Неточные совпадения
Коли вы больше спросите,
И раз и два — исполнится
По вашему желанию,
А в третий быть беде!»
И
улетела пеночка
С своим родимым птенчиком,
А мужики гуськом
К дороге потянулися
Искать столба тридцатого.
10) Маркиз де Санглот, Антон Протасьевич, французский выходец и друг Дидерота. Отличался легкомыслием и любил петь непристойные песни. Летал по воздуху в городском саду и чуть было не
улетел совсем, как зацепился фалдами за шпиц, и оттуда
с превеликим трудом снят. За эту затею уволен в 1772 году, а в следующем же году, не уныв духом, давал представления у Излера на минеральных водах. [Это очевидная ошибка. — Прим. издателя.]
Насыщенные богатым летом, и без того на всяком шагу расставляющим лакомые блюда, они влетели вовсе не
с тем, чтобы есть, но чтобы только показать себя, пройтись взад и вперед по сахарной куче, потереть одна о другую задние или передние ножки, или почесать ими у себя под крылышками, или, протянувши обе передние лапки, потереть ими у себя над головою, повернуться и опять
улететь, и опять прилететь
с новыми докучными эскадронами.
Легкий головной убор держался только на одних ушах и, казалось, говорил: «Эй,
улечу, жаль только, что не подыму
с собой красавицу!» Талии были обтянуты и имели самые крепкие и приятные для глаз формы (нужно заметить, что вообще все дамы города N. были несколько полны, но шнуровались так искусно и имели такое приятное обращение, что толщины никак нельзя было приметить).
Гриша обедал в столовой, но за особенным столиком; он не поднимал глаз
с своей тарелки, изредка вздыхал, делал страшные гримасы и говорил, как будто сам
с собою: «Жалко!..
улетела…
улетит голубь в небо… ох, на могиле камень!..» и т. п.
— Ага! попались! — закричал он, маленькими шажками подбегая к Володе, схватил его за голову и начал тщательно рассматривать его макушку, — потом
с совершенно серьезным выражением отошел от него, подошел к столу и начал дуть под клеенку и крестить ее. — О-ох жалко! О-ох больно!.. сердечные…
улетят, — заговорил он потом дрожащим от слез голосом,
с чувством всматриваясь в Володю, и стал утирать рукавом действительно падавшие слезы.
Он, что сокол: захотел — прилетел, захотел —
улетел; а мы
с тобой, как опенки на дупле, сидим рядком и ни
с места.
Он за ней, но она едва касается травы и в самом деле как будто
улетает. Он
с полугоры начал звать ее.
— Верьте же мне, — заключила она, — как я вам верю, и не сомневайтесь, не тревожьте пустыми сомнениями этого счастья, а то оно
улетит. Что я раз назвала своим, того уже не отдам назад, разве отнимут. Я это знаю, нужды нет, что я молода, но… Знаете ли, — сказала она
с уверенностью в голосе, — в месяц,
с тех пор, как знаю вас, я много передумала и испытала, как будто прочла большую книгу, так, про себя, понемногу… Не сомневайтесь же…
В своей глубокой тоске немного утешаюсь тем, что этот коротенький эпизод нашей жизни мне оставит навсегда такое чистое, благоуханное воспоминание, что одного его довольно будет, чтоб не погрузиться в прежний сон души, а вам, не принеся вреда, послужит руководством в будущей, нормальной любви. Прощайте, ангел,
улетайте скорее, как испуганная птичка
улетает с ветки, где села ошибкой, так же легко, бодро и весело, как она,
с той ветки, на которую сели невзначай!»
Против него садился Райский и
с удивлением глядел на лицо Васюкова, следил, как, пока еще
с тупым взглядом, достает он скрипку, вяло берет смычок, намажет его канифолью, потом сначала пальцем тронет струны, повинтит винты, опять тронет, потом поведет смычком — и все еще глядит сонно. Но вот заиграл — и проснулся, и
улетел куда-то.
