Не скоро прояснилось в душе его, потрясенной
ужасной сценою, которой он был свидетелем; но, наконец, образ Полины, надежда скорого свидания и усладительная мысль, что с каждым шагом уменьшается пространство, их разделяющее, рассеяли грусть его, и будущее предстало пред ним во всем очаровательном своем блеске — обманчивом и ложном, но необходимом для нас, жалких детей земли, почти всегда обманутых надеждою и всегда готовых снова надеяться.
Неточные совпадения
Его лицо —
ужаснее всех лиц, которые он показывал на
сцене театра.
Сцена вышла
ужасная и низкая, а я вдруг как бы потерял рассудок.
Вечер. «Теперь происходит совещание. Лев Алексеевич (Сенатор) здесь. Ты уговариваешь меня, — не нужно, друг мой, я умею отворачиваться от этих
ужасных, гнусных
сцен, куда меня тянут на цепи. Твой образ сияет надо мной, за меня нечего бояться, и самая грусть и самое горе так святы и так сильно и крепко обняли душу, что, отрывая их, сделаешь еще больнее, раны откроются».
Но три дня тому назад с Лебедевым он вдруг поссорился и разошелся в
ужасной ярости; даже с князем была какая-то
сцена.
— Да. Но, вот видите, — вот старый наш спор и на
сцену, — вещь
ужасная, борьба страстей, любовь, ревность, убийство, все есть, а драмы нет, — с многозначительной миной проговорил Зарницын.
Федька вскочил на ноги и яростно сверкнул глазами. Петр Степанович выхватил револьвер. Тут произошла быстрая и отвратительная
сцена: прежде чем Петр Степанович мог направить револьвер, Федька мгновенно извернулся и изо всей силы ударил его по щеке. В тот же миг послышался другой
ужасный удар, затем третий, четвертый, всё по щеке. Петр Степанович ошалел, выпучил глаза, что-то пробормотал и вдруг грохнулся со всего росту на пол.
Вся эта немногосложная и ничтожная по содержанию
сцена произошла на расстоянии каких-нибудь двух минут, но мне показалось, что это была сама вечность, что я уже не я, что все люди превратились в каких-то жалких букашек, что общая зала «Розы»
ужасная мерзость, что со мной под руку идет все прошедшее, настоящее и будущее, что пол под ногами немного колеблется, что пахнет какими-то удивительными духами, что ножки Шуры отбивают пульс моего собственного сердца.
Потом выйдет на
сцену прокурор, скажет для проформы:"Ах, какое негодование возбуждает в душе моей этот
ужасный преступник, который даже не понимает, что сознайся он — давно бы его сослали на поселение в Сибирь, в места не столь отдаленные!" — и сядет.
Нет, я напишу до конца. Все равно: если я и брошу перо и эту тетрадь, этот
ужасный день будет переживаться мною в тысячный раз; в тысячный раз я испытаю ужас, и мучения совести, и муки потери; в тысячный раз
сцена, о которой я сейчас буду писать, пройдет перед моими глазами во всех своих подробностях, и каждая из этих подробностей ляжет на сердце новым страшным ударом. Буду продолжать и доведу до конца.
Выдумывают новые и новые предлоги для новой выпивки. Кто-то на днях купил сапоги,
ужасные рыбачьи сапоги из конской кожи, весом по полпуду каждый и длиною до бедер. Как же не вспрыснуть и не обмочить такую обновку? И опять появляется на
сцену синее эмалированное ведро, и опять поют песни, похожие на рев зимнего урагана в открытом море.
Бенин показалось
ужасным такое обращение со стороны человека, который ехал «сходиться с народом», и у них произошла
сцена. Бенни настоятельно потребовал, чтобы Ничипоренко или тотчас же извинился перед трактирным мальчиком и дал слово, что вперед подобного обращения ни с кем из простолюдинов в присутствии Бенни не допустит, или оставил бы его, Бенни, одного и ехал, куда ему угодно.
Уже впоследствии я узнала, что вотчим мой с самого приезда Мишеля приставил и к нему и ко мне шпионов, что он подкупил слугу, который доставил мне записку от Мишеля; узнала я также, что между им и отцом его произошла на следующее утро
ужасная, возмутительная
сцена…
Было что-то
ужасное в этой простой
сцене.
«Король» как-то не вполне естественно опустился в кресле, уронив голову на грудь. «Золотая» корона при этом сползла на самый кончик носа Рыжовой, великолепная белая борода, сделанная из ваты, и такие же усы грозили каждую минуту отлепиться и полететь вниз. Но
ужаснее всего было то, что «его королевское величество» храпело на всю
сцену, отчаянно присвистывая носом.
Она чувствовала ту
ужасную усталость, о какой может иметь понятие только актриса, исполняющая роль, которая не спускает ее целый акт со
сцены.
Начался тот домашний ад, который умеют создавать так называемые «любящие женщины», «кроткие ангелы» для постороннего взгляда, «несчастные жертвы мужского эгоизма», «слабые созданья», ад, хуже которого едва ли придумает сам повелитель преисподней, тем более
ужасной, что во всех этих «объяснениях», как называют женщины отвратительные домашние
сцены, виноватым является мужчина.
Но трогательнее всего была
сцена при прощании супруга. Он сначала отказался присутствовать при этой
ужасной церемонии, но герцог приказал ему покориться обыкновению русских, представляя, что он, как явный чужеземец, лишится общего уважения. Его вывели из комнаты два чиновника, которые, впрочем, его более поддерживали, нежели сопровождали. На лице его изображалась скорбь, но скорбь безмолвная.
Тогда произошла
сцена ужасная.
Еще чаще кончались припадки ревности истерикой и
ужасными страданиями. Какие чувства могли оставить в сердце мужа все эти
сцены, кроме ожесточения? Только изредка сострадал он несчастной, как будто больной, одержимой неисцелимой болезнью.
Стоит только послушать, какие истории рассказывает эта Шехерезада бедному ребенку, к которому прислали ее родительская нежность и родительская алчность. То она рисует ей
сцены трогательные,
ужасные — как дома будто томятся нуждою и как страдают оттого, что вынуждены просить у своего дитяти пособия.