Неточные совпадения
Всё, что он
видел в окно кареты, всё
в этом холодном чистом воздухе, на этом бледном свете заката было так же свежо, весело и сильно, как и он сам: и крыши домов, блестящие
в лучах спускавшегося солнца, и резкие очертания заборов и углов построек, и фигуры изредка встречающихся пешеходов и экипажей, и неподвижная зелень дерев и
трав, и поля с правильно прорезанными бороздами картофеля, и косые тени, падавшие от домов и от дерев, и от кустов, и от самых борозд картофеля.
Пробираясь берегом к своей хате, я невольно всматривался
в ту сторону, где накануне слепой дожидался ночного пловца; луна уже катилась по небу, и мне показалось, что кто-то
в белом сидел на берегу; я подкрался, подстрекаемый любопытством, и прилег
в траве над обрывом берега; высунув немного голову, я мог хорошо
видеть с утеса все, что внизу делалось, и не очень удивился, а почти обрадовался, узнав мою русалку.
Один только раз Тарас указал сыновьям на маленькую, черневшую
в дальней
траве точку, сказавши: «Смотрите, детки, вон скачет татарин!» Маленькая головка с усами уставила издали прямо на них узенькие глаза свои, понюхала воздух, как гончая собака, и, как серна, пропала,
увидевши, что козаков было тринадцать человек.
И козаки, принагнувшись к коням, пропали
в траве. Уже и черных шапок нельзя было
видеть; одна только струя сжимаемой
травы показывала след их быстрого бега.
Летики не было; он увлекся; он, вспотев, удил с увлечением азартного игрока. Грэй вышел из чащи
в кустарник, разбросанный по скату холма. Дымилась и горела
трава; влажные цветы выглядели как дети, насильно умытые холодной водой. Зеленый мир дышал бесчисленностью крошечных ртов, мешая проходить Грэю среди своей ликующей тесноты. Капитан выбрался на открытое место, заросшее пестрой
травой, и
увидел здесь спящую молодую девушку.
Позвольте…
видите ль… сначала
Цветистый луг; и я искала
ТравуКакую-то, не вспомню наяву.
Вдруг милый человек, один из тех, кого мы
Увидим — будто век знакомы,
Явился тут со мной; и вкрадчив, и умен,
Но робок… Знаете, кто
в бедности рожден…
Он написал Ольге, что
в Летнем саду простудился немного, должен был напиться горячей
травы и просидеть дня два дома, что теперь все прошло и он надеется
видеть ее
в воскресенье.
— Вот когда заиграют все силы
в вашем организме, тогда заиграет жизнь и вокруг вас, и вы
увидите то, на что закрыты у вас глаза теперь, услышите, чего не слыхать вам: заиграет музыка нерв, услышите шум сфер, будете прислушиваться к росту
травы. Погодите, не торопитесь, придет само! — грозил он.
Он был близорук до слепоты, и ему надо было ползать
в траве, чтоб
увидеть насекомое.
Проходя по двору, обратно
в дом, я
увидел, что Вандик и товарищ его распорядились уж распрячь лошадей, которые гуляли по двору и щипали
траву.
Один водил, водил по грязи, наконец повел
в перелесок,
в густую
траву, по тропинке, совсем спрятавшейся среди кактусов и других кустов, и вывел на холм, к кладбищу, к тем огромным камням, которые мы
видели с моря и приняли сначала за город.
Мы переговаривались с ученой партией, указывая друг другу то на красивый пейзаж фермы, то на гору или на выползшую на дорогу ящерицу; спрашивали название
трав, деревьев и
в свою очередь рассказывали про птиц, которых
видели по дороге, восхищались их разнообразием и красотой.
Видим:
в одном месте из
травы валит, как из миски с супом, густой пар и стелется по долине, обозначая путь ключа.
И все было ново нам: мы знакомились с декорациею не наших деревьев, не нашей
травы, кустов и жадно хотели запомнить все: группировку их, отдельный рисунок дерева, фигуру листьев, наконец, плоды; как будто смотрели на это
в последний раз, хотя нам только это и предстояло
видеть на долгое время.
В другом месте
в траве я
увидел краснобрюхих дроздов.
Редколесье
в горах, пологие увалы, поросшие кустарниковой растительностью, и широкая долина реки Иодзыхе, покрытая высокими тростниками и полынью, весьма благоприятны для обитания диких коз. Мы часто
видели их выбегающими из
травы, но они успевали снова так быстро скрыться
в зарослях, что убить не удалось ни одной.