Бабушка поглядела в окно и покачала головой. На дворе куры, петухи, утки
с криком бросились в стороны, собаки
с лаем поскакали за бегущими, из людских выглянули головы лакеев, женщин и кучеров, в саду цветы и кусты зашевелились, точно живые, и не на одной гряде или клумбе остался след вдавленного каблука или маленькой женской ноги, два-три горшка
с цветами опрокинулись, вершины тоненьких дерев, за которые хваталась рука, закачались, и птицы все до одной от испуга
улетели в рощу.
Вот тут Райский поверял себя, что
улетало из накопившегося в день запаса мыслей, желаний, ощущений, встреч и лиц. Оказывалось, что
улетало все — и
с ним оставалась только Вера. Он
с досадой вертелся в постели и засыпал — все
с одной мыслью и просыпался
с нею же.
— Нет, нет, постой, ангел, не
улетай! — остановил он Марфеньку, когда та направилась было к двери, — не надо от итальянца, не в коня корм! не проймет, не почувствую: что мадера от итальянца, что вода — все одно! Она десять рублей стоит: не к роже! Удостой, матушка, от Ватрухина, от Ватрухина — в два
с полтиной медью!
Викентьеву это молчание, сдержанность, печальный тон были не по натуре. Он стал подговаривать мать попросить у Татьяны Марковны позволения увезти невесту и уехать опять в Колчино до свадьбы, до конца октября. К удовольствию его, согласие последовало легко и скоро, и молодая чета, как пара ласточек,
с веселым криком
улетела от осени к теплу, свету, смеху, в свое будущее гнездо.
А Дмитрий Федорович, которому Грушенька,
улетая в новую жизнь, «велела» передать свой последний привет и заказала помнить навеки часок ее любви, был в эту минуту, ничего не ведая о происшедшем
с нею, тоже в страшном смятении и хлопотах.
С исчезновением насекомых должны
улететь и они в более теплые страны.
Как бы в подтверждение его слов ворона снялась
с дерева и
улетела. Доводы эти Фокину показались убедительными; он положил ружье на место и уже больше не ругал ворон, хотя они подлетали к нему еще ближе, чем в первый раз.
Ермолай не возвращался более часу. Этот час нам показался вечностью. Сперва мы перекликивались
с ним очень усердно; потом он стал реже отвечать на наши возгласы, наконец умолк совершенно. В селе зазвонили к вечерне. Меж собой мы не разговаривали, даже старались не глядеть друг на друга. Утки носились над нашими головами; иные собирались сесть подле нас, но вдруг поднимались кверху, как говорится, «колом», и
с криком
улетали. Мы начинали костенеть. Сучок хлопал глазами, словно спать располагался.
Кое-где в стоячих водах держались поганки
с торчащими в сторону ушами и
с воротничками из цветных перьев. Они не
улетали, а спешили спрятаться в траве или нырнуть в воду.
А черт
улетел снова в трубу, в твердой уверенности, что Чуб возвратится вместе
с кумом назад, застанет кузнеца и отпотчует его так, что он долго будет не в силах взять в руки кисть и малевать обидные карикатуры.
Человек не может, не должен в своем восхождении
улететь из мира, снять
с себя ответственность за других.
Но… когда просыпался, — все
улетало, как стая птиц, испуганных приближением охотника. А те концы, которые мне удавалось порой задержать в памяти, оказывались совершенно плохи: в стихах не было размера, в прозе часто недоставало даже грамматического смысла, а слова стояли
с не своим, чуждым значением…
Этим она пыталась нас усыпить, но, разумеется, сон
улетал, как вспугнутая птица, и, закрываясь
с головой от страшного впечатления, мы засыпали только глубокой ночью…
Дело дошло чуть не до драки, когда в одном ложке при спуске
с горы сани перевернулись на всем раскате вверх полозьями, так что сидевший назади Михей Зотыч редькой
улетел прямо в снег, а правивший лошадью Анфим протащился, запутавшись в вожжах, сажен пять на собственном чреве.
