Неточные совпадения
— Это мы хорошо сделали, что теперь
ушли, — заторопилась, перебивая, Пульхерия Александровна, — он куда-то по делу спешил; пусть пройдется, воздухом хоть подышит…
ужас у него душно… а где тут воздухом-то дышать? Здесь и на улицах, как в комнатах без форточек. Господи, что за город!.. Постой, посторонись, задавят, несут что-то! Ведь это фортепиано пронесли, право… как толкаются… Этой девицы я тоже очень боюсь…
Согласитесь сами, что, припоминая ваше смущение, торопливость
уйти и то, что вы держали руки, некоторое время, на столе; взяв, наконец, в соображение общественное положение ваше и сопряженные с ним привычки, я, так сказать, с
ужасом, и даже против воли моей, принужден был остановиться на подозрении, — конечно, жестоком, но — справедливом-с!
«Сыты», — иронически подумал он,
уходя в кабинет свой, лег на диван и задумался: да, эти люди отгородили себя от действительности почти непроницаемой сеткой слов и обладают завидной способностью смотреть через
ужас реальных фактов в какой-то иной
ужас, может быть, только воображаемый ими, выдуманный для того, чтоб удобнее жить.
—
Ушла! — сказал он почти в
ужасе и поднял голову.
— Мне страшно, Иван Иванович, пощадите меня!
уйдите! — шептала она в
ужасе, протягивая обе руки, как бы защищаясь от него.
С таким же немым, окаменелым
ужасом, как бабушка, как новгородская Марфа, как те царицы и княгини —
уходит она прочь, глядя неподвижно на небо, и, не оглянувшись на столп огня и дыма, идет сильными шагами, неся выхваченного из пламени ребенка, ведя дряхлую мать и взглядом и ногой толкая вперед малодушного мужа, когда он, упав, грызя землю, смотрит назад и проклинает пламя…
«Каторжная», с
ужасом подумала Маслова, протирая глаза и невольно вдыхая в себя ужасно вонючий к утру воздух, и хотела опять заснуть;
уйти в область бессознательности, но привычка страха пересилила сон, и она поднялась и, подобрав ноги, села, оглядываясь.
— И я тебя тоже, Lise. Послушайте, Алексей Федорович, — таинственно и важно быстрым шепотом заговорила госпожа Хохлакова,
уходя с Алешей, — я вам ничего не хочу внушать, ни подымать этой завесы, но вы войдите и сами увидите все, что там происходит, это
ужас, это самая фантастическая комедия: она любит вашего брата Ивана Федоровича и уверяет себя изо всех сил, что любит вашего брата Дмитрия Федоровича. Это ужасно! Я войду вместе с вами и, если не прогонят меня, дождусь конца.
Целых три дня продолжались эти галлюцинации, и доктор освобождался от них, только
уходя из дому. Но роковая мысль и тут не оставляла его. Сидя в редакции «Запольского курьера», доктор чувствовал, что он стоит сейчас за дверью и что маленькие частицы его постепенно насыщают воздух. Конечно, другие этого не замечали, потому что были лишены внутреннего зрения и потому что не были Бубновыми. Холодный
ужас охватывал доктора, он весь трясся, бледнел и делался страшным.
К своему
ужасу он слышал, что пара уже гонится за ним. Лошадь устала и плохо прибавляла ходу. Где же одной
уйти от пары? Анфим уже слышал приближавшийся топот и, оглянувшись, увидел двух мужиков в кошевке. Они были уже совсем близко и что-то кричали ему. Анфим начал хлестать лошадь вожжами.
Трофимов(в
ужасе). Это ужасно! Что она говорит?! (Идет быстро в зал, схватив себя за голову.) Это ужасно… Не могу, я
уйду… (
Уходит, но тотчас же возвращается.) Между нами все кончено! (
Уходит в переднюю.)
Средневековые
ужасы миновали безвозвратно, средневековая дикость
ушла в глубь прошлого, средневековая красота, средневековая культурность, средневековая напряженность духовного томления манят нас и до сих пор.
Он раз всего присутстует при совершении черной мессы, но внутренне не участвует в ней, с
ужасом и негодованием
уходит.
Казацкому сотнику Черному, приводившему курильских айно в русское подданство, вздумалось наказать некоторых розгами: «При одном виде приготовлений к наказанию айно пришли в
ужас, а когда двум женщинам стали вязать руки назад, чтобы удобнее расправиться с ними, некоторые из айно убежали на неприступный утес, а один айно с 20 женщинами и детьми
ушел на байдаре в море…
Ужас охватил Ганну при одной мысли, что Федорка могла куда-нибудь
уйти.
— С Макаркой Горбатым сведалась? — тихо спросила Таисья и в
ужасе отступила от преступницы. — Не будет тебе прощенья ни на этом, ни на том свете. Слышишь?..
Уходи от меня…
«Ох,
уйдет в кержаки!» — думал старый Тит в
ужасе, хотя открыто и не смел сказать Макару своих стариковских мыслей.
Слушавшая ее девушка с головой
уходила в этот мир разных жестокостей, неправды, крови и слез, и ее сердце содрогалось от
ужаса.
— Разве ты
уходишь, и
уходишь в такую минуту?! — спросила с
ужасом Катрин.
Позвали хозяина; но он сперва прислал свою дочку, девочку лет семи, с огромным пестрым платком на голове; она внимательно, чуть не с
ужасом, выслушала все, что ей сказал Инсаров, и
ушла молча, вслед за ней появилась ее мать, беременная на сносе, тоже с платком на голове, только крошечным.
