Неточные совпадения
«Секрет» шел в
море,
удаляясь от берега.
От Янсели мы узнали, что находимся на реке Дагды, текущей к Нахтоху. Не без труда
удалось нам уговорить его быть нашим проводником. Главной приманкой для него послужили не деньги, а бердановские патроны, которые я обещал дать ему на берегу
моря.
«Сие последнее известие основано им на предании, полученном в 1748 году
от яикского войскового атамана Ильи Меркурьева, которого отец, Григорий, был также войсковым атаманом, жил сто лет, умер в 1741 году и слышал в молодости
от столетней же бабки своей, что она, будучи лет двадцати
от роду, знала очень старую татарку, по имени Гугниху, рассказывавшую ей следующее: «Во время Тамерлана один донской казак, по имени Василий Гугна, с 30 человеками товарищей из казаков же и одним татарином,
удалился с Дона для грабежей на восток, сделал лодки, пустился на оных в Каспийское
море, дошел до устья Урала и, найдя окрестности оного необитаемыми, поселился в них.
А
море — дышит, мерно поднимается голубая его грудь; на скалу, к ногам Туба, всплескивают волны, зеленые в белом, играют, бьются о камень, звенят, им хочется подпрыгнуть до ног парня, — иногда это
удается, вот он, вздрогнув, улыбнулся — волны рады, смеются, бегут назад
от камней, будто бы испугались, и снова бросаются на скалу; солнечный луч уходит глубоко в воду, образуя воронку яркого света, ласково пронзая груди волн, — спит сладким сном душа, не думая ни о чем, ничего не желая понять, молча и радостно насыщаясь тем, что видит, в ней тоже ходят неслышно светлые волны, и, всеобъемлющая, она безгранично свободна, как
море.
Прекрасно!
Море, свободная стихия, маяки, запасы, поверки знаков — все это меня развлекло и заняло; но — черт возьми, — чуть только я
удалился от своего берега, в моей душе вдруг зародилось какое-то беспокойство, что я обманут, что со мной сыграли какую-то штуку, что я выгнан из дома нарочно, как какой-то дурачок, и вообще со мною играют какую-то комедию.
Удалившись несколько
от города, юноша остановился, долго слушал исчезающий, раздробленный голос города и величественный, единый голос
моря [Le Seigneur Mele eternellement dans un fatal hymen Le chant de la nature au cri du genre humain. V. Hugo. (Господь вечно сливает в роковом супружестве песнь природы с криком рода человеческого. В. Гюго франц.)]… Потом, как будто укрепленный этой симфониею, остановил свой влажный взор на едва виднеющейся Александрии.
Я не видел никакой тучи. Лодка наша торопливо
удалялась от одного берега, но другой как будто не приближался, и река, имеющая здесь около шести верст в ширину, только раздвигалась перед нами, как
море. Вверх по течению широко разлившаяся водная гладь почти сливалась с золотом близкого заката, и только туманная синяя полоска отделяла воду
от неба.
Право, если бы не было свободной и гордой Англии, «этого алмаза, оправленного в серебро
морей», как называет ее Шекспир, если б Швейцария, как Петр, убоявшись кесаря, отреклась
от своего начала, если б Пиэмонт, эта уцелевшая ветка Италии, это последнее убежище свободы, загнанной за Альпы и не перешедшей Апеннины, если б и они увлеклись примером соседей, если б и эти три страны заразились мертвящим духом, веющим из Парижа и Вены, — можно было бы подумать, что консерваторам уже
удалось довести старый мир до конечного разложения, что во Франции и Германии уже наступили времена варварства.
Тишина в лесу, гулкое эхо и хмурое небо предвещали непогоду. Когда мы выступили с бивака, начал накрапывать дождь. Несмотря на ненастье, все были бодро настроены. Сознание, что мы перешли Сихотэ-Алинь и теперь спускались по воде, бегущей к
морю, радовало моих спутников. Но радость их была преждевременной, потому что успех нашего предприятия зависел
от многих причин и главным образом
от того, как скоро
удастся найти орочей на реке Хуту.
Его спокойствие передалось нам. Удэхеец указал рукой сначала на восток, а потом на мыс Туманный. Действительно, лодка перестала
удаляться в
море и двигалась теперь вдоль берега, хотя и в значительном
от него расстоянии.
От общества он стал
удаляться и начал вести компанию с одним дьяконом, с которым они пели дуэтом «Нелюдимо наше
море» и крепко напивались.
В святой простоте ума и сердца, я, находясь в преддверии лабиринта, думал, что я уже прошел его и что мне пора в тот затон, куда я, как сказочный ерш, попал, исходив все океаны и реки и обив все свои крылья и перья в борьбе с волнами
моря житейского. Я думал, что я дошел до края моих безрассудств, когда только еще начинал к ним получать смутное влечение. Но как бы там ни было, а желание мое
удалиться от мира было непреложно — и я решил немедленно же приводить его в действие.