряк Арчаковский.
Да, Ты не
уставал слушать мольбы
детей Твоих, ниспосылаешь им везде ангела-утешителя, влагавшего в душу терпение, чувство долга и отраду надежды.
«“Ох,
устала, ох,
устала!” — припоминал он ее восклицания, ее слабый, надорванный голос. Господи! Бросить ее теперь, а у ней восемь гривен; протянула свой портмоне, старенький, крошечный! Приехала места искать — ну что она понимает в местах, что они понимают в России? Ведь это как блажные
дети, всё у них собственные фантазии, ими же созданные; и сердится, бедная, зачем не похожа Россия на их иностранные мечтаньица! О несчастные, о невинные!.. И однако, в самом деле здесь холодно…»
Надо было видеть, с каким достоинством он расхаживал по городским улицам в сопровождении
усталого конвойного, пугая уже одним видом своим встречных баб и
детей, как он спокойно и даже свысока смотрел на всех встречавшихся.
Алексис не был одарен способностью особенно быстро понимать дела и обсуживать их. К тому же он был удивлен не менее, как в медовый месяц после свадьбы, когда Глафира Львовна заклинала его могилой матери, прахом отца позволить ей взять
дитя преступной любви. Сверх всего этого, Негров хотел смертельно спать; время для доклада о перехваченной переписке было дурно выбрано: человек сонный может только сердиться на того, кто ему мешает спать, — нервы действуют слабо, все находится под влиянием
устали.
Ольга Алексеевна (раздраженно). Он бегает от меня и
детей… Я понимаю, он заработался, ему надо отдохнуть… Но ведь и я тоже
устала… О, как я
устала. Я ничего не могу делать, у меня все не ладится… это злит меня. Он должен помнить, что молодость мою, все мои силы я отдала ему.
До лета прошлого года другою гордостью квартала была Нунча, торговка овощами, — самый веселый человек в мире и первая красавица нашего угла, — над ним солнце стоит всегда немножко дольше, чем над другими частями города. Фонтан, конечно, остался доныне таким, как был всегда; всё более желтея от времени, он долго будет удивлять иностранцев забавной своей красотою, — мраморные
дети не стареют и не
устают в играх.
В этот день они катались на пароходе с оркестром музыки, пили шампанское и все страшно напились. Саша пела какую-то особенную, удивительно грустную песню, и Фома плакал, как
ребенок, растроганный пением. Потом он плясал с ней «русскую»,
устал, бросился за борт и едва не утонул.
Она тоже не по
уставу, а «по удостоверению своего ума» была уверена, что добрые и умные родители непременно должны приготовлять своих
детей к уменью с достоинством жить в счастье и в несчастье.
Он, разумеется, был холост, как и надо по монастырскому
уставу, и
детей любил чрезвычайно.
— Ну? — говорит баба злобно, подходя вплоть к Тюлину и глядя на него презрительным и сердитым взглядом. Отношения, очевидно, определились уже давно: для меня ясно, что беспечный Тюлин и озабоченная,
усталая баба с двумя
детьми — две воюющие стороны.
— Набегался, вот и
устал, — сказала мать: она видела, как Саша с другими
детьми только что носился дико по большому казенному двору и визжал от восторга, — поменьше шалить надо, тогда и не будешь
уставать. Смотри, как измазался!
— Мама! мама! ножки
устали, ой, мама! — кричит
ребенок, а мать идет, будто не слыша его плача. Не то это с сердцов, не то с усталости, а может, с того и с другого.
И вот наступил для Петра большой, трудный день. Пётр сидит в переднем углу горницы, зная, что брови его сурово сдвинуты, нахмурены, чувствуя, что это нехорошо, не красит его в глазах невесты, но развести бровей не может, очи точно крепкой ниткой сшиты. Исподлобья поглядывая на гостей, он встряхивает волосами, хмель сыплется на стол и на фату Натальи, она тоже понурилась,
устало прикрыв глаза, очень бледная, испугана, как
дитя, и дрожит от стыда.
Через пятеро суток Баймаков слёг в постель, а через двенадцать — умер, и его смерть положила ещё более густую тень на Артамонова с
детьми. За время болезни старосты Артамонов дважды приходил к нему, они долго беседовали один на один; во второй раз Баймаков позвал жену и,
устало сложив руки на груди, сказал...
Погас пожар, стало тихо и темно, но во тьме ещё сверкают языки огня, — точно
ребёнок,
устав плакать, тихо всхлипывает. Ночь была облачная, блестела река, как нож кривой, среди поля потерянный, и хотелось мне поднять тот нож, размахнуться им, чтобы свистнуло над землёй.
Здесь в летний день, в полдневный жар,
Когда с камней восходит пар,
Толпа
детей в траве играет,
Черкес
усталый отдыхает...
Отец Серапион стал было отгонять их, говоря, что отец Сергий
устал, но он, вспомнив при том слова евангелия: «Не мешайте им (
детям) приходить ко мне» и умилившись на себя при этом воспоминании, сказал, чтобы их пустили.