Я раскрыл глаза сначала чуть на один волосок, потом несколько шире, и, наконец, уже не сам я, а неведомый
ужас растворил их, так что я почувствовал их совсем круглыми, и при этом имел только одно желание: влипнуть в мою подушку,
уйти в нее и провалиться…
Елена не стала с ним более разговаривать об этом происшествии и по наружности оставалась спокойной; но когда Елпидифор Мартыныч
ушел от нее, то лицо Елены приняло почти отчаянное выражение: до самой этой минуты гнев затемнял и скрывал перед умственными очами Елены всякое ясное воспоминание о князе, но тут он как живой ей представился, и она поняла, до какой степени князь любил ее, и к вящему
ужасу своему сознала, что и сама еще любила его.
Лагранж (в
ужасе).
Уходите. Это — «Помолись»!
Наконец, он вздрогнул и сообразил разом весь свой
ужас: и свою вину, и о Митеньке, и об том, что этот «мсье» — дама почему-то так назвала Вельчанинова — «был для нас ангелом-хранителем и спасителем, а вы — вы вечно
уйдете, когда вам надо тут быть…» Вельчанинов вдруг захохотал.
— Да он сумасшедший!.. — в
ужасе решил брат Ираклий, стараясь
уйти от лвери неслышными шагами. — Да, настоящий сумасшедший… Еще зарежет кого-нибудь.
Вихорев (один). А она даже очень недурна и, как кажется, такая простенькая девушка. А уж как влюблена,
ужас! Тысяч сто взять к ней в придачу, да и довольно. Конечно, с такой женой нельзя в столицу показаться, а в уезде ничего, жили бы припеваючи. (
Уходит.)
Мишка (с
ужасом). Господа, Блохин запел! Я не могу, я
уйду, мне жизнь дорога.
Он опустился на стул, как без памяти, положил обе руки на стол и склонил на них свою голову, прямо в тарелку с бламанже. Нечего и описывать всеобщий
ужас. Через минуту он встал, очевидно желая
уйти, покачнулся, запнулся за ножку стула, упал со всего размаха на пол и захрапел…
Я
ухожу. Или вы правы, и я — несчастный сумасшедший. Или вы сошли с ума — и я одинокий, непонятый вздыхатель. Носи меня, вьюга, по улицам! О, вечный
ужас! Вечный мрак!
Я не понимала рокового смысла этих слов. Я не сознавала всего
ужаса моей потери. Я просто ничего не чувствовала. Я словно застыла. По окончании похоронного обряда Доуров, сверкая парадным адъютантским мундиром, подошел, предлагая отвезти меня домой.
Уйти от могилы отца? Разумеется, раззолоченный адъютант не понимал дикости, кощунства подобного предложения…
Ужасы и скорби жизни теряют свою безнадежную черноту под светом таинственной радости, переполняющей творчески работающее тело беременной женщины. В темную осеннюю ночь брошенная Катюша смотрит с платформы станции на Нехлюдова, сидящего в вагоне первого класса. Поезд
уходит.
Несколько вечеров подряд я отправлялась к обрыву в сопровождении моего пажа, которому строго-настрого запретила говорить о появлении света в Башне смерти. Мы садились на краю обрыва и, свесив ноги над бегущей далеко внизу, потемневшей в вечернем сумраке Курой, предавались созерцанию. Случалось, что огонек потухал или переходил с места на место, и мы с
ужасом переглядывались с Юлико, но все-таки не
уходили с нашего поста.
Эти дети, эти маленькие, еще невинные дети. Я видел их на улице, когда они играли в войну и бегали друг за другом, и кто-то уж плакал тоненьким детским голосом — и что-то дрогнуло во мне от
ужаса и отвращения. И я
ушел домой, и ночь настала, — и в огненных грезах, похожих на пожар среди ночи, эти маленькие еще невинные дети превратились в полчище детей-убийц.
Я
ушел в свою комнату, подошел к окну. На улице серели сугробы хрящеватого снега. Суки ветел над забором тянулись, как окаменевшие черные змеи. Было мокро и хмуро. Старуха с надвинутым на лоб платком шла с ведром по грязной, скользкой тропинке. Все выглядело спокойно и обычно, но было то и не то, во всем чувствовался скрытый
ужас.
О, зачем я дала этому совершиться! Зачем я не обратила должного внимания на Сашу! Я так
ушла во все свои заботы, мелочи, в борьбу за существование. А она давно уже страдала и маялась подле меня… Какой
ужас! Бедная Саша! Бедная моя!
—
Уйди!
Уйди! — Я в
ужасе машу на него обеими руками.
Между тем у бедного Фридриха Адольфовича сердце ныло от страха за своего пернатого питомца. Выпущенный на свободу попка мог свободно
уйти и заблудиться где-нибудь за хутором; наконец, его могла заклевать домашняя птица, разорвать собака и мало ли еще какие
ужасы грозили попугаю, выпущенному впервые в сад из клетки.
Следовательно, и я мог
уйти вместо того, чтобы тратить десятки лет на титаническую борьбу, вместо того, чтобы в отчаянных потугах, изнемогая от
ужаса перед лицом неразгаданных тайн, стремиться к подчинению мира моей мысли и моей воле, я мог бы взлезть на стол, и — одно мгновение неслышной боли — я уже на свободе, я уже торжествую над замком и стенами, над правдой и ложью, над радостью и страданиями.
«Запирай, запирай, — подумал Меженецкий, следивший из своей двери за всем, что делалось, — не помешаешь мне
уйти от всего этого нелепого
ужаса».