Неточные совпадения
«Где хозяин?» — «Нема». — «Как? совсем нету?» — «Совсим». — «А хозяйка?» — «Побигла
в слободку». — «Кто же мне отопрет дверь?» — сказал я,
ударив в нее ногою. Дверь сама отворилась; из хаты повеяло сыростью. Я засветил серную спичку и поднес ее к носу мальчика: она озарила два белые
глаза. Он был слепой, совершенно слепой от природы. Он стоял передо мною неподвижно, и я начал рассматривать черты его лица.
Иленька молчал и, стараясь вырваться, кидал ногами
в разные стороны. Одним из таких отчаянных движений он
ударил каблуком по
глазу Сережу так больно, что Сережа тотчас же оставил его ноги, схватился за
глаз, из которого потекли невольные слезы, и из всех сил толкнул Иленьку. Иленька, не будучи более поддерживаем нами, как что-то безжизненное, грохнулся на землю и от слез мог только выговорить...
Краска даже
ударила в его бледное, изнуренное лицо. Но, проговаривая последнее восклицание, он нечаянно встретился взглядом с
глазами Дуни, и столько, столько муки за себя встретил он
в этом взгляде, что невольно опомнился. Он почувствовал, что все-таки сделал несчастными этих двух бедных женщин. Все-таки он же причиной…
Кроме этих слов, он ничего не помнил, но зато эти слова помнил слишком хорошо и, тыкая красным кулаком
в сторону дирижера, как бы желая
ударить его по животу, свирепея все более, наливаясь кровью, выкатывая
глаза, орал на разные голоса...
Немного выше своих
глаз Самгин видел черноусое, толстощекое лицо, сильно изрытое оспой, и на нем уродливо маленькие черные глазки, круглые и блестящие, как пуговицы. Видел, как Любаша, крикнув, подскочила и
ударила кулаком
в стекло окна, разбив его.
Самгин был доволен, что Варвара помешала ему ответить. Она вошла
в столовую, приподняв плечи так, как будто ее
ударили по голове. От этого ее длинная шея стала нормальной, короче, но лицо покраснело, и
глаза сверкали зеленым гневом.
— Петровна, — сказала Тося, проходя мимо ее, и взмахнула рукой, точно желая
ударить старушку, но только указала на нее через плечо большим пальцем. Старушка, держа
в руках по бутылке, приподняла голову и кивнула ею, — лицо у нее было остроносое, птичье, и
глаза тоже птичьи, кругленькие, черные.
Самгин собрал все листки, смял их, зажал
в кулаке и, закрыв уставшие
глаза, снял очки. Эти бредовые письма возмутили его, лицо горело, как на морозе. Но, прислушиваясь к себе, он скоро почувствовал, что возмущение его не глубоко, оно какое-то физическое, кожное. Наверное, он испытал бы такое же, если б озорник мальчишка
ударил его по лицу. Память услужливо показывала Лидию
в минуты, не лестные для нее,
в позах унизительных, голую, уставшую.
Но иногда рыжий пугал его: забывая о присутствии ученика, он говорил так много, долго и непонятно, что Климу нужно было кашлянуть,
ударить каблуком
в пол, уронить книгу и этим напомнить учителю о себе. Однако и шум не всегда будил Томилина, он продолжал говорить, лицо его каменело,
глаза напряженно выкатывались, и Клим ждал, что вот сейчас Томилин закричит, как жена доктора...
Он
ударил себя кулаком
в грудь и закашлялся; лицо у него было больное, желто-серое,
глаза — безумны, и был он как бы пьян от брожения
в нем гневной силы; она передалась Климу Самгину.
По указанию календаря наступит
в марте весна, побегут грязные ручьи с холмов, оттает земля и задымится теплым паром; скинет крестьянин полушубок, выйдет
в одной рубашке на воздух и, прикрыв
глаза рукой, долго любуется солнцем, с удовольствием пожимая плечами; потом он потянет опрокинутую вверх дном телегу то за одну, то за другую оглоблю или осмотрит и
ударит ногой праздно лежащую под навесом соху, готовясь к обычным трудам.
Вскочила это она, кричит благим матом, дрожит: „Пустите, пустите!“ Бросилась к дверям, двери держат, она вопит; тут подскочила давешняя, что приходила к нам,
ударила мою Олю два раза
в щеку и вытолкнула
в дверь: „Не стоишь, говорит, ты, шкура,
в благородном доме быть!“ А другая кричит ей на лестницу: „Ты сама к нам приходила проситься, благо есть нечего, а мы на такую харю и глядеть-то не стали!“ Всю ночь эту она
в лихорадке пролежала, бредила, а наутро
глаза сверкают у ней, встанет, ходит: „
В суд, говорит, на нее,
в суд!“ Я молчу: ну что, думаю, тут
в суде возьмешь, чем докажешь?