Иван. Характер у тебя становится невыносим. Ты груба, как прачка, и зла, как чёрт, которому прижали хвост. Я слишком
устал для того, чтобы терпеть твои выходки, я требую покоя! Я должен беречь свои силы для
детей…
— Что-с? — переспросил Степан. Густая щетина на его лице разошлась, и опять из нее выглянули добрые
усталые глаза. — Больная, вы спрашиваете? Все мы тут больные. И жена, и эта вот, и те, что на печке. Все. Во вторник третье
дитя хоронили. Конечно, местность у нас сырая, эта главное. Трясемся вот, и шабаш!..
Люди привыкли думать, что стряпать, шить, нянчить
детей — дело женское и что делать это мужчине даже стыдно. А между тем, напротив того, стыдно мужчине, часто незанятому, проводить время за пустяками или ничего не делать в то время, как
усталая, часто слабая, беременная женщина через силу стряпает, стирает, нянчит.
Белые буквы рябят в глазах Дуни.
Устало клонится наполненная самыми разнородными впечатлениями головка
ребенка…
Это была такая радость, о которой не смели и мечтать бедные девочки. Теперь только и разговору было, что о даче. Говорили без
устали, строили планы, заранее восхищались предстоящим наслаждением провести целое лето на поле природы. Все это казалось таким заманчивым и сказочным для не избалованных радостями жизни
детей, что многие воспитанницы отказались от летнего отпуска к родным и вместе с «сиротами» с восторгом устремились на «приютскую» дачу.
Устало, как больные
дети, они жалобно рокочут и точно жмутся друг к другу, ища ласки и покоя.
«Полковник навещал нас каждый день и в беседах и во время стола склонял разговор на свои цели. Он был чтитель Вольтера — не любил христианской религии, не знал даже, что такое Ветхий и Новый завет (?!); благочестие считал суеверием, церковные
уставы — выдумками духовенства для корысти; признавал обязанности родителей к
детям, но не допускал обязанностей
детей к родителям. Вот в каком духе были беседы полковника с нами и с
детьми генерала».
Георгий Дмитриевич. К
детям? (Задумываете на минуту в нерешимости.) Нет, Катечка, нельзя ли завтра? У меня сегодня так
устала и так изболелась душа, что я могу — ведь это же опять волнение.
Жизнь фон Зееманы вели в Москве хотя и не настолько обособленную, как в Петербурге, что было бы уже совершенно противно вековым
уставам гостеприимства Белокаменной, но все же довольно уединенную — Антон Антонович, ссылаясь на служебные занятия, а Лидия Павловна на
детей, которых кроме знакомого нам Антона Антоновича II, было еще двое: сын Николай, названный в честь Зарудина, и дочь Наталья — в честь Натальи Федоровны Аракчеевой. Оба последние
ребенка были также крестники Николая Павловича и графини.
— Как
устало милое
дитя! — сказал конюх, поведя одною рукою по лбу швейцарки, а другою принимая от нее куверт.
В столовой длинный, накрытый свежей скатертью, стол уставлялся при помощи Гаврилы и его внучки Нюши взятой откуда-то на прокат посудой. В кухне приглашенный на этот день повар ожесточенно выстукивал ножами какой-то однотонный мотив. Два официанта бесшумно скользили по комнатам. Сама генеральша (действительного статского советника Сокольского прислуга называла генералом, как и жену его генеральшей), встретила
детей и Дашу с томной
усталой улыбкой и с флаконом нюхательного спирта в руке...
По наружности Андрей Николаевич представлял из себя благообразного шатена с гладко причесанными волосами, с коротко подстриженной бородкой «a la Boulanger». Среднего роста с
усталыми, не особенно умными глазами, всегда изящно одетый, он ничем не отличался от сотни других петербургских джентльменов, шлифующих в урочный час панели Невского проспекта — этих, по меткому выражению поэта, «
детей вековой пустоты и наследственной праздности».
По
уставу ордена мальтийских рыцарей, владетельные государи и члены их семейств обоего пола могли вступить, несмотря на вероисповедание, в орден без принятия рыцарских обетов, получая так называемые «кресты благочестия» (didevjzione), и потому граф Литта вез с собою во дворец орденские знаки для императрицы и ее августейших
детей.
— Вот чудак! Пошел бы и сам спать, —
устал ведь с работы! Да и для
ребенка лучше, если положишь его.
— Она так
устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ах, André! Quel trésor de femme vous avez, [Ах, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] — сказала она, усаживаясь на диван против брата. — Она совершенный
ребенок, такой милый, веселый
ребенок. Я так ее полюбила.
Зарабатываю денег побольше, чтобы на Рождество вытащить Сашеньку из лазарета, взять
детей и проехаться дня на три куда-нибудь в Финляндию. Хоть от газет отдохнуть.
Устал. И такая темень в комнатах, словно все мы слепнуть начали; едва желтые лица разглядываешь.
Устал,
устал.