Неточные совпадения
Он знал только, что сказал ей
правду, что он ехал туда, где была она, что всё счастье жизни, единственный смысл жизни он находил теперь в том, чтобы видеть и
слышать ее.
Она не
слышала половины его слов, она испытывала страх к нему и думала о том,
правда ли то, что Вронский не убился. О нем ли говорили, что он цел, а лошадь сломала спину? Она только притворно-насмешливо улыбнулась, когда он кончил, и ничего не отвечала, потому что не слыхала того, что он говорил. Алексей Александрович начал говорить смело, но, когда он ясно понял то, о чем он говорит, страх, который она испытывала, сообщился ему. Он увидел эту улыбку, и странное заблуждение нашло на него.
— Я
слышал, княжна, что, будучи вам вовсе не знаком, я имел уже несчастие заслужить вашу немилость… что вы меня нашли дерзким… неужели это
правда?
—
Слышал. Лужин обвинял вас, что вы даже были причиной смерти ребенка.
Правда это?
— Так вот ты где! — крикнул он во все горло. — С постели сбежал! А я его там под диваном даже искал! На чердак ведь ходили! Настасью чуть не прибил за тебя… А он вон где! Родька! Что это значит? Говори всю
правду! Признавайся!
Слышишь?
— Постой, Иван Кузьмич, — сказала комендантша, вставая с места. — Дай уведу Машу куда-нибудь из дому; а то
услышит крик, перепугается. Да и я,
правду сказать, не охотница до розыска. Счастливо оставаться.
В этих трех словах Клим
слышал свою
правду. Он сердито посоветовал...
Самгин старался выдержать тон объективного свидетеля, тон человека, которому дорога только
правда, какова бы она ни была. Но он сам
слышал, что говорит озлобленно каждый раз, когда вспоминает о царе и Гапоне. Его мысль невольно и настойчиво описывала восьмерки вокруг царя и попа, густо подчеркивая ничтожество обоих, а затем подчеркивая их преступность. Ему очень хотелось напугать людей, и он делал это с наслаждением.
«Ах, скорей бы кончить да сидеть с ней рядом, не таскаться такую даль сюда! — думал он. — А то после такого лета да еще видеться урывками, украдкой, играть роль влюбленного мальчика…
Правду сказать, я бы сегодня не поехал в театр, если б уж был женат: шестой раз
слышу эту оперу…»
«Куда „туда же“? — спрашивал он мучительно себя, проклиная чьи-то шаги, помешавшие
услышать продолжение разговора. — Боже! так это
правда: тайна есть (а он все не верил) — письмо на синей бумаге — не сон! Свидания! Вот она, таинственная „Ночь“! А мне проповедовала о нравственности!»
Между тем затеяли пирушку, пригласили Райского, и он
слышал одно: то о колорите, то о бюстах, о руках, о ногах, о «
правде» в искусстве, об академии, а в перспективе — Дюссельдорф, Париж, Рим. Отмеривали при нем года своей практики, ученичества, или «мученичества», прибавлял Райский. Семь, восемь лет — страшные цифры. И все уже взрослые.
— Знаю,
слышала — только
правда ли?
— И
правду сказать, есть чего бояться предков! — заметила совершенно свободно и покойно Софья, — если только они
слышат и видят вас! Чего не было сегодня! и упреки, и declaration, [признание (фр.).] и ревность… Я думала, что это возможно только на сцене… Ах, cousin… — с веселым вздохом заключила она, впадая в свой слегка насмешливый и покойный тон.
Все
слышали, что Вера Васильевна больна, и пришли наведаться. Татьяна Марковна объявила, что Вера накануне прозябла и на два дня осталась в комнате, а сама внутренне страдала от этой лжи, не зная, какая
правда кроется под этой подложной болезнью, и даже не смела пригласить доктора, который тотчас узнал бы, что болезни нет, а есть моральное расстройство, которому должна быть причина.
— Да, да, это
правда: был у соседа такой учитель, да еще подивитесь, батюшка, из семинарии! — сказал помещик, обратясь к священнику. — Смирно так шло все сначала: шептал, шептал, кто его знает что, старшим детям — только однажды девочка, сестра их, матери и проговорись: «Бога, говорит, нет, Никита Сергеич от кого-то
слышал». Его к допросу: «Как Бога нет: как так?» Отец к архиерею ездил: перебрали тогда: всю семинарию…
— Не бегите, поглядите мне в глаза,
слышите мой голос: в нем
правда!
— Вы уверяете, что
слышали, а между тем вы ничего не
слышали.
Правда, в одном и вы справедливы: если я сказал, что это дело «очень простое», то забыл прибавить, что и самое трудное. Все религии и все нравственности в мире сводятся на одно: «Надо любить добродетель и убегать пороков». Чего бы, кажется, проще? Ну-тка, сделайте-ка что-нибудь добродетельное и убегите хоть одного из ваших пороков, попробуйте-ка, — а? Так и тут.