— Хнычешь, чего ты хнычешь, дурак, духгак! Вот тебе! — и он бьет меня, он больно
ударяет меня кулаком
в спину,
в бок, все больней и больней, и… и я вдруг открываю
глаза…
Пользуясь хорошим расположением хозяина, Бахарев заметил, что он желал бы переговорить о деле, по которому приехал. При одном слове «дело» Ляховский весь изменился, точно его
ударили палкой по голове. Даже жалко было смотреть на него, — так он съежился
в своем кресле, так глупо моргал
глазами и сделал такое глупое птичье лицо.
Иван Федорович вскочил и изо всей силы
ударил его кулаком
в плечо, так что тот откачнулся к стене.
В один миг все лицо его облилось слезами, и, проговорив: «Стыдно, сударь, слабого человека бить!», он вдруг закрыл
глаза своим бумажным с синими клеточками и совершенно засморканным носовым платком и погрузился
в тихий слезный плач. Прошло с минуту.
Я слабо вскрикнул и сбросил с головы одеяло. Яркий свет
ударил мне
в глаза. Передо мной стоял И.А. Дзюль и тряс за плечо.
Бабы
в клетчатых паневах швыряли щепками
в недогадливых или слишком усердных собак; хромой старик с бородой, начинавшейся под самыми
глазами, оторвал недопоенную лошадь от колодезя,
ударил ее неизвестно за что по боку, а там уже поклонился.
Помню я, что еще во времена студентские мы раз сидели с Вадимом за рейнвейном, он становился мрачнее и мрачнее и вдруг, со слезами на
глазах, повторил слова Дон Карлоса, повторившего,
в свою очередь, слова Юлия Цезаря: «Двадцать три года, и ничего не сделано для бессмертия!» Его это так огорчило, что он изо всей силы
ударил ладонью по зеленой рюмке и глубоко разрезал себе руку.
Я слышал, как он
ударил ее, бросился
в комнату и увидал, что мать, упав на колени, оперлась спиною и локтями о стул, выгнув грудь, закинув голову, хрипя и страшно блестя
глазами, а он, чисто одетый,
в новом мундире, бьет ее
в грудь длинной своей ногою. Я схватил со стола нож с костяной ручкой
в серебре, — им резали хлеб, это была единственная вещь, оставшаяся у матери после моего отца, — схватил и со всею силою
ударил вотчима
в бок.
На двор выбежал Шарап, вскидываясь на дыбы, подбрасывая деда; огонь
ударил в его большие
глаза, они красно сверкнули; лошадь захрапела, уперлась передними ногами; дедушка выпустил повод из рук и отпрыгнул, крикнув...
Однажды подъезжал я к стрепету, который, не подпустив меня
в настоящую меру, поднялся; я
ударил его влет на езде, и мне показалось, что он подбит и что, опускаясь книзу, саженях во ста от меня, он упал; не выпуская из
глаз этого места, я сейчас побежал к нему, но, не добежав еще до замеченной мною местности, я на что-то споткнулся и едва не упал; невольно взглянул я мельком, за что задела моя нога, и увидел лежащего стрепета с окровавленною спиной; я счел его за подстреленного и подумал, что ошибся расстоянием; видя, что птица жива, я проворно схватил ее и поднял.
Яркий день
ударил по
глазам матери и Максима. Солнечные лучи согревали их лица, весенний ветер, как будто взмахивая невидимыми крыльями, сгонял эту теплоту, заменяя ее свежею прохладой.
В воздухе носилось что-то опьяняющее до неги, до истомы.
С первых же шагов, когда лучи теплого дня
ударили ему
в лицо, согрели нежную кожу, он инстинктивно поворачивал к солнцу свои незрячие
глаза, как будто чувствуя, к какому центру тяготеет все окружающее.
В это самое время мать, с пылающим, возбужденным лицом и печальными
глазами, быстро
ударяла пальцем по клавише, вызывая из инструмента непрерывно звеневшую высокую ноту.