Тогда я вернулся назад и пошел
в прежнем направлении. Через полчаса я
увидел огни бивака. Яркое пламя освещало землю, кусты и стволы деревьев. Вокруг костров суетились люди. Вьючные лошади паслись на
траве; около них разложены были дымокуры. При моем приближении собаки подняли лай и бросились навстречу, но, узнав меня, сконфузились и
в смущении вернулись обратно.
Первый раз
в жизни я
видел такой страшный лесной пожар. Огромные кедры, охваченные пламенем, пылали, точно факелы. Внизу, около земли, было море огня. Тут все горело: сухая
трава, опавшая листва и валежник; слышно было, как лопались от жара и стонали живые деревья. Желтый дым большими клубами быстро вздымался кверху. По земле бежали огненные волны; языки пламени вились вокруг пней и облизывали накалившиеся камни.
В 11 часов утра мы сделали большой привал около реки Люганки. После обеда люди легли отдыхать, а я пошел побродить по берегу. Куда я ни обращал свой взор, я всюду
видел только
траву и болото. Далеко на западе чуть-чуть виднелись туманные горы. По безлесным равнинам кое-где, как оазисы, темнели пятна мелкой кустарниковой поросли.
Мое движение испугало зверька и заставило быстро скрыться
в норку. По тому, как он прятался, видно было, что опасность приучила его быть всегда настороже и не доверяться предательской тишине леса. Затем я
увидел бурундука. Эта пестренькая земляная белка, бойкая и игривая, проворно бегала по колоднику, влезала на деревья, спускалась вниз и снова пряталась
в траве. Окраска бурундука пестрая, желтая; по спине и по бокам туловища тянется 5 черных полос.
То казалось ей, что
в самую минуту, как она садилась
в сани, чтоб ехать венчаться, отец ее останавливал ее, с мучительной быстротою тащил ее по снегу и бросал
в темное, бездонное подземелие… и она летела стремглав с неизъяснимым замиранием сердца; то
видела она Владимира, лежащего на
траве, бледного, окровавленного.
Побродивши по лугу с полчаса, он чувствует, что зной начинает давить его.
Видит он, что и косцы позамялись, чересчур часто косы оттачивают, но понимает, что сухую
траву и коса неспоро берет: станут торопиться, — пожалуй, и покос перепортят. Поэтому он не кричит: «Пошевеливайся!» — а только напоминает: «Чище, ребята! чище косите!» — и подходит к рядам косцов, чтобы лично удостовериться
в чистоте работы.
По воскресеньям он аккуратно ходил к обедне. С первым ударом благовеста выйдет из дома и взбирается
в одиночку по пригорку, но идет не по дороге, а сбоку по
траве, чтобы не запылить сапог. Придет
в церковь, станет сначала перед царскими дверьми, поклонится на все четыре стороны и затем приютится на левом клиросе. Там положит руку на перила, чтобы все
видели рукав его сюртука, и
в этом положении неподвижно стоит до конца службы.
Я долго бродил среди памятников, как вдруг
в одном месте, густо заросшем
травой и кустарником, мне бросилось
в глаза странное синее пятно. Подойдя ближе, я
увидел маленького человечка
в синем мундире с медными пуговицами. Лежа на могильном камне, он что-то тщательно скоблил на нем ножиком и был так углублен
в это занятие, что не заметил моего прихода. Однако, когда я сообразил, что мне лучше ретироваться, — он быстро поднялся, отряхнул запачканный мундир и
увидел меня.
Лежавший на
траве Михей Зотыч встрепенулся. Харитина взглянула вниз по реке и
увидела поднимавшийся кудрявый дымок, который таял
в воздухе длинным султаном. Это был пароход… Значит, старики ждали Галактиона. Первым движением Харитины было убежать и куда-нибудь скрыться, но потом она передумала и осталась. Не все ли равно?
Харитина упала
в траву и лежала без движения, наслаждаясь блаженным покоем. Ей хотелось вечно так лежать, чтобы ничего не знать, не
видеть и не слышать. Тяжело было даже думать, — мысли точно сверлили мозг.
Это помешало мне проводить мать
в церковь к венцу, я мог только выйти за ворота и
видел, как она под руку с Максимовым, наклоня голову, осторожно ставит ноги на кирпич тротуара, на зеленые
травы, высунувшиеся из щелей его, — точно она шла по остриям гвоздей.
В лесу, кустах,
в камыше, высокой
траве и осоке охотник почти не
видит собаки, но здесь она вся на виду.