Ошибаться я не мог: я
слышал этот звучный, сильный, металлический голос вчера,
правда всего три минуты, но он остался в моей душе.
— Я все
слышала, я все знаю. Эта ужасная ночь… О, сколько вы должны были выстрадать!
Правда ли,
правда ли, что вас нашли уже без чувств, на морозе?
Правда, тут же рядом, через перегородку, стоял покойник, и я с вечера
слышал чтение псалмов, но это обстоятельство не помешало мне самому спать как мертвому.
— Ну, уж извините, я вам голову отдаю на отсечение, что все это
правда до последнего слова. А вы
слышали, что Василий Назарыч уехал в Сибирь? Да… Достал где-то денег и уехал вместе с Шелеховым. Я заезжала к ним на днях: Марья Степановна совсем убита горем, Верочка плачет… Как хотите — скандал на целый город, разоренье на носу, а тут еще дочь-невеста на руках.
— И хорошо сделали, потому что, вероятно, узнали бы не больше того, что уже
слышали от мамы. Городские слухи о нашем разорении —
правда… В подробностях я не могу объяснить вам настоящее положение дел, да и сам папа теперь едва ли знает все. Ясно только одно, что мы разорены.
Нашлись, конечно, сейчас же такие люди, которые или что-нибудь видели своими глазами, или что-нибудь
слышали собственными ушами; другим стоило только порыться в своей памяти и припомнить, что было сказано кем-то и когда-то; большинство ссылалось без зазрения совести на самых достоверных людей, отличных знакомых и близких родных, которые никогда не согласятся лгать и придумывать от себя, а имеют прекрасное обыкновение говорить только одну
правду.
Правда, про пакет с тремя тысячами тоже
слышал лишь от самого Мити.
— Ах, да ведь это
правда, если б он убил! — воскликнула Грушенька. — Помешанный он был тогда, совсем помешанный, и это я, я, подлая, в том виновата! Только ведь он же не убил, не убил! И все-то на него, что он убил, весь город. Даже Феня и та так показала, что выходит, будто он убил. А в лавке-то, а этот чиновник, а прежде в трактире
слышали! Все, все против него, так и галдят.
Китайцы в рыбной фанзе сказали
правду. Только к вечеру мы дошли до реки Санхобе. Тропа привела нас прямо к небольшому поселку. В одной фанзе горел огонь. Сквозь тонкую бумагу в окне я
услышал голос Н.А. Пальчевского и увидел его профиль. В такой поздний час он меня не ожидал. Г.И. Гранатман и А.И. Мерзляков находились в соседней фанзе. Узнав о нашем приходе, они тотчас прибежали. Начались обоюдные расспросы. Я рассказывал им, что случилось с нами в дороге, а они мне говорили о том, как работали на Санхобе.
Верочка улыбнулась:
правда, это можно
слышать от всякой женщины.
Но я, кроме того, замечаю еще вот что: женщина в пять минут
услышит от проницательного читателя больше сальностей, очень благоприличных, чем найдет во всем Боккаччио, и уж, конечно, не
услышит от него ни одной светлой, свежей, чистой мысли, которых у Боккаччио так много): ты
правду говорил, мой милый, что у него громадный талант.
—
Правда. Скажу прямее: я опасаюсь, что им будет это неприятно. Они не
слышали моей фамилии. Но у меня могли быть какие-нибудь столкновении с кем-нибудь из людей, близких к мим, или с ними, это все равно. Словом, я должен удостовериться, приятно ли было бы им познакомиться со мною.
— Ну, Вера, хорошо. Глаза не заплаканы. Видно, поняла, что мать говорит
правду, а то все на дыбы подымалась, — Верочка сделала нетерпеливое движение, — ну, хорошо, не стану говорить, не расстраивайся. А я вчера так и заснула у тебя в комнате, может, наговорила чего лишнего. Я вчера не в своем виде была. Ты не верь тому, что я с пьяных-то глаз наговорила, —
слышишь? не верь.
Слышу я, девица,
Слезную жалобу.
Горе-то слышится,
Правда-то видится,
Толку-то, милая,
Мало-малехонько.
Сказывай по́ ряду,
Что и как деялось,
Чем ты обижена,
Кем опозорена!
—
Слышите ли? — говорил голова с важною осанкою, оборотившись к своим сопутникам, — комиссар сам своею особою приедет к нашему брату, то есть ко мне, на обед! О! — Тут голова поднял палец вверх и голову привел в такое положение, как будто бы она прислушивалась к чему-нибудь. — Комиссар,
слышите ли, комиссар приедет ко мне обедать! Как думаешь, пан писарь, и ты, сват, это не совсем пустая честь! Не
правда ли?