Журавль
с журавлихой, или журкой (так ласково называет ее народ) сидят попеременно на яйцах; свободный от сиденья ходит кругом гнезда поодаль, кушает и караулит; громкий его крик возвещает приближение какой-нибудь опасности, и сидящий на яйцах сейчас бросает их, отбегает, согнувшись, в сторону и начинает звать своего дружку, который немедленно к нему присоединяется; они вместе уходят от гнезда дальше или
улетают.
Один раз ударил я бекаса вверху, и он, тихо кружась, упал в десяти шагах от меня
с распростертыми крыльями на большую кочку; он был весь в виду, и я, зарядив ружье, не торопясь подошел взять свою добычу; я протянул уже руку, но бекас вспорхнул и
улетел, как здоровый, прежде чем я опомнился.
Весною он прилетает всегда вместе
с дупелями и вместе
с ними показывается па первых высыпках, но
улетает гораздо позднее, даже после бекаса.
Во-вторых, ружье
с пистонами стреляет скорее и бьет крепче, ибо воспламенение пороха производится быстрее и сила разреженного воздуха не
улетает в затравку, которая остается плотно закрытою колпачком и курком.
Я становился обыкновенно на средине той десятины или того места, около которого вьются красноустики, брал
с собой даже собаку, разумеется вежливую, и они налетали на меня иногда довольно в меру; после нескольких выстрелов красноустики перемещались понемногу на другую десятину или загон, и я подвигался за ними, преследуя их таким образом до тех пор, пока они не оставляли поля совсем и не
улетали из виду вон.
Употреблял я также
с успехом и другой маневр: заметив, по первому улетевшему глухарю, то направление, куда должны
улететь и другие, — ибо у всех тетеревов неизменный обычай: куда
улетел один, туда лететь и всем, — я становился на самом пролете, а товарища-охотника или кучера
с лошадьми посылал пугать остальных глухарей.
Предполагая, что не могли же все вальдшнепы
улететь в одну ночь, я бросился
с хорошею собакою обыскивать все родники и ключи, которые не замерзли и не были занесены снегом и где накануне я оставил довольно вальдшнепов; но, бродя целый день, я не нашел ни одного; только подходя уже к дому, в корнях непроходимых кустов, около родникового болотца, подняла моя неутомимая собака вальдшнепа, которого я и убил: он оказался хворым и до последней крайности исхудалым и, вероятно, на другой бы день замерз.
Испуганная стая, взволновавшись,
с шумом
улетала, но, сделав круг и не видя нигде присутствия человека, возвращалась назад и нередко вновь опускалась на прежнее место единственно потому, что я не выходил из своего убежища и не подбирал убитых или подстреленных кроншнепов; последнее обстоятельно очень важно, потому что к раненой птице почти всегда опустится стая.
В то время, когда старые кулики держатся
с молодыми выводками в большой траве или хлебе, молодых стрелять из-под собаки, точно как дупельшнепов, ибо они не поднимаются высоко и не
улетают очень далеко, а, пересев, сидят смирно, спрятавшись в траве, и подпускают собаку близко, даже выдерживают стойку.
Куропатки иногда так привыкают к житью своему на гумнах, особенно в деревнях степных, около которых нет удобных мест для ночевки и полдневного отдыха, что вовсе не
улетают с гумен и, завидя людей, прячутся в отдаленные вороха соломы, в господские большие гуменники, всегда отдельно и даже не близко стоящие к ригам, и вообще в какие-нибудь укромные места; прячутся даже в большие сугробы снега, которые наметет буран к заборам и околице, поделают в снегу небольшие норы и преспокойно спят в них по ночам или отдыхают в свободное время от приискиванья корма.
В другой раз собака подала мне застреленного бекаса; я взял его и, считая убитым наповал, бросил возле себя, потому что заряжал в это время ружье; бекас, полежав
с минуту, также
улетел, и даже закричал, а раненая птица не кричит.
