Неточные совпадения
И вдруг, взглянув
на сына, она отодвинулась от него, замолчала, глядя в зеленую сеть деревьев. А через минуту, поправляя прядь волос, спустившуюся
на щеку, поднялась со скамьи и
ушла, оставив сына измятым этой
сценой.
Самгин
ушел, не сказав ни слова, надеясь, что этим обидит ее или заставит понять, что он — обижен. Он действительно обиделся
на себя за то, что сыграл в этой странной
сцене глупую роль.
Несколько секунд мужчина и женщина молчали, переглядываясь, потом мать указала Климу глазами
на дверь; Клим
ушел к себе смущенный, не понимая, как отнестись к этой
сцене.
Климу хотелось отстегнуть ремень и хлестнуть по лицу девушки, все еще красному и потному. Но он чувствовал себя обессиленным этой глупой
сценой и тоже покрасневшим от обиды, от стыда, с плеч до ушей. Он
ушел, не взглянув
на Маргариту, не сказав ей ни слова, а она проводила его укоризненным восклицанием...
Устенька не без ловкости перевела разговор
на другую тему, потому что Стабровскому, видимо, было неприятно говорить о Галактионе. Ему показалось в свою очередь, что девушка чего-то не договаривает. Это еще был первый случай недомолвки. Стабровский продумал всю
сцену и пришел к заключению, что Устенька пришла специально для этого вопроса. Что же, это ее дело. Когда девушка
уходила, Стабровский с особенной нежностью простился с ней и два раз поцеловал ее в голову.
Сцена выходила чрезвычайно безобразная, но Настасья Филипповна продолжала смеяться и не
уходила, точно и в самом деле с намерением протягивала ее. Нина Александровна и Варя тоже встали с своих мест и испуганно, молча, ждали, до чего это дойдет; глаза Вари сверкали, и
на Нину Александровну всё это подействовало болезненно; она дрожала и, казалось, тотчас упадет в обморок.
В сущности, бабы были правы, потому что у Прокопия с Яшей действительно велись любовные тайные переговоры о вольном золоте. У безответного зыковского зятя все сильнее въедалась в голову мысль о том, как бы
уйти с фабрики
на вольную работу. Он вынашивал свою мечту с упорством всех мягких натур и затаился даже от жены. Вся
сцена закончилась тем, что мужики бежали с поля битвы самым постыдным образом и как-то сами собой очутились в кабаке Ермошки.
— Ну, что же делать, очень жаль! — говорил Павел, находя и со своей стороны совершенно невозможным, чтобы она в этом положении появилась
на сцене. — До свиданья! — сказал он и
ушел опять к Анне Ивановне, которая была уже в шляпке. Он посадил ее
на нарочно взятого лихача, и они понеслись
на Никитскую. Фатееву Павел в эту минуту совершенно забыл. Впереди у него было искусство и мысль о том, как бы хорошенько выучить Анну Ивановну сыграть роль Юлии.
Исчезновение Салова объяснялось очень просто: он, еще прежде того, как-то
на одном публичном гулянье встретил Анну Ивановну с мужем и вздумал было возобновлять с ней знакомство, но супруг ее, которому она, вероятно, рассказала все, сделал ему такую
сцену, что Салов едва жив от него
ушел, а потому в настоящем случае, встретив их снова, он за лучшее счел стушеваться; но Вихров ничего этого не знал.
На следующий день действительно были приглашены
на консультацию волостные старички с Кожиным, Семенычем и Вачегиным во главе. Повторилась приблизительно та же
сцена: ходоки заговаривались, не понимали и часто падали в ноги присутствовавшему в заседании барину. Эта
сцена произвела неприятное впечатление
на Евгения Константиныча, и он скоро
ушел к себе в кабинет, чтобы отдохнуть.
Платон Васильич несколько раз пробовал было просунуть голову в растворенные половинки дверей, но каждый раз
уходил обратно: его точно отбрасывало электрическим током, когда Раиса Павловна поднимала
на него глаза. Эта немая
сцена была красноречивее слов, и Платон Васильич уснул в своем кабинете, чтобы утром вести Евгения Константиныча по фабрикам,
на медный рудник и по всем другим заводским мытарствам.