Правду она говорит про себя в начале второго акта: «Как тень какая хожу, ног под собою не
слышу… только чувствует мое сердце, что ничего из этого хорошего не выйдет.
— Да что, князь, ты и сам как-нибудь к этакой не попал ли? Я кое-что
слышал про тебя, если
правда?
Да, это
правда, мы вошли не смиренно, не как прихлебатели и искатели ваши, а подняв голову, как свободные люди, и отнюдь не с просьбой, а с свободным и гордым требованием (
слышите, не с просьбой, а требованием, зарубите себе это!).
— Этот Лебедев интригует против вас, князь, ей-богу! Они хотят вас под казенную опеку взять, можете вы себе это представить, со всем, со свободною волей и с деньгами, то есть с двумя предметами, отличающими каждого из нас от четвероногого!
Слышал, доподлинно
слышал! Одна
правда истинная!
— Да и не то что
слышал, а и сам теперь вижу, что
правда, — прибавил он, — ну когда ты так говорил, как теперь? Ведь этакой разговор точно и не от тебя. Не
слышал бы я о тебе такого, так и не пришел бы сюда; да еще в парк, в полночь.
— Ну уж и ты-то, батюшка, должно быть, хорош, коли
правда то, что я
слышала, — осадила его сейчас же Лизавета Прокофьевна.
— Стало быть, это
правда! — вскричал князь в тревоге. — Я
слышал, но всё еще не хотел верить.
— Да, Терентьев, благодарю вас, князь, давеча говорили, но у меня вылетело… я хотел вас спросить, господин Терентьев,
правду ли я
слышал, что вы того мнения, что стоит вам только четверть часа в окошко с народом поговорить, и он тотчас же с вами во всем согласится и тотчас же за вами пойдет?
— То
правда, что я за Гаврилу Ардалионовича замуж иду! Что я Гаврилу Ардалионовича люблю и бегу с ним завтра же из дому! — набросилась на нее Аглая. —
Слышали вы? Удовлетворено ваше любопытство? Довольны вы этим?
Я
слышал, что Вольховскийвоюет с персами; не знаю,
правда ли это; мне приятно было узнать, что наш compagnon de malheur [Товарищ по несчастью (франц.). — Имеется в виду В. К. Кюхельбекер.] оставлен дышать свободнее в других крепостях.
Где и что с нашими добрыми товарищами? Я
слышал только о Суворочке, что он воюет с персианами — не знаю,
правда ли это, — да сохранит его бог и вас; доброй моей Марье Яковлевне целую ручку. От души вас обнимаю и желаю всевозможного счастия всему вашему семейству и добрым товарищам. Авось когда-нибудь узнаю что-нибудь о дорогих мне.
— Мне давно надоело жить, — начал он после долгой паузы. — Я пустой человек… ничего не умел, не понимал, не нашел у людей ничего. Да я… моя мать была полька… А вы… Я недавно
слышал, что вы в инсуррекции… Не верил… Думал, зачем вам в восстание? Да… Ну, а вот и
правда… вот вы смеялись над национальностями, а пришли умирать за них.
Наконец,
правда и то, что с гостями своими обходилась она слишком бесцеремонно, а иногда и грубовато: всем говорила «ты» и без всякой пощады высказывала в глаза все дурное, что
слышала об них или что сама в них замечала.
—
Слышал, Анна Андреевна, говорил он мне, что будто вы оба надумались и согласились взять бедную девочку, сиротку, на воспитание.
Правда ли это?
Сначала я пошел к старикам. Оба они хворали. Анна Андреевна была совсем больная; Николай Сергеич сидел у себя в кабинете. Он
слышал, что я пришел, но я знал, что по обыкновению своему он выйдет не раньше, как через четверть часа, чтоб дать нам наговориться. Я не хотел очень расстраивать Анну Андреевну и потому смягчал по возможности мой рассказ о вчерашнем вечере, но высказал
правду; к удивлению моему, старушка хоть и огорчилась, но как-то без удивления приняла известие о возможности разрыва.
Правда, я хоть не признался и ей, чем занимаюсь, но помню, что за одно одобрительное слово ее о труде моем, о моем первом романе, я бы отдал все самые лестные для меня отзывы критиков и ценителей, которые потом о себе
слышал.
Мне что девочка? и не нужна; так, для утехи… чтоб голос чей-нибудь детский
слышать… а впрочем, по
правде, я ведь для старухи это делаю; ей же веселее будет, чем с одним со мной.
— Вот вы сказали давеча, — начал я, — что у Дерунова кровь на старости лет заиграла. Я ведь и сам об этом в К. мельком
слышал: неужели это
правда?