Неточные совпадения
Я люблю
сказки и песни, и просидел я в деревне той целый день, стараясь
услышать что-нибудь никем не слышанное.
— Вот ваше письмо, — начала она, положив его на стол. — Разве возможно то, что вы пишете? Вы намекаете на преступление, совершенное будто бы братом. Вы слишком ясно намекаете, вы не смеете теперь отговариваться. Знайте же, что я еще до вас
слышала об этой глупой
сказке и не верю ей ни в одном слове. Это гнусное и смешное подозрение. Я знаю историю и как и отчего она выдумалась. У вас не может быть никаких доказательств. Вы обещали доказать: говорите же! Но заранее знайте, что я вам не верю! Не верю!..
Однажды мне пришла мысль записать речь Дерсу фонографом. Он вскоре понял, что от него требовалось, и произнес в трубку длинную
сказку, которая заняла почти весь валик. Затем я переменил мембрану на воспроизводящую и завел машину снова. Дерсу,
услышав свою речь, переданную ему обратно машиной, нисколько не удивился, ни один мускул на лице его не шевельнулся. Он внимательно прослушал конец и затем сказал...
Они рассказывали о своей скучной жизни, и
слышать это мне было очень печально; говорили о том, как живут наловленные мною птицы, о многом детском, но никогда ни слова не было сказано ими о мачехе и отце, — по крайней мере я этого не помню. Чаще же они просто предлагали мне рассказать
сказку; я добросовестно повторял бабушкины истории, а если забывал что-нибудь, то просил их подождать, бежал к бабушке и спрашивал ее о забытом. Это всегда было приятно ей.
Петрунька чувствовал себя очень скверно и целые дни прятался от сердитой баушки, как пойманный зверек. Он только и ждал того времени, когда Наташка укладывала его спать с собой. Наташка целый день летала по всему дому стрелой, так что ног под собой не
слышала, а тут находила и ласковые слова, и
сказку, и какие-то бабьи наговоры, только бы Петрунька не скучал.
Бегут сани, стучит конское копыто о мерзлую землю, мелькают по сторонам хмурые деревья, и
слышит Аграфена ласковый старушечий голос, который так любовно наговаривает над самым ее ухом: «Петушок, петушок, золотой гребешок, маслена головушка, шелкова бородушка, выгляни в окошечко…» Это баушка Степанида
сказку рассказывает ребятам, а сама Аграфена совсем еще маленькая девчонка.
Иногда образ сына вырастал перед нею до размеров героя
сказки, он соединял в себе все честные, смелые слова, которые она
слышала, всех людей, которые ей нравились, все героическое и светлое, что она знала. Тогда, умиленная, гордая, в тихом восторге, она любовалась им и, полная надежд, думала...
— Не удивительно ли, что эта старая
сказка, которую рассказал сейчас карлик и которую я так много раз уже
слышал, ничтожная сказочка про эти вязальные старухины спицы, не только меня освежила, но и успокоила от того раздражения, в которое меня ввергла намеднишняя новая действительность?
Тот день вечером у постели мальчика сидела Власьевна, и вместо тихих
сказок он
слышал жирные, слащавые поучения.
— Именно так она и была одета, — сказал Больт. — Вы раньше
слышали эту
сказку?
— Но рядом со всем этим он замечал, что каждый раз, когда ему приходится говорить о позорной современности, о том, как она угнетает человека, искажая его тело, его душу, когда он рисовал картины жизни в будущем, где человек станет внешне и внутренне свободен, — он видел ее перед собою другой: она слушала его речи с гневом сильной и умной женщины, знающей тяжесть цепей жизни, с доверчивой жадностью ребенка, который
слышит волшебную
сказку, и эта
сказка в ладу с его, тоже волшебно сложной, душою.
Фома знает эту страшную
сказку о крестнике бога, не раз он
слышал ее и уже заранее рисует пред собой этого крестника: вот он едет на белом коне к своим крестным отцу и матери, едет во тьме, по пустыне, и видит в ней все нестерпимые муки, коим осуждены грешники… И
слышит он тихие стоны и просьбы их...
Целые дни Фома проводил на капитанском мостике рядом с отцом. Молча, широко раскрытыми глазами смотрел он на бесконечную панораму берегов, и ему казалось, что он движется по широкой серебряной тропе в те чудесные царства, где живут чародеи и богатыри
сказок. Порой он начинал расспрашивать отца о том, что видел. Игнат охотно и подробно отвечал ему, но мальчику не нравились ответы: ничего интересного и понятного ему не было в них, и не
слышал он того, что желал бы
услышать. Однажды он со вздохом заявил отцу...