Отыскивать куропаток осенью по-голу — довольно трудно: издали не
увидишь их ни
в траве, ни
в жниве; они, завидя человека, успеют разбежаться и попрятаться, и потому нужно брать с собой на охоту собаку, но отлично вежливую,
в противном случае она будет только мешать. Искать их надобно всегда около трех десятин, на которых они повадились доставать себе хлебный корм. Зато по первому мелкому снегу очень удобно находить куропаток.
Но кроме врагов, бегающих по земле и отыскивающих чутьем свою добычу, такие же враги их летают и по воздуху: орлы, беркуты, большие ястреба готовы напасть на зайца, как скоро почему-нибудь он бывает принужден оставить днем свое потаенное убежище, свое логово; если же это логово выбрано неудачно, не довольно закрыто
травой или степным кустарником (разумеется,
в чистых полях), то непременно и там
увидит его зоркий до невероятности черный беркут (степной орел), огромнейший и сильнейший из всех хищных птиц, похожий на копну сена, почерневшую от дождя, когда сидит на стогу или на сурчине, —
увидит и, зашумев как буря, упадет на бедного зайца внезапно из облаков, унесет
в длинных и острых когтях на далекое расстояние и, опустясь на удобном месте, съест почти всего, с шерстью и мелкими костями.
Они слышат пискотню молодых и покрякиванье маток, слышат шелест камыша, даже
видят, как колеблются его верхушки от множества пробирающихся
в тростнике утят, а нельзя поживиться добычей: «глаз
видит, да зуб неймет!» Хищные птицы не бросаются за добычей
в высокую
траву или кусты: вероятно, по инстинкту, боясь наткнуться на что-нибудь жесткое и острое или опасаясь помять правильные перья.
И горные ключи и низменные болотные родники бегут ручейками: иные текут скрытно, потаенно, углубясь
в землю, спрятавшись
в траве и кустах; слышишь, бывало, журчанье, а воды не находишь; подойдешь вплоть, раздвинешь руками чащу кустарника или навес густой
травы — пахнет
в разгоревшееся лицо свежею сыростью, и, наконец,
увидишь бегущую во мраке и прохладе струю чистой и холодной воды.
Несмотря на то, добрая собака с долгим и верхним чутьем весьма полезна для отыскиванья стрепетов, которые иногда, особенно врассыпную, так плотно и крепко таятся
в траве или молодом хлебе, что охотник проедет мимо и не
увидит их, но собака с тонким чутьем почует стрепетов издалека и поведет прямо к ним охотника; зато боже сохрани от собаки горячей и гоняющейся за птицей: с ней не убьешь ни одного стрепета.
Когда Анна Михайловна повернулась
в ту сторону, она
увидела на побледневшем лице Петрика то самое выражение, с каким
в памятный для нее день первой весенней прогулки мальчик лежал на
траве.
Если ж опять кто хочет
видеть дьявола, то пусть возьмет он корень этой
травы и положит его на сорок дней за престол, а потом возьмет, ушьет
в ладанку да при себе и носит, — только чтоб во всякой чистоте, — то и
увидит он дьяволов воздушных и водяных…
Изредка езжал я с отцом
в поле на разные работы,
видел, как полют яровые хлеба: овсы, полбы и пшеницы;
видел, как крестьянские бабы и девки, беспрестанно нагибаясь, выдергивают сорные
травы и, набрав их на левую руку целую охапку, бережно ступая, выносят на межи, бросают и снова идут полоть.
С той стороны
в самом деле доносилось пение мужских и женских голосов; а перед глазами между тем были: орешник, ветляк, липы, березы и сосны; под ногами — высокая, густая
трава. Утро было светлое, ясное, как и вчерашний вечер. Картина эта просто показалась Вихрову поэтическою. Пройдя небольшим леском (пение
в это время становилось все слышнее и слышнее), они
увидели, наконец, сквозь ветки деревьев каменную часовню.
Однажды я проходил
в саду мимо известного забора — и
увидел Зинаиду: подпершись обеими руками, она сидела на
траве и не шевелилась.
Наконец, помогая друг другу, мы торопливо взобрались на гору из последнего обрыва. Солнце начинало склоняться к закату. Косые лучи мягко золотили зеленую мураву старого кладбища, играли на покосившихся крестах, переливались
в уцелевших окнах часовни. Было тихо, веяло спокойствием и глубоким миром брошенного кладбища. Здесь уже мы не
видели ни черепов, ни голеней, ни гробов. Зеленая свежая
трава ровным, слегка склонявшимся к городу пологом любовно скрывала
в своих объятиях ужас и безобразие смерти.