Ямщик повернул к воротам, остановил лошадей; лакей Лаврецкого приподнялся на козлах и, как бы готовясь соскочить, закричал: «Гей!» Раздался сиплый, глухой лай, но даже собаки не показалось; лакей снова приготовился соскочить и снова закричал: «Гей!» Повторился дряхлый лай, и, спустя мгновенье, на двор, неизвестно откуда, выбежал человек
в нанковом кафтане, с белой, как снег, головой; он посмотрел, защищая
глаза от солнца, на тарантас,
ударил себя вдруг обеими руками по ляжкам, сперва немного заметался на месте, потом бросился отворять ворота.
— Ох, как стрелило!.. — прошептал Кишкин, хватаясь за живот. — Инда свет из
глаз выкатился. Смотрю
в ковш-то, а меня как
в становую жилу
ударит…
Кожин сам отворил и провел гостя не
в избу, а
в огород, где под березой, на самом берегу озера, устроена была небольшая беседка. Мыльников даже обомлел, когда Кожин без всяких разговоров вытащил из кармана бутылку с водкой. Вот это называется
ударить человека прямо между
глаз… Да и место очень уж было хорошее. Берег спускался крутым откосом, а за ним расстилалось озеро, горевшее на солнце, как расплавленное. У самой воды стояла каменная кожевня,
в которой летом работы было совсем мало.
— Да я-то враг, што ли, самому себе? — кричал Тит,
ударяя себя
в грудь кулаком. — На свои
глаза свидетелей не надо…
В первую голову всю свою семью выведу
в орду. Все у меня есть, этово-тово, всем от господа бога доволен, а
в орде лучше… Наша заводская копейка дешевая, Петр Елисеич, а хрестьянская двухвершковым гвоздем приколочена. Все свое
в хрестьянах: и хлеб, и харч, и обуй, и одёжа… Мне-то немного надо, о молодых стараюсь…
Илюшка продолжал молчать; он стоял спиной к окну и равнодушно смотрел
в сторону, точно мать говорила стене. Это уже окончательно взбесило Рачителиху. Она выскочила за стойку и
ударила Илюшку по щеке. Мальчик весь побелел от бешенства и, глядя на мать своими большими темными
глазами, обругал ее нехорошим мужицким словом.
В то самое утро, когда караван должен был отвалить, с Мурмоса прискакал нарочный: это было известие о смерти Анфисы Егоровны… Груздев рассчитывал рабочих на берегу, когда обережной Матюшка подал ему небольшую записочку от Васи. Пробежав
глазами несколько строк, набросанных второпях карандашом, Груздев что-то хотел сказать, но только махнул рукой и зашатался на месте, точно его кто
ударил.
Это слово точно придавило Макара, и он бессильно опустился на лавку около стола. Да, он теперь только разглядел спавшего на лавке маленького духовного брата, — ребенок спал, укрытый заячьей шубкой. У Макара заходили
в глазах красные круги, точно его
ударили обухом по голове. Авгарь, воспользовавшись этим моментом, выскользнула из избы, но Макар даже не пошевелился на лавке и смотрел на спавшего ребенка, один вид которого повернул всю его душу.
Брюхачев стоял за женою и по временам целовал ее ручки, а Белоярцев, стоя рядом с Брюхачевым, не целовал рук его жены, но далеко запускал свои черные
глаза под ажурную косынку, закрывавшую трепещущие, еще почти девственные груди Марьи Маревны, Киперской королевы. Сахаров все старался залепить вырванный попугаем клочок сапога,
в то время как Завулонов,
ударяя себя
в грудь, говорил ему...
Она уже замахнулась, чтобы, по своему обыкновению, жестко и расчетливо
ударить Тамару, но вдруг так и остановилась с разинутым ртом и с широко раскрывшимися
глазами. Она точно
в первый раз увидела Тамару, которая глядела на нее твердым, гневным, непереносимо-презрительным взглядом и медленно, медленно подымала снизу и, наконец, подняла
в уровень с лицом экономки маленький, блестящий белым металлом предмет.
Ей ничего не стоит
ударить гостя по лицу или бросить ему
в глаза стакан, наполненный вином, опрокинуть лампу, обругать хозяйку.
— Потому что я вас
ударю, и осколки могут попасть
в глаз, — равнодушно сказал репортер.
Михей был особенно не
в духе; сначала он довольствовался бранными словами, но, выведенный из терпения, схватил деревянный молоток и так ловко
ударил им Волкова по лбу, что у него
в одну минуту вскочила огромная шишка и один
глаз запух.
Но вдруг пораженная ангельской добротою обиженного ею старичка и терпением, с которым он снова разводил ей третий порошок, не сказав ей ни одного слова упрека, Нелли вдруг притихла. Насмешка слетела с ее губок, краска
ударила ей
в лицо,
глаза повлажнели; она мельком взглянула на меня и тотчас же отворотилась. Доктор поднес ей лекарство. Она смирно и робко выпила его, схватив красную пухлую руку старика, и медленно поглядела ему
в глаза.