Спеша поскорее
уйти от подобной
сцены, Калинович попал
на Сенную, и здесь подмокшая и сгнившая в возах живность так его ошибла по носу, что он почти опрометью перебежал
на другую сторону, где хоть и не совсем приятно благоухало перележавшею зеленью, но все-таки это не был запах разлагающегося мяса. Из всех этих подробностей Калинович понял, что он находится в самой демократической части города.
(Быстро
уходит в лес налево. Варвара Михайловна делает движение, как бы желая идти за ним, но тотчас же, отрицательно качнув головой, опускается
на пень. В глубине
сцены, около ковра с закусками, является Суслов, пьет вино. Варвара Михайловна встает,
уходит в лес налево. С правой стороны быстро входит Рюмин, оглядывается и с жестом досады опускается
на сено. Суслов, немного выпивший, идет к Рюмину, насвистывая.)
(Все трое
уходят в глубину
сцены. Там начинается шум и смех, негромкий, но непрерывный. С левой стороны выходят: Басов, выпивший, Шалимов, Дудаков и Влас. Последний идет в глубину
сцены, а первые трое —
на сено.)
Актер. Искать город… лечиться… Ты — тоже
уходи… Офелия… иди в монастырь… Понимаешь — есть лечебница для организмов… для пьяниц… Превосходная лечебница… Мрамор… мраморный пол! Свет… чистота, пища… всё — даром! И мраморный пол, да! Я ее найду, вылечусь и… снова буду… Я
на пути к возрожденью… как сказал… король… Лир! Наташа… по
сцене мое имя Сверчков-Заволжский… никто этого не знает, никто! Нет у меня здесь имени… Понимаешь ли ты, как это обидно — потерять имя? Даже собаки имеют клички…
Бубнов. Я говорю — старика-то кто-то уложил… (Шум
на сцене гаснет, как огонь костра, заливаемый водою. Раздаются отдельные возгласы вполголоса: «Неужто?», «Вот те раз!», «Ну-у?», «Уйдем-ка, брат!», «Ах, черт!». «Теперь — держись!», «Айда прочь, покуда полиции нет!» Толпа становится меньше.
Уходят Бубнов, Татарин. Настя и Квашня бросаются к трупу Костылева.)
На сцену беспрестанно входят ненужные лица, говорят вещи, не идущие к делу, и
уходят, опять неизвестно зачем и куда.
От рукоплесканий дрожит весь зал, и,
уходя семь раз со
сцены и семь раз возвращаясь
на вызовы, раскланиваясь, он останавливает
на миг свой взгляд в левой стороне зала, где минуту назад Гамлет искал ответа невозможного. Там сидели Струкова и Вася.
Публика требует повторения. После второго раза Райчева
уходит за кулисы.
На вызовы публики ее выводил
на сцену сам Гамлет…
Я уже знал от Петра Платоновича, что пятилетняя Ермолова, сидя в суфлерской будке со своим отцом, была полна восторгов среди сказочного мира
сцены; увлекаясь каким-нибудь услышанным монологом, она, выучившись грамоте, учила его наизусть по пьесе, находившейся всегда у отца, как у суфлера, и, выучив,
уходила в безлюдный угол старого, заброшенного кладбища,
на которое смотрели окна бедного домишки, где росла Ермолова.
Он подвинул левую ногу, голова его
ушла в плечи, и, когда толстяк-придворный последним торопливо исчез в кулисе, Гамлет, с середины
сцены, одним могучим прыжком перелетел
на подножие трона.
Кручинина.
На все ваши вопросы я вам буду отвечать тоже вопросом. Где мой сын? И пока я его не увижу, другого разговора между нами не будет. Мне пора
на сцену. (
Уходит.)
Косых (входит из левой двери и идет через
сцену). У меня
на бубнах: туз, король, дама, коронка сам-восемь, туз пик и одна… одна маленькая червонка, а она, черт ее возьми совсем, не могла объявить маленького шлема! (
Уходит в правую дверь.)
