Неточные совпадения
Приятно дерзкой эпиграммой
Взбесить оплошного врага;
Приятно зреть, как он, упрямо
Склонив бодливые рога,
Невольно
в зеркало глядится
И
узнавать себя стыдится;
Приятней, если он, друзья,
Завоет сдуру: это я!
Еще приятнее
в молчанье
Ему готовить честный гроб
И тихо целить
в бледный лоб
На благородном расстоянье;
Но отослать его к отцам
Едва ль приятно будет вам.
— Еще бы вы не верили! Перед вами сумасшедший, зараженный страстью!
В глазах моих вы видите, я думаю,
себя, как
в зеркале. Притом вам двадцать лет: посмотрите на
себя: может ли мужчина, встретя вас, не заплатить вам дань удивления… хотя взглядом? А
знать вас, слушать, глядеть на вас подолгу, любить — о, да тут с ума сойдешь! А вы так ровны, покойны; и если пройдут сутки, двое и я не услышу от вас «люблю…», здесь начинается тревога…
Он и знание — не
знал, а как будто видел его у
себя в воображении, как
в зеркале, готовым, чувствовал его и этим довольствовался; а
узнавать ему было скучно, он отталкивал наскучивший предмет прочь, отыскивая вокруг нового, живого, поразительного, чтоб
в нем самом все играло, билось, трепетало и отзывалось жизнью на жизнь.
Все ушли и уехали к обедне. Райский, воротясь на рассвете домой, не
узнавая сам
себя в зеркале, чувствуя озноб, попросил у Марины стакан вина, выпил и бросился
в постель.
Поглядитесь
в сие
зеркало; кто из вас
себя в нем
узнает, то брани меня без всякого милосердия.
Катишь почти
знала, что она не хороша
собой, но она полагала, что у нее бюст был очень хорош, и потому она любила на
себя смотреть во весь рост… перед этим трюмо теперь она сняла с
себя все платье и, оставшись
в одном только белье и корсете, стала примеривать
себе на голову цветы, и при этом так и этак поводила головой, делала глазки, улыбалась, зачем-то поднимала руками грудь свою вверх; затем вдруг вытянулась, как солдат, и, ударив
себя по лядвее рукою, начала маршировать перед
зеркалом и даже приговаривала при этом: «Раз, два, раз, два!» Вообще
в ней были некоторые солдатские наклонности.
— Вот-с, изволите видеть, — подхватывает торопливо Харченко, как будто опасаясь, чтобы Коловоротов или кто-нибудь другой не посягнул на его авторскую славу, — вот изволите видеть: стоял один офицер перед
зеркалом и волосы
себе причесывал, и говорит денщику:"Что это, братец, волосы у меня лезут?"А тот,
знаете, подумавши этак минут с пять, и отвечает:"Весною, ваше благородие, всяка скотина линяет…"А
в то время весна была-с, — прибавил он, внезапно краснея.
Когда Калинович, облекшись предварительно тоже
в новое и очень хорошее белье, надел фрачную пару с высокоприличным при ней жилетом, то, посмотревшись
в зеркало, почувствовал
себя, без преувеличения, как бы обновленным человеком; самый опытный глаз, при этой наружности, не заметил бы
в нем ничего провинциального: довольно уже редкие волосы, бледного цвета, с желтоватым отливом лицо; худощавый, стройный стан; приличные манеры — словом, как будто с детских еще лет водили его
в живописных кафтанчиках гулять по Невскому, учили потом танцевать чрез посредство какого-нибудь мсье Пьеро, а потом отдали
в университет не столько для умственного образования, сколько для усовершенствования
в хороших манерах, чего, как мы
знаем, совершенно не было, но что вложено
в него было самой уж, видно, природой.
— А скажите, что вот это такое? — заговорила она с ним ласковым голосом. — Я иногда, когда смотрюсь
в зеркало, вдруг точно не
узнаю себя и спрашиваю: кто же это там, — я или не я? И так мне сделается страшно, что я убегу от
зеркала и целый день уж больше не загляну
в него.