Когда она вышла на крыльцо, острый холод
ударил ей
в глаза,
в грудь, она задохнулась, и у нее одеревенели ноги, — посредине площади шел Рыбин со связанными за спиной руками, рядом с ним шагали двое сотских, мерно
ударяя о землю палками, а у крыльца волости стояла толпа людей и молча ждала.
Снова стало тихо. Лошадь дважды
ударила копытом по мягкой земле.
В комнату вошла девочка-подросток с короткой желтой косой на затылке и ласковыми
глазами на круглом лице. Закусив губы, она несла на вытянутых руках большой, уставленный посудой поднос с измятыми краями и кланялась, часто кивая головой.
И когда,
ударяя себя
в грудь и сверкая
глазами, он обращался к ним со словами «Patres conscripti!» [«Отцы сенаторы!» (Ред.)] — они тоже хмурились и говорили друг другу...
Он резко замахнулся на Ромашова кулаком и сделал грозные
глаза, но
ударить не решался. У Ромашова
в груди и
в животе сделалось тоскливое, противное обморочное замирание. До сих пор он совсем не замечал, точно забыл, что
в правой руке у него все время находится какой-то посторонний предмет. И вдруг быстрым, коротким движением он выплеснул
в лицо Николаеву остатки пива из своего стакана.
Что-то, казалось, постороннее
ударило Ромашову
в голову, и вся комната пошатнулась перед его
глазами. Письмо было написано крупным, нервным, тонким почерком, который мог принадлежать только одной Александре Петровне — так он был своеобразен, неправилен и изящен. Ромашов, часто получавший от нее записки с приглашениями на обед и на партию винта, мог бы узнать этот почерк из тысяч различных писем.
Странный, точно чужой голос шепнул вдруг извне
в ухо Ромашову: «Сейчас я его
ударю», — и Ромашов медленно перевел
глаза на мясистую, большую старческую щеку и на серебряную серьгу
в ухе, с крестом и полумесяцем.
Ему нужно было отвести на чем-нибудь свою варварскую душу,
в которой
в обычное время тайно дремала старинная родовая кровожадность. Он, с
глазами, налившимися кровью, оглянулся кругом и, вдруг выхватив из ножен шашку, с бешенством
ударил по дубовому кусту. Ветки и молодые листья полетели на скатерть, осыпав, как дождем, всех сидящих.
— Ну, со мной не разговаривать. А когда начальство говорит, смотри
в глаза, — крикнул смотритель и
ударил его кулаком под челюсть.
Федька вскочил на ноги и яростно сверкнул
глазами. Петр Степанович выхватил револьвер. Тут произошла быстрая и отвратительная сцена: прежде чем Петр Степанович мог направить револьвер, Федька мгновенно извернулся и изо всей силы
ударил его по щеке.
В тот же миг послышался другой ужасный удар, затем третий, четвертый, всё по щеке. Петр Степанович ошалел, выпучил
глаза, что-то пробормотал и вдруг грохнулся со всего росту на пол.
— Ложа открыта! — произнес
в заключение Егор Егорыч, возводя
глаза к небу и
ударив два раза масонским молотком, после чего последовал легкий стук
в заранее запертую дверь гостиной.
Сейчас побежал
в присутственное место. Стал посредине комнаты и хочет вред сделать. Только хотеть-то хочет, а какой именно вред и как к нему приступить — не понимает. Таращит
глазами, губами шевелит — больше ничего. Однако так он одним своим нерассудительным видом всех испугал, что разом все разбежались. Тогда он
ударил кулаком по столу, расколол его и убежал.
Прежде всего побежал
в присутственное место. Встал посреди комнаты и хочет вред сделать. Только хотеть-то хочет, а какой именно вред и как к нему приступить — не понимает. Таращит
глаза, шевелит губами — больше ничего. Однако ж так он этим одним всех испугал, что от одного его вида нерассудительного разом все разбежались. Тогда он
ударил кулаком по столу, разбил его и сам убежал.
И Кусачка второй раз
в своей жизни перевернулась на спину и закрыла
глаза, не зная наверно,
ударят ее или приласкают. Но ее приласкали. Маленькая, теплая рука прикоснулась нерешительно к шершавой голове и, словно это было знаком неотразимой власти, свободно и смело забегала по всему шерстистому телу, тормоша, лаская и щекоча.