Недели через три после своего появления огромными стаями курахтаны
улетают вместе со всею пролетною птицей, и к осени, то есть в августе, петушки возвращаются пепельно-серыми, пестрыми куличками без грив и хохолков, почти совершенно сходными
с своими самками, которые и весной и осенью сохраняют один и тот же вид и цвет, постоянно имея хлупь и брюшко белые.
[Много раз случалось со мной и
с другими охотниками, что тетерев выдерживал по два и по три выстрела и
улетал даже не подбитый.
Опускаясь на ночлег, они не слетают, а как будто падают вниз, без всякого шума, точно пропадают, так что, завидя издали большое дерево, унизанное десятками тетеревов, и подъезжая к нему
с осторожностью, вдруг вы увидите, что тетеревов нет, а они никуда не
улетали!
От гнезд
с яйцами, особенно от детей, старые дрозды бывают еще смирнее, или, вернее сказать, смелее, и если не налетают на охотника, то по крайней мере не
улетают прочь, а только перепархивают
с сучка на сучок,
с дерева на дерево, немилосердно треща и чокая и стараясь отвести человека в другую сторону.
Будучи пойманы и выкормлены вместе
с дворовою птицей, очень скоро привыкают ко всякой пище и делаются совершенно ручными; но как скоро подрастут крылья, то непременно
улетят если не в первый год, то в следующий; если же крылья подрезывать, то остаются ручными, но детей не выводят.
Когда испуганное насекомое снималось
с места и
улетало, на лице слепого являлось выражение болезненного недоумения.
Внезапу смятение распростерло мрачной покров свой по чертам веселия, улыбка
улетала со уст нежности и блеск радования
с ланит удовольствия.
«Я предвестница мрака, за мною ночь идет», — словно пророчила она своим появлением. Сова скрылась, и вместе
с нею, казалось,
улетела и угроза, оброненная ею по пути.
«Ты вот точно такой бы и был, — усмехнулась мне под конец, — у тебя, говорит, Парфен Семеныч, сильные страсти, такие страсти, что ты как раз бы
с ними в Сибирь, на каторгу,
улетел, если б у тебя тоже ума не было, потому что у тебя большой ум есть, говорит» (так и сказала, вот веришь или нет?
С закатом солнца, в тихий летний вечер,
улетает и моя старуха, — конечно, тут не без нравоучительной мысли; и вот в это-то самое мгновение, вместо напутственной, так сказать, слезы, молодой, отчаянный прапорщик, избоченясь и фертом, провожает ее
с поверхности земли русским элементом забубенных ругательств за погибшую миску!
Один момент — и детская душа
улетела бы из маленького тельца, как легкий вздох, но в эту самую минуту за избушкой раздался отчаянный, нечеловеческий крик. Макар бросился из избушки, как был без шапки. Саженях в двадцати от избушки, в мелкой березовой поросли копошились в снегу три человеческих фигуры. Подбежав к ним, Макар увидел, как солдат Артем одною рукой старался оттащить голосившую Аграфену
с лежавшего ничком в снегу Кирилла, а другою рукой ощупывал убитого, отыскивая что-то еще на теплом трупе.
Она не видала его почти два месяца. Только раз он прискакал в город, точно курьер,
с запискою Лизы к Вязмитинову, переменил книги и опять
улетел. Даже не присел и не разделся.
Павел пожал плечами и ушел в свою комнату; Клеопатра Петровна, оставшись одна, сидела довольно долго, не двигаясь
с места. Лицо ее приняло обычное могильное выражение: темное и страшное предчувствие говорило ей, что на Павла ей нельзя было возлагать много надежд, и что он, как пойманный орел, все сильней и сильней начинает рваться у ней из рук, чтобы вспорхнуть и
улететь от нее.
— А в сущности, все это пустяки, моя дорогая, — заговорил торопливо Прейн, посматривая на часы. — Могу вас уверить, что вся эта история кончится ничем. Увлечение генералом соскочит
с Евгения Константиныча так же скоро, как наскочило, а вместе
с ним
улетит и эта свинушка…