Те, кои, правду возлюбя,
На темном сердца дне читали,
Конечно,
знают про
себя,
Что если женщина
в печали
Сквозь слез, украдкой, как-нибудь,
Назло привычке и рассудку,
Забудет
в зеркало взглянуть, —
То грустно ей уж не на шутку.
Скрыть это и носить
в этом отношении маску князь видел, что на этот, по крайней мере, день
в нем недостанет сил, — а потому он счел за лучшее остаться дома, просидел на прежнем своем месте весь вечер и большую часть ночи, а когда на другой день случайно увидел
в зеркале свое пожелтевшее и измученное лицо, то почти не
узнал себя.
Анатоль целые утра проводил перед
зеркалом, громко разучивая свою роль по тетрадке, превосходно переписанной писцом губернаторской канцелярии, и даже совершенно позабыл про свои прокурорские дела и обязанности, а у злосчастного Шписса, кроме роли, оказались теперь еще сугубо особые поручения, которые ежечасно давали ему то monsieur Гржиб, то madame Гржиб, и черненький Шписс, сломя голову, летал по городу, заказывая для генеральши различные принадлежности к спектаклю, то устраивал оркестр и руководил капельмейстера, то толковал с подрядчиком и плотниками, ставившими
в зале дворянского собрания временную сцену (играть на подмостках городского театра madame Гржиб нашла
в высшей степени неприличным), то объяснял что-то декоратору, приказывал о чем-то костюмеру, глядел парики у парикмахера, порхал от одного участвующего к другому, от одной «благородной любительницы» к другой, и всем и каждому старался угодить, сделать что-нибудь приятное, сказать что-нибудь любезное, дабы все потом говорили: «ах, какой милый этот Шписс! какой он прелестный!» Что касается, впрочем, до «мелкоты» вроде подрядчика, декоратора, парикмахера и тому подобной «дряни», то с ними Шписс не церемонился и «приказывал» самым начальственным тоном: он ведь
знал себе цену.
— Здорова!.. Много ты
знаешь!.. Хорошо здоровье, нечего сказать, — отвечала Дарья Сергевна. — Погляди-ка
в зеркало, погляди на
себя, на что похожа стала.
Едва я успела одеться, как пришел парикмахер с невыразимо душистыми руками и остриг мои иссиня-черные кудри, так горячо любимые мамой. Когда я подошла к висевшему
в простенке гардеробной
зеркалу, я не
узнала себя.
Почти следом за ней выскочил из своего кабинета Петр Иннокентьевич и так же осторожно, как и она, прошел через несколько комнат
в кухню. Если бы он посмотрел
в эту минуту на
себя в зеркало, он не
узнал бы
себя. Он был бледен, как мертвец.
Окруженная подругами, которые смотрели на нее, как бы желали
себе: одна — ее мягких волос, свивавшихся черными лентами около шеи и до пояса, другая — ее румянца, третия — ее стана, плеч и бог
знает чего еще; замечая
в их глазах невольную дань ее превосходству и видя это превосходство
в зеркале, осыпанная нежными заботами служанки, стоявшей на коленах у ног ее, Мариорица казалась какою-то восточною царицей, окруженною своими подданными.
Время шло. Стоявшие на громадной тумбе из черного мрамора великолепные бронзовые часы показывали уже пять минут третьего. Александра Яковлевна не отходила от
зеркал, впиваясь
в них взглядом. Вот несколько карет проехало мимо, у подъезда же остановились извозничьи сани и из них вышла высокая барыня с лицом, закрытым густою черною вуалью. Извозчик медленно отъехал. Отчасти по фигуре, но скорее инстинктивно, она
узнала в подъехавшей княгиню. Вся кровь бросилась ей
в голову — она быстро ушла к
себе в будуар.