За
сценой голос Василия: «Не приказано принимать». Голос Глумова: «Что ты врешь!» Кучумов, Лидия, Надежда Антоновна
уходят. Шляпа Кучумова остается
на столе. Входят Глумов и Василий.
Я выучил наизусть виденные мною
на сцене пиесы и находил время, незаметно для моего воспитателя, разыгрывать перед самим собою все роли в вышесказанных пиесах, для чего запирался в своей комнате или
уходил в пустые, холодные антресоли.
Ирина стоит, задумавшись, потом
уходит в глубину
сцены и садится
на качели. Входит Андрей с колясочкой; показывается Ферапонт.
Ферапонт.
На то ведь и бумаги, чтоб их подписывать. (
Уходит в глубину
сцены.)
— Боже! боже!.. ну, так уж далеко моя фантазия не
уходила! — продолжала, не выдержав, Ида. — Польщу вам лишнею победою, и вы со всею вашей силой, со всем своим талантом громким, как пудель, ляжете вот здесь к моим ногам и поползете, куда вам прикажу!.. И все из-за чего? из-за того, чтобы взойти в пафос, потоки громких фраз пустить
на сцену и обмануть еще одну своим минутным увлечением… да?
Полина Андреевна тушит
на столе свечи, потом она и Дорн катят кресло. Все
уходят в левую дверь;
на сцене остается один Треплев за письменным столом.
Нина. Я чувствовала, что мы еще увидимся. (Возбужденно.) Борис Алексеевич, я решила бесповоротно, жребий брошен, я поступаю
на сцену. Завтра меня уже не будет здесь, я
ухожу от отца, покидаю все, начинаю новую жизнь… Я уезжаю, как и вы… в Москву. Мы увидимся там.
Виноват! Я выпустил из вида, что писать пьесы и играть
на сцене могут только немногие избранные. Я нарушил монополию! Мне… я… (Хочет еще что-то сказать, но машет рукой и
уходит влево.)
Бог знает почему я не
уходил. Мне самому становилось все тошнее и тоскливее. Образы всего прошедшего дня как-то сами собой, без моей воли, беспорядочно стали проходить в моей памяти. Я вдруг вспомнил одну
сцену, которую видел утром
на улице, когда озабоченно трусил в должность.
(Идет, как кошка, ему навстречу.) Иди, иди. Подойди сюда! (Поравнявшись с Мольером, глядит
на него, втыкает шпагу в пол, поворачивается и
уходит со
сцены.)
Одноглазый глядит
на Мольера, вкладывает шпагу в ножны и
уходит со
сцены.
В ответ
на это слышишь, с одной стороны, что будто вкус публики испортился (какой публики?), обратился к фарсу и что последствием этого была и есть отвычка артистов от серьезной
сцены и серьезных, художественных ролей; а с другой, что и самые условия искусства изменились: от исторического рода, от трагедии, высокой комедии — общество
ушло, как из-под тяжелой тучи, и обратилось к буржуазной так называемой драме и комедии, наконец к жанру.
Оставшись один, Хозаров целый почти час ходил, задумавшись, по комнате; потом прилег
на диван, снова встал, выкурил трубку и выпил водки. Видно, ему было очень скучно: он взял было журнал, но недолго начитал. «Как глупо нынче пишут, каких-то уродов выводят
на сцену!» — произнес он как бы сам с собою, оттолкнул книгу и потом решился заговорить с половым; но сей последний, видно, был человек неразговорчивый; вместо ответа он что-то пробормотал себе под нос и
ушел. Хозаров решительно не знал, как убить время.
Дульчин, Глафира Фирсовна, Пивокурова
уходят под деревья налево. Из клуба выходит публика и остается в глубине площадки.
На сцену выходят: Разносчик вестей, Иногородный и Москвич.