Читая, не помню который том, дошел я до
сказки «Красавица и Зверь»; с первых строк показалась она мне знакомою и чем далее, тем знакомее; наконец, я убедился, что это была
сказка, коротко известная мне под именем: «Аленький цветочек», которую я
слышал не один десяток раз в деревне от нашей ключницы Пелагеи.
Торопливо и путано она рассказала какую-то
сказку: бог разрешил сатане соблазнить одного доктора, немца, и сатана подослал к доктору чёрта. Дёргая себя за ухо, Артамонов добросовестно старался понять смысл этой
сказки, но было смешно и досадно
слышать, что дочь говорит поучающим тоном, это мешало понимать.
— Не бойся смерти, Суламифь! Так же сильна, как и смерть, любовь… Отгони грустные мысли… Хочешь, я расскажу тебе о войнах Давида, о пирах и охотах фараона Суссакима? Хочешь ты
услышать одну из тех
сказок, которые складываются в стране Офир?.. Хочешь, я расскажу тебе о чудесах Вакрамадитья?
Сестры мои не могли
слышать наших любовных изъяснений или заметить восторгов наших; они, переслушав Верочкины
сказки, за что-то поссорились между собою, после побранились, потом дрались, наконец, помирились и с шумом спешили оканчивать выбор своего урока; каждому из нас дано было по большой миске пшеницы, чтобы перебрать ее.
Иногда учителю начинает казаться, что о-н, с тех пор как помнит себя, никуда не выезжал из Курши, что зима никогда не прекращалась и никогда не прекратится и что он только в забытой
сказке или во сне
слышал про другую жизнь, где есть цветы, тепло, свет, сердечные, вежливые люди, умные книги, женские нежные голоса и улыбки.
Не
сказка ли это? наяву ли он
слышит ее?
Слушает — Никитишна
сказку про Ивана-царевича сказывает.
Слышит, как затеяла она, чтоб каждая девица по очереди рассказывала, как бы стала с мужем жить.
Слышит, какие речи говорят девицы улангерские,
слышит и Фленушку.
Это Терек! Бурное дитя Кавказа, я узнаю тебя!.. Он рассказывает бесконечно длинную, чудную
сказку,
сказку речных валунов с каменистого дна… И бежит, и сердится, и струится… Потом я
услышала цокот подков быстрого кабардинского коня, звонкие бубенцы тяжеловесных мулов, лениво тянущих неуклюжую грузинскую арбу. Колокольчики звенят… Звон стоит в ушах, в голове, во всем моем существе. Я вздрагиваю и открываю глаза.
Всех упрекает, будто ее хотели обмануть, не рассказавши
сказок, что
услышала она на соборе.
— Рассказал ты, братец, что размазал, — молвил наконец ему Марко Данилыч. — Послушать тебя, так и
сказок не надо… Знатный бахарь! Надо чести приписать! А скажи-ка ты мне по чистой правде да по совести — сам ты эти небылицы в лицах выдумал али
слышал от какого-нибудь бахвала?
Другой ямщик, сидевший в одних санях с советчиком, ничего не говорил Игнашке и вообще не вмешивался в это дело, хотя по спал еще, о чем я заключил по неугасаемой его трубочке и по тому, что, когда мы останавливались, я
слышал его мерный, непрерываемый говор. Он рассказывал
сказку. Раз только, когда Игнашка в шестой или седьмой раз остановился, ему, видимо, досадно стало, что прерывается его удовольствие езды, и он закричал ему...
Чудесная это была
сказка! Луч месяца рассказывал в ней о своих странствиях — как он заглядывал на землю и людские жилища и что видел там: он был и в царском чертоге, и в землянке охотника, и в тюрьме, и в больнице… чудесная
сказка, но я ее на этот раз вовсе не слушала. Я только ловила звуки милого голоса, и сердце мое замирало от сознания, что завтра я уже не
услышу его, не увижу этого чудесного, доброго лица с гордыми прекрасными глазами и ласковым взглядом.
— Ну, батюшка, это мы уже
слышали: надоела уже нам эта
сказка про свежесть и тысячелетнюю молодость.
Это «снадобье» породило в народе толки об изобретении «царским колдуном» мертвой и живой воды, о которой народ
слышал в
сказках стариков.
Все, что я теперь вижу и
слышу, мне кажется давно уже знакомо по старинным повестям и
сказкам» (к А. С. Суворину, 30 мая 1888 г.).