— Поздно, — заметил кто-то. — Теперь
в траве ничего не
увидишь.
Они встали с
травы и стояли друг против друга молча, слыша дыхание друг друга, глядя
в глаза и не
видя их.
Что-то зашуршало и мелькнуло на той стороне выемки, на самом верху освещенного откоса. Ромашов слегка приподнял голову, чтобы лучше
видеть. Что-то серое, бесформенное, мало похожее на человека, спускалось сверху вниз, едва выделяясь от
травы в призрачно-мутном свете месяца. Только по движению тени да по легкому шороху осыпавшейся земли можно было уследить за ним.
И не поехал: зашагал во всю мочь, не успел опомниться, смотрю, к вечеру третьего дня вода завиднелась и люди. Я лег для опаски
в траву и высматриваю: что за народ такой? Потому что боюсь, чтобы опять еще
в худший плен не попасть, но
вижу, что эти люди пищу варят… Должно быть, думаю, христиане. Подполоз еще ближе: гляжу, крестятся и водку пьют, — ну, значит, русские!.. Тут я и выскочил из
травы и объявился. Это, вышло, ватага рыбная: рыбу ловили. Они меня, как надо землякам, ласково приняли и говорят...
— Нет-с, не гонку, — принялся объяснять Янгуржеев, — но Феодосий Гаврилыч, как, может быть, вам небезызвестно, агроном и любит охранять не
травы, нам полезные, а насекомых, кои вредны
травам; это я знаю давно, и вот раз, когда на вербном воскресеньи мы купили вместе вот эти самые злополучные шарики,
в которые теперь играли, Феодосий Гаврилыч приехал ко мне обедать, и
вижу я, что он все ходит и посматривает на окна, где еще с осени лежало множество нападавших мух, и потом вдруг стал меня уверять, что
в мае месяце мухи все оживут, а я, по простоте моей, уверяю, что нет.
Было уже поздно, когда Михеич
увидел в стороне избушку, черную и закоптевшую, похожую больше на полуистлевший гриб, чем на человеческое жилище. Солнце уже зашло. Полосы тумана стлались над высокою
травой на небольшой расчищенной поляне. Было свежо и сыро. Птицы перестали щебетать, лишь иные время от времени зачинали сонную песнь и, не окончив ее, засыпали на ветвях. Мало-помалу и они замолкли, и среди общей тишины слышно было лишь слабое журчанье невидимого ручья да изредка жужжание вечерних жуков.
— А премилая мать его собрала заране все семена
в лукошко, да и спрятала, а после просит солнышко: осуши землю из конца
в конец, за то люди тебе славу споют! Солнышко землю высушило, а она ее спрятанным зерном и засеяла. Смотрит господь: опять обрастает земля живым — и
травами, и скотом, и людьми!.. Кто это, говорит, наделал против моей воли? Тут она ему покаялась, а господу-то уж и самому жалко было
видеть землю пустой, и говорит он ей: это хорошо ты сделала!
Отсюда мальчик
видел весь пустырь, заросли сорных
трав, покрытые паутиною пеньки, а позади пустыря, словно застывшие вздохи земли, бесплодной и тоскующей, лежали холмы, покрытые жёлтыми лютиками и лиловыми колокольчиками на тонких стеблях; по холмам бродили красные и чёрные коровы, серые овцы;
в мутном небе таяло тусклое солнце, обливая скудную землю влажным зноем.
Сквозь слёзы и серую сеть дождя Матвей
видел татарина, он стоял у ограды лицом на восток, его шапка лежала у ног, на
траве, дождь разбил её
в тёмный, бесформенный ком.
Мельком, сбоку я взглянул на Олесю и
увидел, как сбежала краска с ее лица и как задрожали ее губы. Но она не ответила мне ни слова. Несколько минут я молча шел с ней рядом.
В траве громко кричали кузнечики, и откуда-то издалека доносился однообразный напряженный скрип коростеля.
Иду я вдоль длинного забора по окраинной улице, поросшей зеленой
травой. За забором строится новый дом. Шум, голоса… Из-под ворот вырывается собачонка… Как сейчас
вижу: желтая, длинная, на коротеньких ножках, дворняжка с неимоверно толстым хвостом
в виде кренделя. Бросается на меня, лает. Я на нее махнул, а она вцепилась мне
в ногу и не отпускает, рвет мои новые штаны. Я схватил ее за хвост и перебросил через забор…