Бобоедов. Прекрасно! Я очень рад хоть чем-нибудь отплатить вам за те наслаждения, которые испытывал, видя вас
на сцене. Я только возьму некоторые бумаги. (
Уходит. С террасы двое пожилых рабочих вводят Рябцова. Сбоку идет Конь, заглядывая ему в лицо. За ними Левшин, Ягодин, Греков и еще несколько рабочих. Жандармы.)
Я
ушел — и наткнулся как раз
На тяжелую
сцену.
Случалось, что после такой
сцены Бурмистров, осторожно поднимая голову с подушки, долго и опасливо рассматривал утомленное и бледное лицо женщины. Глаза у нее закрыты, губы сладко вздрагивают, слышно частое биение сердца, и
на белой шее, около уха, трепещет что-то живое. Он осторожно спускает ноги
на пол — ему вдруг хочется
уйти поскорее и тихо, чтобы не разбудить ее.
Я быстро поднял
на него глаза. Он вдруг понял все, побледнел так же, как и я, и быстро отступил
на два шага. Но было уже поздно. Тяжелым свертком я больно и громко ударил его по левой щеке, и по правой, и потом опять по левой, и опять по правой, и еще, и еще. Он не сопротивлялся, даже не нагнулся, даже не пробовал бежать, а только при каждом ударе дергал туда и сюда головой, как клоун, разыгрывающий удивление. Затем я швырнул тетрадь ему в лицо и
ушел со
сцены в сад. Никто не остановил меня.
Порою фантазия так ярко рисовала ему эти
сцены, что и дорога, и пыль, и серые, однообразно шагающие ряды солдат переставали для него существовать. Он шел с низко опущенной головой, с неопределенной улыбкой
на губах, с расширившимися и потемневшими неподвижными глазами. Несколько верст
уходили незаметно, и когда Авилов просыпался от своих грез, перед ним уже расстилалась совершенно новая местность.
И когда Цирельман поднялся, чтобы
уйти, и почувствовал
на своей спине десяток жадных, удивленных взглядов, то он вспомнил старое актерское время и прошел вдоль погреба театральной походкой, с выпяченной грудью и гордо закинутой назад головой, большими шагами, совершенно так, как
уходил, бывало, со
сцены в ролях иноземных герцогов и предводителей разбойничьих шаек.
Все время, пока он
на сцене, служащие изредка входят с бумагами для подписи и
уходят.
— Стойте, чёрт вас возьми! Если эти козлы-тенора не перестанут рознить, то я
уйду! Глядеть в ноты, рыжая! Вы, рыжая, третья с правой стороны! Я с вами говорю! Если не умеете петь, то за каким чёртом вы лезете
на сцену со своим вороньим карканьем? Начинайте сначала!
Нужно сказать директору, что если
на сцене будет по-прежнему сквозной ветер, то никто не согласится служить, всякий
уйдет.
В память моих успехов в Дерпте, когда я был"первым сюжетом"и режиссером наших студенческих спектаклей (играл Расплюева, Бородкина, городничего, Фамусова), я мог бы претендовать и в Пассаже
на более крупные роли. Но я уже не имел достаточно времени и молодого задора, чтобы
уходить с головой в театральное любительство. В этом воздухе интереса к
сцене мне все-таки дышалось легко и приятно. Это только удваивало мою связь с театром.
Да я и сам хорошенько не представлял себе, от какой собственно болезни моя Верочка
ушла из жизни
на сцене — от аневризма или от какого острого воспалительного недуга. Мне дороги были те слова, с какими она
уходила из жизни, и Познякова произносила их так, что вряд ли хоть один зритель в зале Малого театра не был глубоко растроган.
От своей мечты начала 1867 года, которая еще довольно сильно владела мною в Париже, я освободился, — идти
на сцену; но ей я обязан был тем, что я так
уходил в изучение театрального искусства во всех смыслах.
Это было как раз то время, когда Тургенев,
уйдя от усиленной работы русского бытописателя, отдавался забавам дилетантского сотрудничества с г-жой Виардо, сочинял для ее маленьких опер французский текст и сам выступал
на сцене. Но это происходило не в те дни конца летнего сезона, когда я попал впервые в Баден.